– А мы знаем, кто они? – поинтересовался Джар. – Агентство национальной безопасности, – предположил Кит в расчете на дешевый эффект. – Пожалуй, тебе стоит завести новую подружку! 16 Кембридж, летний триместр 2012 г. (продолжение) Я задумала пойти прямо в домик привратника, отметить у него свой уход с бала и отправиться к Джару. Я понимала, что поступаю неправильно – ни по отношению к Тиму, намерения которого были исключительно честными, насколько я могла судить, ни по отношению к Джару, который не нуждался в моем возвращении в свою жизнь в два часа ночи. Но я старалась жить и поступать искренне, пока могла. Не важно, как мало времени мне осталось. С Первого двора слетела всякая цивильность: двое парней с глумливыми шуточками качали над фонтаном шампанского податливое тело какой-то студентки. Пьяная девица уже давилась шипучим напитком, но все равно продолжала пить и при этом выгибала свою голову так, что ее груди вылезали из выреза платья наружу. За несколько шагов до домика привратника я наткнулась на Ника, которого в последний раз видела курящим кальян на пару с Фиби. С глазами, широко раскрытыми от страха, он выглядел обезумевшим. – Роза, ты не видала Фиби? Я нигде не могу ее найти. Я никогда не видела Ника таким взволнованным; мне и в голову не приходило, что он так сильно переживает за нее. – Где ты ее видел в последний раз? – спросила я, глядя на домик привратника. – Во Втором дворе. Она собиралась прогуляться в Саду студентов. Я хотел наполнить наши бокалы и попросил ее подождать. Но, когда я вернулся, она уже куда-то делась. Это было полчаса назад. – Она выглядела немного… – Ох, Роза! Сегодня вечером Фиби была сама не своя. Потеряла свой талисман. Все время нервничала и вздрагивала, словно страшилась чего-то. И то и дело отпускала какие-то странные замечания. Ты поможешь мне ее разыскать? Я не хотела возвращаться в Сад студентов и сталкиваться там с Тимом, но просто взять и уйти, оставив Ника в таком состоянии, тоже не могла. – Ладно, – сказала я, заметив, что ноги уже сами понесли меня назад. Как только мы с Ником вошли в Сад студентов, нам обоим сразу стало понятно: что-то случилось. В дальнем углу сада царила суматоха; мимо нас с Ником пробежали два охранника с портативными рациями. Вместе с группой других любопытных студентов мы последовали за ними. Как это странно, когда ты понимаешь, что произошло что-то ужасное еще до того, как получаешь эмпирические доказательства этому. Возможно, что-то витает в воздухе, возможно, это металлический привкус во рту. Гирлянды на ветвях деревьев над нами уже не казались игривыми и манящими; а жаровни вокруг вдруг как-то грозно накалились. У стены в самом конце сада – там, где не было фонарей, – собралась приличная толпа. Трава там вся была истоптана. Мы с Ником подходили все ближе, а люди, пришедшие раньше нас, расходились, зажимая рты руками. Паники не было; только оцепенелая тишина обволакивала сад, как тяжелый туман. Инстинктивно я потянулась к Нику и взяла его под руку. – О, Господи! Господи!» – беспрестанно шептал он. С того места, где мы остановились, я ничего не могла рассмотреть. Но Ник выдернул свою руку из моей и направился вперед, продираясь через толпу зевак и не обращая внимания на окрики охранника, уже разгонявшего собравшихся людей: «Все назад! Пожалуйста, отойдите назад!» А потом я увидела ее – на дереве слева от нас. Фиби с безвольно поникшей головой свисала с его нижней ветви. Она двигалась, но только потому, что один из охранников, схватив девушку за ноги, вокруг коленей, поддерживал ее тело, пытаясь ослабить веревку вокруг ее шеи. Я больше не могла выдержать это зрелище. Ник бросился помогать охраннику. Я расслышала, как он сказал: – Кто-нибудь, пожалуйста, вызовите «скорую»! Но было уже слишком поздно. И похоже, это понимали все – все, кроме Ника. Упав на колени, я стала молиться. Но никак не могла сосредоточиться – глаза вглядывались в лица вокруг. Молчание, неверие, слезы…. «Вот, как воспринимают это те, кто остается здесь», – подумалось мне. Я не хочу, чтобы моя собственная кончина походила на смерть Фиби, ломая жизни другим людям. Но у меня не осталось выбора. 17 – Вам приятно, когда вы видите Розу? – спросила Кирстен, сидя за своим столом. – Меня это расстраивает. Джар сидел на софе у окна в кабинете Кирстен на Харли-стрит, и их первая официальная утренняя консультация давалась ему нелегко. Вчерашний инцидент с его рабочим почтовым аккаунтом не на шутку встревожил Джара. После работы он пошел с Карлом кутнуть и выпил слишком много для вечера понедельника. И сейчас его глаза нестерпимо болели от дневного света. – Вы пытаетесь с ней заговаривать? – спросила Кирстен. – Когда я вижу ее? – Люди во время галлюцинаций обычно тянутся к своим любимым и пытаются вступить с ними в разговор. Это нормально. – Иногда, да, пытаюсь. – Вы можете мне рассказать об этом? Джар молчал, прислушиваясь к звукам на улице: тарахтящему гулу проезжающего мимо мопеда, затухающей полицейской сирене. У него не было времени обдумать то, что случилось на пирсе, когда Роза стояла на перекладинах ограждения. Джар прикрывает свои воспаленные глаза и мысленно переносится в другое время – когда он видел Розу у моря. – Я жил тогда у друга семьи в Клеггане[12], на побережье Коннемары[13]. Едва забрезжил рассвет, я пошел прогуляться