Я кусала губы, едва себя сдерживая. Так хотелось нагрубить! И наконец понять, что я сделала не так, раз эта женщина выгоняет меня, не вполне оправившуюся после произошедшего. – Спасибо, господин Илис. – Леди сама проводила его до дверей. Когда в комнате повисла мрачная тишина, я подняла голову. Все-таки решилась задать вопрос. Больше десяти лет я молча принимала ее нелюбовь, но сейчас… Даже Корвин и Лукас начали относиться ко мне иначе, а она дистанцируется еще больше. – За что? – спросила, глядя ей в глаза. – Что я вам сделала? Мачеха поджала губы и толкнула дверь. Думала, оставит меня, не ответив, однако она вернулась в комнату, отдав приказ экономке: – Ката, не беспокоить нас. Я смотрела на мачеху и видела красивую, уверенную в себе женщину. Но до того холодную, будто вместо сердца у нее ледышка. – Алиса, – нараспев произнесла она. – Знаешь ли ты, девочка, что означает твое имя? – Благородная. – Благородная, – передразнили меня. – Элис – благородная, а твое имя – простонародная форма моего. Раньше я не задумывалась о подобном, но на уроках в пансионе, когда мы изучали древние имена, подбирая для будущих детей, я не придала значения тому, что меня и жену отца зовут одинаково. – Сайрион назвал тебя в честь меня. Он полагал, что благодаря этому я сумею принять дитя от чужой женщины. Я видела, как нелегко давались ей слова. Ею овладели злоба и гнев, но и невероятная боль отражалась в глазах. – О том, что ты должна войти в мой дом, я знала еще с твоего рождения. И тянула до последнего. «Почему?» – застряло в горле невысказанным вопросом. Я больше не хотела откровенности. Перекошенное от презрения и ненависти лицо мачехи не на шутку меня напугало. – Закон об эмани, закон о сохранении магии. – Плечи женщины подрагивали, казалось, еще чуть-чуть, и она упадет. – Ты и представить себе не можешь, каково это, когда ты должна молча делить своего мужа с другой. Но еще хуже, когда она может родить, а ты нет. Я бы с удовольствием вернула время назад и не начинала разговор. Так тягостно и неприятно было слушать. – Семь раз я была беременна до Кортина. Семь раз теряла ребенка в утробе. Я нестабильный маг. Была… Моя вера, больше самоуверенность, привела к этому. Я знала, что магия постоянно выходит из-под контроля, но она никогда не вредила окружающим, поэтому отец и не настаивал на отнятии дара. Сайрион тоже не считал нужным лишать меня силы. А я… Я не могла связать мои проблемы с магией и беременность. Дар убивал детей, не позволяя им появиться на свет. Ужас, охвативший меня, сложно передать словами. Боялась пошевелиться и дышать. Во мне проснулись жалость и чувство вины. Я напомнила ей о боли. – Когда у меня случился последний выкидыш, император вынудил Сайриона взять эмани. – Она горько усмехнулась. – Мы служили примером безграничной любви. Твой отец и я. О нас, как и об императоре с его супругой, говорили с завистью и восхищением. Мы были идеальны во всем: доверяли, понимали друг друга с полуслова. Гармония. Идиллия. – Мачеха вздохнула и положила руки на живот. Нежно провела по нему и вымученно улыбнулась. – Один миг, вот что отделяло меня от всеобщего восхваления до насмешек и презрения. «Такая же, как и все». Тебя, как и прочих «невест», обучали послушанию мужчине. В вас с детства вдалбливались покорность и принятие измен мужа. Но я не ты. Я верила, что наша любовь с Сайрионом преодолеет все трудности, что он никогда не посмотрит на другую женщину. «А разве так бывает?» В пансионе нам постоянно повторяли, что желание мужчины превыше всего. И благородной леди нельзя устраивать скандал из-за адюльтера. Обязанность жены – даровать мужу наследника, обязанность мужа – предотвратить появление бастардов. Только наследники от жены или эмани. – Да, я была свято уверена, что Сайрион воспротивится приказу императора. – Леди Элис замолчала и глубоко вдохнула. А затем охрипшим то ли от волнения, то ли от горечи голосом продолжила: – Не пожелаю никому той страшной ночи, которую я пережила. Первая ночь Аннабель и моего мужа. Ты поймешь, о чем я говорю, когда полюбишь. Сейчас для тебя ревность пустой звук. Я промолчала. Она права. Так сильно я никого не любила и очень надеюсь, что не полюблю. – Два года – ровно столько я добивалась, чтобы меня лишили магии. Это оказалось не так-то просто. За это время родился Ликар, но я не отчаивалась, хотя простить Сайриона не смогла до сих пор. Прошел еще год, и у меня получилось зачать ребенка. Сколько радости и муки было в моем положении! В восьмой раз потерять родную кровинку казалось самым страшным наказанием богов. Я неистово молилась, прося защитить крохотную жизнь во мне. И боги услышали, в мир пришел Кортин. Мачеха вздохнула и прислонилась к стене. У нее даже и мысли не возникло сесть подле меня на мягкий стул. – А за два дня до этого на свет появилась ты. Девочка, которая в будущем могла бы скрепить союз двух семей. Я знала, что Сайрион заберет тебя, даже если вторым ребенком рожу дочь. И в общине