— Верно. Только тут есть одна проблема. Если я начну истолковывать эти картины, то мои слова, скорее всего, в гораздо большей степени будут отражением моего собственного, а вовсе не ее внутреннего мира. И все же несмотря на то, что теперь никто не верит в пятна Роршаха, почему бы и нет? Посмотрим-ка… Что ж, картины довольно мрачные. Тем не менее автор скорее озлоблен, чем подавлен. Да, и одна из них, по всей видимости, не закончена. — А может, так и надо, может, все они именно в нынешнем виде создают эффект некой целостности? — С чего ты это взял? — Не знаю. Может, потому, что свет каждого из рожков торшера падает строго на одну из картин. Тебе так не кажется? — Хм. — Эуне в задумчивости прижал палец к губам. — А ведь ты, пожалуй, прав. Да, точно прав. И знаешь, что из этого следует, Харри? — Ну-у, нет. — Извини за выражение, по-моему — ни хрена! Это все, что тебе было от меня нужно? — Да. А, или вот еще такая мелочь, раз уж ты сам художник. Видишь, палитра стоит слева от мольберта. Это ведь неудобно, а? — Точно, если только художник не левша. — Понятно. Ладно, пойду помогу Халворсену. Не знаю, как тебя и благодарить, Эуне. — Пустяки. Просто припишу себе лишний часок, когда буду выставлять вам счет в следующий раз. Халворсен уже успел отработать спальню. — Немного же у нее было вещичек, — заметил он. — Такое впечатление, что проводишь обыск чуть ли не в гостиничном номере. Одежда, туалетные принадлежности, утюг, полотенца, постельное белье и тому подобное. Никаких тебе семейных фотографий, писем или иных личных бумаг. Часом позже Харри и сам имел возможность убедиться в правоте Халворсена. Они прошерстили всю квартиру и вернулись в спальню, так и не найдя ничего — ни единого счета за телефон, ни даже банковской квитанции. — Очень странно, — резюмировал Халворсен, присаживаясь на письменный стол рядом с Харри. — Должно быть, она сделала уборку. Видно, уходя, решила прихватить с собой все личное, ну, ты понимаешь. — Понимаю. А лэптопа ты тут нигде не встречал? — Лэптопа? — Ноутбука, портативного компьютера? — А с чего это вдруг? — Видишь след вот тут, на деревяшке? — Харри показал на белесый четырехугольник на крышке стола как раз между ними. — Похоже, здесь стоял лэптоп, который потом отсюда забрали. — Ты так думаешь? Харри ощутил на себе испытующий взгляд Халворсена. Некоторое время они постояли на улице, разглядывая окна ее квартиры — темные квадраты на бледно-желтом фоне дома. Харри закурил помятую, чуть не в гармошку сложенную сигарету, которую нашел во внутреннем кармане плаща. — Чудно это как-то с ее родней, — сказал Халворсен; — Ты о чем? — Разве Мёллер тебе не рассказывал? Они не нашли ни ее родителей, ни сестер, ни братьев — только дядьку, который, кстати, сидит. Мёллеру самому пришлось звонить в похоронное бюро, чтобы они приехали и забрали несчастную. Как будто в самой смерти мало одиночества. — Да уж. Что за похоронное бюро? — Сандеманна, — отвечал Халворсен. — Дядька настоял, чтобы ее кремировали. Харри сделал глубокую затяжку и проследил за тающим облачком дыма. Конец процесса, который был начат крестьянином, бросившим табачное семя в перепаханное поле где-то в далекой Мексике. Через четыре месяца семя превратилось в зеленое растение высотой в человеческий рост, спустя еще два его убрали, срезали листья, высушили, отсортировали, упаковали их и отослали на одну из фабрик Р. Дж. Рейнольдса во Флориде или Техасе, где в конце концов табачные листья превратились в сигареты «кэмел» с фильтром в вакуумной упаковке. Желтые пачки «кэмела» запечатали в картонные ящики и погрузили на корабль, плывущий в Европу. И вот спустя восемь месяцев частица этого когда-то зеленого, согретого мексиканским солнцем листа вываливается из пачки и застревает в кармане плаща некоего алкаша, когда он оступается на лестнице или выходит из такси, а может, когда использует этот плащ как одеяло, не сумев или просто не решившись открыть дверь собственной спальни из страха перед прячущимися под кроватью чудовищами. Когда же он наконец находит смятую и облепленную соринками сигарету, он сует ее в рот, из которого несет перегаром, и подносит зажигалку к другому концу. На какой-то миг высушенный и измельченный табачный лист проникает