Муж повел рукой. — На конный завод, хочу проверить, как там дела. Могу взять вас с собой, если вы уверены, что от этого вам не станет хуже. — Замечательно! — Я чуть не захлопала в ладоши. Сидеть сиднем в замке мне опостылело, так что прогулка казалась отличной идеей. — Я соберусь за пять минут. — Можете не торопиться, — одобрительно хмыкнул барон, приглаживая ладонью светлые вихры. — Во всяком случае, полчаса у нас есть. — Чудесно! — Этим утром из меня рвались сплошь восторженные эпитеты. — Кстати, пока не забыла. Вот, ознакомьтесь! Барон взял из моих рук несколько помятый (неудобно писать в постели!) листок, вчитался… и лицо его медленно залилось краской. — Маргарита, — сдавленно пробормотал он, не поднимая глаз. — Зачем вам… это? — Для исследований, — пожала плечами я. — Должна же я составить полную картину. — Для этого вам нужно знать, во сколько я, кхе-кхе, начал половую жизнь и бывает ли у меня эрекция по утрам?! Бедный барон то краснел, то бледнел, то снова заливался румянцем. На меня он старательно не смотрел. — Вы думаете, я сама этого не узнаю, если мы все же останемся в браке? — поинтересовалась я с иронией. — Супруги ведь обычно спят вместе. Он мотнул головой. — Маргарита, муж навещает жену ночью, после чего уходит в свою спальню. Так принято. О, какие любопытные подробности выясняются. Позавчера в башне он был куда более раскованным! Хотя да, это ведь было ночью. Интересно, кто выдумал такую чушь? Наверняка это козни свекрови… или нет? Вдруг у аристократов это действительно в порядке вещей? — Вы обещали помочь мне с докторской, — прибегла я к куда более безопасному аргументу. — Так что будьте добры, ответьте. Можно письменно. В душе Фицуильяма явно боролись смущение и баронская гордость, не позволявшая нарушить слово. — Хорошо, попозже… — Спасибо! — Я улыбнулась ему и вышла, успев заметить, как он отбросил бумажку, словно ядовитую змею. К моменту, когда мы выехали из замка, Фицуильям уже взял себя в руки и о неловких моментах не заговаривал. Он усадил меня перед собой и пустил кобылку рысью. Разговаривать на скаку было неудобно, так что мы просто наслаждались свободой и чудесным днем. Теплый ветерок шевелил волосы, солнце ласково гладило кожу, цветущие луга радовали глаз. Ехать пришлось недолго, завод располагался в пределах имения. Барон уверенно свернул направо от шоссе, грунтовая дорога привела нас к высокому забору из красного кирпича, над которым виднелись красные же черепичные крыши. Фицуильям спешился и повел коня в поводу. За воротами к нам со звонким лаем бросились собаки — целая свора, от щенков до взрослых псов. Как на подбор, беспородные дворняги, но выглядели они сытыми и ухоженными. Я испуганно поджала ноги, хотя агрессии собаки не проявляли, напротив, ластились и виляли хвостами. — Не бойтесь, — успокоил меня барон, потрепав по загривку самого крупного мохнатого пса. — Они не тронут. — Это успокаивает, — пробормотала я, все же с некоторой опаской наблюдая за животными. Поэтому не сразу увидела двоих работников, вышедших нам навстречу. — Ну-ну, будет уже! — прикрикнул один из них на резвящихся псов. — Пошли, марш отсюда! Второй поманил свору за собой свертком, пахнущим копченым мясом. Собаки оставили нас в покое и дружно рванули за кормильцем. Ссадив меня на землю, барон препоручил лошадку заботам конюха, а сам представил меня управляющему, огненно-рыжему мужчине с бородой, руками-лопатами и неожиданно хитрыми глазами. — Счастлив познакомиться, миледи, — глубоко поклонился он. — Вы покататься хотите или погулять? — Я сам проведу экскурсию для жены, — не дав мне ответить ни слова, вмешался Фицуильям. — Делами займемся позже. — Как скажете, ваша милость. — Управляющий поклонился и, кликнув работников, начал вполголоса их чихвостить за какой-то выгон. — Пойдемте? — неуверенно спросил барон, подав мне руку. — Простите, тут нет смирных лошадок… — Вам неловко демонстрировать, что ваша жена совсем не умеет ездить верхом, — закончила я понятливо. — Не переживайте, Фицуильям, я не горю желанием кататься. Давайте пройдемся. Начали мы с луга, огороженного по краям бревнами, где гуляли и пощипывали травку лошади. Тут кипела работа. Некоторых деловито куда-то