Оказавшись во дворе, Кристофер глубоко вздохнул. Потом заметил эсэсовцев на крыше здания. Офицеры ушли. Оставшиеся люди несли металлические канистры, на них были противогазы. У Кристофера в жилах похолодела кровь. Они не могут, не теперь, не после тех слов. Он поборол желание забежать обратно внутрь, предупредить узников. Теперь он уже ничего не сделает. Того, что скоро случится, не изменить. Его охватил ужас. Он огляделся, чтобы убедиться, что его никто не видит. Эсэсовцы продолжали привычное дело, в противогазах они напоминали насекомых, жужжащих на крыше, словно трутни. Они снимали крышки с узких металлических труб на крыше крематория и выливали туда содержимое канистр. Потом послышались крики — хор сотен отдельных голосов не могли сдержать слои кирпича и бетона. Во двор вернулись грузовики. Водители завели моторы, набирая обороты в надежде заглушить вопли. Но Кристофер все равно их слышал. Мимо него с улыбкой прошел эсэсовец. — Наверное, вода слишком горячая, — заметил он. — Евреям не нравится. Эсэсовец пошел дальше, но Кристофер не мог сдвинуться с места. Ему понадобилось столько усилий, чтобы сдержаться, что онемело все тело. Он чувствовал униформу, словно вторую кожу, и провел ладонями по рукавам. Он опустил голову к груди, фуражка упала. Крики продолжались, но начали стихать. Он пытался думать о Джерси, о Ребекке, об их первой встрече, о чем угодно, лишь бы не об этом. Он задавался вопросом, не опоздал ли, не погибла ли она, как эти люди. Если она умерла, что ему делать здесь, в этом месте? Глава 3 Остров Джерси, июнь 1924 Кажется, он встретил ее в первую же неделю или даже в первый день своей жизни на острове. Отец Кристофера остался дома, с дядей Ули, который приехал с ними из Германии, чтобы помочь с переездом. Александра спала наверху. Кристофер распахнул входную дверь и побежал по тропинке, которая вскоре привела его на пляж, к морю. Он поднял гладкий серый камень и забросил в голубую воду, далеко, насколько смог. Потом поднял еще один и побежал к чайкам, отдыхавшим на берегу. Он бросил в них камень и наблюдал, как они взлетают и парят в небе. Потом сел на скалу, согнав птиц, и принялся перекатывать гальку из ладони в ладонь, прислушиваясь к ее стуку. В тот день светило жаркое солнце, и зеленые фланелевые шорты казались очень теплыми. Он легко освободился от носков и ботинок и зашел в мелкую воду. Отец запретил ему плавать одному, и, хотя Кристоферу больше всего на свете хотелось забежать в море, он подчинился. Он смотрел на свои большие пальцы сквозь прибой и чувствовал, как у лодыжек плещется вода. Вдалеке виднелась огромная полоса суши — Франция, до нее было меньше тридцати километров. Так сказал ему отец. Сначала Кристофер не понял, что это за звук — он раздавался из-за ограды через дорогу, идущую вдоль пляжа. Он натянул на влажные ноги носки, залез в ботинки и побежал по пляжу в сторону плача. Приблизившись, он убедился, что это котенок, и задумался, позволит ли отец его оставить. Серая дорога вдоль пляжа была грубой и неухоженной. Параллельно ей шла невысокая зеленая изгородь. Кристофер посмотрел по сторонам, убедившись, что нет машин. Подождал для верности несколько секунд и перебежал дорогу на звук плача. Заговорил на немецком, но потом опомнился. Отец велел ему говорить по-английски, на языке его матери, которая здесь выросла. Он заговорил шепотом, едва слыша собственный голос. Плач прекратился. Кристофер снова подал голос и услышал шорох в кустах, прямо напротив него. Кусты были слишком высокие, чтобы за них заглянуть. Он перелез через изгородь и повалился на траву. Это был не котенок. Плакала девочка, спрятав лицо в ладони и содрогаясь от рыданий. У нее на щеке был огромный синяк. Несколько секунд Кристофер простоял молча, не решаясь заговорить по-английски, но наконец спросил: — Почему ты плачешь? Она вжала голову в колени. Он заранее строил фразы, слыша в голове материнский голос. — Меня зовут Кристофер. Мне шесть. Сколько тебе лет? — Тоже шесть, — раздался тоненький голосок из-под сложенных рук и темно-русых волос. — Меня зовут Ребекка. — Что ты делаешь здесь, одна? — Ты пойдешь со мной? — Не знаю… Может быть. Похоже, этого ей было вполне достаточно — Ребекка встала и взяла его за руку. Метрах в ста стоял маленький домик. Она сделала в его сторону несколько шагов и замерла. — Куда пойдем? — спросила она. Кристофер пытался придумать, глядя ей в глаза. Он не знал здесь никаких мест, кроме собственного дома и пляжа. Он повел Ребекку через дырку в изгороди, а потом через дорогу, убедившись, что там никого нет. Они побежали вниз, к морю. Она спросила, куда они идут. Он не ответил — он просто бежал, сжимая руку Ребекки. Они подошли к кромке воды, и он повернулся к ней. — Что у тебя с лицом? — спросил он. Она не ответила. Подняла гальку и бросила в воду. Кристофер начал искать камни, чтобы запустить их, как учил дядя Ули. Подобрал несколько плоских, провел по ним пальцами, представляя, как они будут прыгать по воде. — Ты когда-нибудь пускала блинчики? — Нет. Вроде бы. — Держи. — Он вложил камень в ее руку и направил ее параллельно поверхности воды. — Попытайся бросить его