к мысу Клегган-Хед, чтобы полюбоваться видом на залив и острова, вырастающие из моря словно гигантские кувшинки. Помню, что в какой-то момент почва под ногами стала топкой. Именно тогда я и увидел Розу своим боковым зрением. Она шла слева от меня, совсем рядом. Я решил не оборачиваться и не смотреть на нее, испугавшись, что она исчезнет. Мне было приятно, что она со мной. Да, приятно, я в этом уверен. С поминальной службы прошло всего несколько недель, и я все еще чувствовал острую, невыносимую боль. – Что вы ей сказали? – Роза заговорила первой, припомнив мне слова, сказанные вскоре после нашего знакомства в Кембридже. Я назвал себя «деревенщиной» – то есть, человеком, который не живет в Дублине и поведение которого выходит за рамки приличий. «Кульчи»[14]. Роза тогда рассмеялась, сказала, что раньше никогда не слышала такого выражения. – И что именно она произнесла? – Это было после того, как я поскользнулся в грязи. «Неуклюжая деревенщина! Кульчи! – пошутила Роза. – Тебе не надо было сюда переезжать!» – «Тогда бы мы никогда не встретились с тобой», – ответил я. После этого Роза не произнесла больше ни слова, хотя я и пытался продолжить с ней разговор. Помнится, я спросил тогда, что она думает о музыке, которую мы выбрали для ее поминальной службы. Мы вышли из церкви под песню «Как прекрасен этот мир». Воцарилась пауза. Джар слышал, как скребет по бумаге ручка Кирстен. И снова этот ее странный вдох. «Интересно, а занимаясь любовью, она тоже испускает такие звуки? Быть может, даже более громкие, более клокочущие?» – мелькает в голове у Джара. Воображение услужливо рисовало у него перед глазами пикантную картинку, но Джар отгонял ее, пытаясь изменить ход мыслей и полностью сосредоточиться на вопросах Кирстен. – А почему вы расстраиваетесь, когда видите ее? Джар снова молчал в ответ. Такое ощущение, будто его загнали в угол, как свидетеля защиты. – Может быть, потому что вы сознаете, что это всего лишь ваши видения, галлюцинации, не более того? Джар поневоле кивнул. Атмосфера в кабинете незаметно поменялась; последующая тишина уже больше не пугала его, а, скорее, располала к размышлению. «Такая у нее работа, – думал Джар, – подводить людей к той черте, когда они сами захотят раскрыться. Умное, сознательное манипулирование». Для того и коробка с бумажными носовыми платками у него под ногами. Джар снова слышал характерный вдох Кирстен – похоже, она собирается задать ему очередной вопрос. – Почему вы пришли сюда сегодня, Джар? Он чувствовал, как подрагивают его веки. Что он должен сказать ей на это? Что его жизнь разрушает вера в то, что Роза жива? Что их любовь была сильнее зова моря? Что вроде бы очевидное самоубийство Розы никак не вяжется с ее характером? Что он все еще слишком много пьет и подозревает, что за ним повсюду следят? Что он превратился в циничное, измученное подобие человека, изнуренного нелюбимой работой и губящего свой некогда многообещающий талант составлять связные предложения? Или он должен признаться в том, что радуется возможности посвящать час в неделю разговорам о любимой? (Пусть и с женщиной постарше, но Розе такое бы не понравилось – Джар это знал: она всегда настороженно относилась к крашеным блондинкам.) Карл поначалу терпеливо выслушивал его, но Джар прекрасно видел, что его другу уже порядком поднадоели подобные разговоры, и не винил его за это. Эми пока слушает. Как и отец. Но Джар чувствовал себя виноватым всякий раз, когда поминал в разговоре Розу; его родители слишком старые, чтобы волноваться из-за взрослого сыночка. А вот у Кирстен работа такая – слушать. – Разговоры о ней помогают сохранить воспоминания яркими и живыми, – наконец подобрал ответ Джар. – И надежду на то, что Роза тоже жива? Джар ничего не ответил. – Буду с вами откровенна, Джар, – произнесла Кирстен. – Никто из тех, с кем я беседовала по поводу галлюцинаций после потери близкого человека, не верит, что их любимый или любимая все еще живы. Они считают свои видения чем-то вроде эфирных форм, инверсионных следов, оставленных в небе. Где он раньше слышал это выражение? – Вы подразумеваете под видением привидение? Нет, в моем случае это был не призрак. Скрип авторучки отвлек Джара: «Интересно, какой у Кирстен почерк? Наверняка, округлый, аккуратный, правильный». Но эта мысль быстро унеслась. И он снова напряг память: «Где же я все-таки слышал это выражение?» – Не хочу показаться вам бестактной или бесчувственной… Но я хочу вам задать один очень прямой вопрос. И ответ на него мне нужен односложный – первое, что придет вам на ум. – Валяйте! «Вот и Зигмунд», – подумал Джар. – Что бы вы ощутили, если бы тело Розы нашлось? Он был вынужден взять паузу. Несмотря на предупреждение, вопрос Кирстен привел его в смятение. – Подозрительность, – проговорил Джар тихим, но твердым голосом. Они молча смотрели друг на друга. А затем, отодвинув кресло, Кирстен встала, чтобы присесть на софе рядом с Джаром. – Простите меня, – сказала она, притрагиваясь своей рукой к его предплечью. Кирстен не флиртовала, но Джар не был готов к той интимности, что неизбежно возникла между ними, когда ее лицо оказалось так близко с его лицом и его ноздри уловили тонкий цитрусовый аромат, исходящий от ее кожи. Кирстен натянула подол юбки («более короткой, чем вчера?») на колени и положила на него свой блокнот.