вели под уздцы, других чистили и расчесывали им гривы, третьих терпеливо обучали каким-то премудростям на посыпанной песком арене. Потом мы заглянули в конюшни, где оглушительно пахло конским потом и сеном. Поначалу барон извинялся за неприятные для леди запахи, навоз и прочие прелести животноводства, потом, видя, что я не собираюсь падать в обморок, пообвыкся и даже увлекся. Я с удовольствием глазела по сторонам, краем уха внимая рассказам мужа, и украдкой посматривала на его оживленное порозовевшее лицо. Впервые я видела барона таким счастливым. Тут он был в своей стихии, и, хотя коневодство мало меня занимало, слушать Фицуильяма было интересно. Он рассуждал об идеальном аллюре, однотонном окрасе и племенном разведении, с гордостью показывал закупленный недавно перспективный молодняк и рассуждал о лицензировании полукровок… Было очевидно, что лошадьми он действительно увлечен. Барон всем сердцем болел за своих лошадей, знал всех их предков, с легкостью сыпал названиями и признаками пород. Прогулка вышла приятной и занимательной, и настроение у меня было превосходным. Под конец разговора Фицуильям пожаловался со вздохом: — Никак не удается получить от Персеуса качественное потомство. Видимо, придется попробовать скрестить его с ганноверскими кобылками. Я погладила бархатный нос коня и предложила от души: — Если хотите, я могу взглянуть на карты породы или что там у вас есть? Конечно, с ходу не разберусь, но, думаю, выявить закономерности наследования признаков породы будет не так уж трудно. На сияющее лицо барона словно легло облачко. — Маргарита, дорогая, — он слегка сжал мой локоть, — я ценю ваше предложение, но вы уверены, что хотите взвалить на себя еще и это? Я уже давно над этим работаю, вряд ли у вас будет столько времени… Кстати, хотите посмотреть на жеребят? — С удовольствием, — ответила я после паузы, чувствуя досаду и мучительную неловкость. Не первое в моей жизни «не суйте нос, куда не надо» и вряд ли последнее. Навязываться я не стану. Отказ Фицуильяма несколько омрачил впечатления от прогулки. Видимо чувствуя это, барон повел меня в загон с жеребятами, где держали как совсем крошечных, жмущихся к матерям и еще неуверенно стоящих на тонких ножках сеголеток, так и уже подросших и окрепших. — Близко лучше не подходить, — удержал меня Фицуильям, когда я хотела погладить крошечного жеребенка. — Вас лошади не знают, могут испугаться. — Понятно, извините. — Я убрала руки за спину и для верности сцепила в замок. Фицуильям вздохнул. — Не обижайтесь. Хотите, я подарю вам кобылку? Ответить я не успела. Нас бесцеремонно прервал подбежавший управляющий. Выглядел он взмокшим и крайне взволнованным, барон тоже помрачнел, выслушав малопонятную мне тираду. — Проблемы? — спросила я тихо, когда управляющий, получив указания, покивал и рысью помчался выполнять. — Еще одно больное животное. — Фицуильям с досадой стукнул кулаком по стволу дерева. Я сочувственно коснулась его руки. Кулак барона покраснел, но боли он не замечал, слишком погруженный в невеселые мысли. — Я могу чем-то помочь? Барон мотнул головой. — Лучше поезжайте домой. Я позвоню, чтобы из замка прислали машину. Я лишь кивнула — мешаться под ногами не хотелось — и от души пожелала: — Удачи! Пришлось ждать, пока за мной приедут. Я не возражала, очень уж встревоженным выглядел Фицуильям. Когда во двор заехал знакомый темный автомобиль, барон все же пришел попрощаться. — Сожалею, что прогулку пришлось окончить так, — сказал он, сжав мою ладонь. — Все настолько плохо? — тихо спросила я, заглянув ему в лицо. Выглядел он смертельно бледным и за какой-то час заметно осунулся. Он неопределенно пожал плечами. — Пока сложно сказать. По-видимому, спасти… — Он запнулся и договорил явно не без внутреннего протеста: — Николь не удастся. Это моя лучшая племенная кобылка, ее даже не успели повязать. — Как жаль. — Я искренне огорчилась. — Удачи вам, Фицуильям. Надеюсь, все окажется не так страшно. Барон отрывисто кивнул и сказал водителю, почтительно ждущему в сторонке: — Майкл, за мою жену головой отвечаешь! — Да, сэр! — Парень вытянулся во фрунт. Даже вечную бесшабашную улыбку свою притушил, проникшись серьезностью ситуации.