так, чтобы он лег на воду, и тогда он начнет прыгать. Ребекка замахнулась. Камень не пролетел и метра, упав в прибрежную пену. Он вложил ей в ладонь еще один камень. Она снова его бросила, и случилось то же самое. Совершенно спокойно он дал ей еще один, и потом еще, а потом пошел искать другие, пока в полосу прибоя не прилетело около тридцати камней. — Здорово, правда? — сказала она. Они играли на пляже около часа, когда он услышал голос отца. Он велел девочке спрятаться, пообещав вернуться за ней через несколько минут, и она убежала за скалы. Голос становился все ближе, и вскоре появился знакомый силуэт отца. Тот позвал Кристофера ужинать и сразу повернул обратно. Раньше он мог погнаться за ним по пляжу и со смехом отнести домой на плечах, но больше он никогда так не делал — с тех пор, как умерла мама Кристофера. Ребекка выглянула из своего убежища, наблюдая за Кристофером. Он шел за отцом, замедляясь с каждым шагом. Когда отец ушел достаточно далеко вперед, он побежал обратно к Ребекке. — Пойдем со мной, — он протянул ей руку. — Не беспокойся, тебя никто не обидит. Когда он пришел, ужин стоял на столе. Дядя Ули поднял его и усадил между собой и Александрой. Отец на него не посмотрел, уставившись на тарелку с едой перед собой. За ужином они говорили по-немецки, хотя отец хотел, чтобы они начали постоянно говорить по-английски. — Как провел день на пляже? — спросил дядя Ули. — Тебя не было довольно долго. — Хорошо. — А мы провели день очень продуктивно, красили дом. Да, Стефан? — Да, — ответил отец Кристофера. Дядя Ули потянулся к Александре и потрепал ее по щеке, но никто не заговорил. Несколько секунд они ели молча, но потом наверху послышался грохот. — Что это было? — спросил отец Кристофера. — Кристофер, ты не знаешь, в чем дело? — Не знаю, — пожал плечами Кристофер, уткнувшись в тарелку. У них над головой послышался еще один удар, а потом тихие шаги. — Кристофер, ты ничего не хочешь нам рассказать? — спросил дядя Ули. — Ты что, принес домой кошку? Кажется, в прошлый раз отец все тебе объяснил. — Нет, нет. Там ничего нет. Это просто ветер. — Просмотрим, — сказал отец, отодвигая стул. — Пошли. И тебе следует надеяться, что это ветер, после всех неприятностей, что ты мне недавно устроил. — Нет, отец, нет. Там ничего нет. Может, закончим ужин? Отец схватил Кристофера за руку и стащил со стула. Ули что-то сказал, но брат не обратил внимания. Александра последовала за всеми из кухни, шлепая по полу и отшлифованным ступеням. Наверху раздался очередной грохот, и Александра рассмеялась. Кристофер попытался освободиться, но отец крепко держал его. Отец втащил его по ступеням вверх и направился прямо к двери его комнаты, распахнув ее с громким скрипом. Она сидела на полу, прямо посередине. У девочки на шее висели жемчужные бусы матери Кристофера, а одна из шляп почти полностью закрывала ей глаза. Увидев ее, Кристофер состроил гримасу. Он велел ей сидеть в шкафу, пока он не вернется. Но она вылезла и опрокинула графин с водой, стоявший на столике у кровати. У них за спиной хохотал дядя Ули, но отцу явно было не до смеха. — Кто это, Кристофер? — спросил он по-английски. — Моя подруга, Ребекка. — А где Ребекка живет? — Не знаю. Отец Кристофера отпустил руку сына и наклонился к маленькой девочке, сидевшей на полу в шляпе и бусах его покойной жены. — Ты поранилась? — спросил он, потянувшись к красновато-коричневому ушибу у нее на лице. Она не ответила. — Где ты живешь, Ребекка? Она сняла шляпу и показала в окно. Отец Кристофера взял шляпу и помог ей снять с шеи жемчужные бусы. — Ты живешь там, да? Далеко отсюда? Девочка медленно покачала головой и встала. — Твои родители знают, что ты здесь? — Девочка снова покачала головой… — Не думаешь, что они могут беспокоиться? — Нет. — Разумеется, они волнуются, — возразил отец Кристофера и провел рукой по волосам, но она встала и подошла к окну. Кристофер знал, что отец это просто так не оставит, какой бы милой ни была девочка. — Ты голодная? — спросил Стефан через несколько секунд. — Хочешь поесть? Ребекка кивнула с печальным видом. Почему она не могла остаться в шкафу? Теперь расстраиваться поздно. Ее планам сбежать из дома пришел конец. Дядя Ули повел всех обратно вниз. Отец Кристофера пытался узнать, где живет Ребекка и кто там есть, но она продолжала молчать. Он поставил для нее стул, и они снова сели ужинать. Первым заговорил дядя Ули, снова с улыбкой: — Кристофер, где ты познакомился с новой подружкой? Почему она пришла к нам в гости? Кристофер тыкал вилкой в картофелины на тарелке. Как он мог рассказать, что Ребекка пыталась убежать и он просто хотел ей помочь? — Я познакомился с ней возле пляжа. Она плакала, и я подумал, что ей нужна помощь. — Притащить ее к себе домой и спрятать в шкафу — это не помощь, — заметил отец Кристофера. Дядя Ули снова рассмеялся. — Ули, тише. Вообще-то я разговариваю с сыном. Он сердито глянул на младшего брата. Ули продолжал смеяться, но прикрыл рот рукой. Отец Кристофера покачал головой и снова переключил внимание на сына, который, похоже, пытался соскользнуть под стол. — Где живет эта маленькая девочка? Что у нее с лицом?