знали, что ты – признанная отцом, законная. Восемь лет я оттягивала момент твоего приезда. Восемь лет воображала себе, что ты уродина или ущербная и когда муж увидит тебя, немедленно отошлет обратно. Я ревновала к девочке, которая не виновата в своем рождении. – Я… – Молчи, – оборвала меня леди Миал. – Я не желаю тебе моей участи, Алиса. И сделаю все, чтобы ты не стала эмани. Но любить тебя – выше моих сил. Ты уже догадалась, что я ношу под сердцем дитя, и мне необходим покой. Этот дом так же твой, как и моих детей, но… – Я поняла вас. Я уеду. Сегодня же. – Спасибо, – облегченно выдохнула она. – Надеюсь, не нужно напоминать держать рот на замке? – Леди Элис, благодарна вам за откровенность, – я смотрела ей прямо в глаза, – и не доставлю хлопот. Мачеха кивнула и медленно пошла прочь из комнаты. Словно зачарованная, я наблюдала за ней и не могла понять, что же чувствую? Будто во сне, наблюдала за служанками, собиравшими меня в дорогу. Учитывая, что я жила в пансионе, сборы не заняли долгое время: практически все мои вещи и так находятся в альма-матер. Меня одели, снабдили предписаниями лекаря и вручили список необходимых зелий для скорейшего выздоровления. У двери маячили оба брата, но в комнату не заходили. – Все готово, – отчиталась служанка и посмотрела на них. Выходит, они не попрощаться пришли, а, наоборот, проследить за моим отъездом. – Идите, – приказал Кортин. Слуги вышли, оставляя нас наедине. – Алиса, не сердись на маму, – первым заговорил Лукас. – Я не сержусь, – пожала плечами. – Меня, наверное, заждались в пансионе. – Я бы хотел, чтобы ты осталась, – вздохнул Кортин. – Но мы скоро увидимся. – Не раньше чем через три дня, – улыбнулась ему, – а после да, я буду посещать мероприятия. – Так нечестно, – Лукас взъерошил свои волосы, – мне появляться на балах еще рано. Почти три недели ты не появишься дома. – По сравнению с пятью годами – это ничто. – Верно. Воцарилась тягостная тишина. – Идемте, нас уже заждались. – И я пошла прочь. Сложно было принимать таких братьев. Чудно и чуждо. Складывалось впечатление, что они действительно сожалеют о моем отъезде. И я просто не знала, как реагировать. Тяжело на что-то решиться, если внутренне не готов к переменам. Мне было проще с колючками-братьями. – Дай обниму, – вдруг потребовал Лукас, когда я проходила мимо, и тут же прижал меня к себе. – Прости. Я оцепенела. Мне не были противны его прикосновения, да и обнимал он меня не дольше пяти секунд. Только ощущения были странными. – Вы словно прощаетесь со мной, – произнесла, нервно поправив локон. – Навсегда. – Все может быть, – прошептал Кортин, но я услышала. – Тогда прощай, Лукас! – И шагнула из комнаты. Все-таки с Кортином мы еще встретимся на балах или в театре. Братья молчаливыми тенями проводили меня до кареты, стоявшей у ворот. – До свидания, Алиса, – сказал Лукас и захлопнул дверцу. Глава 11 Глядела на дорогу, а мысли возвращались к разговору с леди Элис. И если тогда я была шокирована откровенностью, то сейчас спокойно прокручивала в голове ее слова. Ненависть и иллюзии – вот мир, в котором живет эта женщина. Выбор, который сделала мачеха, не должен отразиться на мне. И пусть отец назвал меня в честь ее, я не она и такой, как леди Элис, не стану. Сложно представить, что должно произойти, чтобы я всей душой возненавидела ребенка, тем более от любимого мужчины. Разве это настоящая любовь? Вряд ли. Восемь лет до моего приезда леди взращивала в себе неприязнь и злобу. Маленькая девочка в моем лице ощутила их сполна. Какая мать будет стравливать своих детей между собой? Да, по официальным документам леди Элис значилась моей матерью. И тот факт, что придуманный ею мир рухнул, не служит оправданием для поступков главной женщины рода. Но возникает вопрос, на который леди не дала ответ. Зачем отец признал меня? Зачем пожелал ввести в свой дом? Получается, меня должны были забрать из общины сразу, а не через восемь лет. Не потому ли леди Аннабель, женщина, давшая мне жизнь, была ко мне холодна и равнодушна? Устало потерла виски. Могла ли моя мама заранее абстрагироваться от боли, которую принесла бы ей разлука? Но только правильно ли это? До?лжно ли так вести себя со своим ребенком, хоть и зная, что его отберут, а память о тебе сотрут навеки? Ослушаться приказа лорда Сайриона страшно, однако будь у моей матери капля любви ко мне, она бы в первые годы моей жизни в поместье рода Миал посылала краткую весточку о себе. Чтобы подбодрить «выброшенного в море» ребенка. Возможности у нее были. Я точно об этом знала, так как на двенадцатилетие получила весточку от старшего брата Ликара. Но я так сильно разволновалась, что письмо перехватил Лукас и отдал его отцу. Что там было написано, я так и не выяснила. Конечно, могло быть так, что мама передавала письма отцу, а тот не пожелал мне их показывать. Об этом я тоже думала, ведь послание Ликара он скрыл. Поэтому во мне еще теплилась надежда, что леди Аннабель хоть самую малость, но любила меня.