в легкие, доставляя их обладателю подлинное наслаждение, а затем вырывается наружу, обретая долгожданную свободу. Свободу раствориться в воздухе, развеяться, стать ничем. И сразу же быть забытым. Халворсен пару раз осторожно кашлянул: — А как ты догадался, что она заказывала эти ключи именно в мастерской на Вибес-гате? Отбросив окурок, Харри поплотнее запахнул плащ. — Похоже, Эуне был прав, — сказал он. — Будет дождь. Если ты прямо в Управление, то я с тобой. — Харри, ведь в Осло наверняка не одна сотня таких мастерских. — М-м. Я позвонил заместителю председателя жилтоварищества, Кнуту Арне Рингнесу. Славный малый. Он сказал, что они вот уже лет двадцать пользуются услугами именно этой мастерской. Ну что, погнали? — Хорошо, что ты пришел, — сказала Беате Лённ, когда Харри открыл дверь «Камеры пыток». — Я тут вчера кое-что обнаружила. Вот, взгляни. — Она перемотала пленку немного назад и нажала на «паузу». На экране появился подрагивающий кадр: крупный план лица Стине Гретте, обращенного к одетому в маску грабителю. — Я увеличила часть кадра, чтобы взять лицо Стине как можно крупнее. — И зачем это тебе? — поинтересовался Харри, плюхаясь на стул. — Если взглянуть на счетчик, получается, что это было за восемь секунд до того, как Забойщик выстрелил… — Забойщик? Девушка смущенно улыбнулась: — Это я так его называю, ну, просто для себя. У моего дедушки был хутор, ну и я… — А где? — Валле в Стенсдалене. — И там ты видела, как забивают скотину? — Да. — Тон, каким это было сказано, ясно свидетельствовал, что она не намерена развивать данную тему. Беате нажала на кнопку замедленного воспроизведения, и лицо Стине Гретте ожило. Харри было видно, как глаза ее медленно моргают, а губы шевелятся. Он уже приготовился было к выстрелу, когда Беате внезапно выключила запись. — Видел? — заметно волнуясь, спросила она. Понадобилось несколько секунд, прежде чем Харри понял, что именно она имеет в виду. — Она говорит! — наконец воскликнул он. — Она сказала что-то прямо перед тем, как он ее застрелил! Но ведь ничего не слышно! — Это потому, что она шепчет. — Как же я раньше не обратил внимания?! Но зачем? И что именно она говорит? — Надеюсь, скоро узнаем. Я связалась со специалистом по чтению по губам из Центра глухонемых. Он уже едет. — Прекрасно. Беате посмотрела на часы. Закусив нижнюю губу, Харри набрал в легкие побольше воздуха и тихо начал: — Видишь ли, Беате… Он заметил, как девушка замерла, стоило ему только произнести ее имя. — Когда-то у меня была напарница, Эллен Йельтен. — Я знаю, — быстро сказала она. — Ее убили у Акерсельвы. — Да. Когда мы с ней раскручивали дело, то обычно использовали разные приемы, чтобы извлечь информацию, застрявшую в подсознании. Вроде ассоциативных игр, когда пишешь на листочках по нескольку слов, ну и так далее. — Харри смущенно улыбнулся. — Знаю, звучит это не особенно убедительно, но временами все же приносило результаты. Я тут подумал, мы могли бы и с тобой это попробовать. — Что именно? Харри вновь пришло в голову, насколько увереннее держится Беате, когда они изучают видеозапись либо разглядывают экран компьютера. Сейчас же она смотрела на него так, будто он только что предложил сыграть в покер на раздевание. — Мне бы хотелось знать, что ты испытываешь, когда думаешь об этом деле, — пояснил он. Она неуверенно улыбнулась: — Чувства, ощущения… — Да забудь ты хоть на секунду о холодных фактах. — Харри подался вперед на своем стуле. — Перестань быть пай-девочкой. Не надо придумывать никаких обоснований того, что говоришь. Просто расскажи о том, что нутром чувствуешь, когда думаешь об этом деле. Несколько мгновений она сидела, уставившись в стол. Харри терпеливо ждал. Затем она подняла глаза и в упор посмотрела на него: — По-моему, это так называемая гостевая победа. — Гостевая победа? — Ну да, победа на чужом поле. Одно из тех пятидесяти процентов преступлений, которые мы никогда не сумеем раскрыть. — Понятно. И почему же? — Элементарная арифметика. Если вспомнить обо всех тех идиотах, которых нам не удалось задержать, то у такого человека, как Забойщик, который прекрасно все продумал и, вероятно, имеет кое-какое представление о методах нашей работы, относительно неплохие шансы, согласись.