— Кто говорит о маньяке? — встрепенулась Алла. — Серия — еще не значит маньяк, вам ли не знать! Одна из женщин умерла от потери крови, что может указывать на непрофессионально сделанный аборт. Еще одна также прошла через эту процедуру, однако не она стала причиной смерти. Третья погибла в результате падения с высоты собственного роста и удара об угол какой-то мебели — скорее всего, стола. Всех троих связывает беременность, но я не торопилась бы с выводами: Питер — чертовски большой город, и в нем полно изуверов, способных на самые жуткие преступления! Только дочь телеведущей и Гуревич умерли недалеко друг от друга, но это может быть простым совпадением. С другой стороны, данный факт может оказаться зацепкой. — Если кто-то промышляет нелегальными абортами, то жертвы должны быть связаны территориально. Одна женская консультация, одна клиника, так? — Не обязательно, — возразила Алла. — Во-первых, как вы сами сказали, аборты, скорее всего, были сделаны нелегально. Кто, спрашивается, в таких случаях действует через официальную женскую консультацию? — Но они хотя бы жить должны поблизости! — Не факт. Как женщина, говорю вам, что, возникни такая необходимость, я попыталась бы найти клинику подальше от места, где живу. Сами подумайте: женщина по какой-то причине не может позволить себе родить. К примеру, она слишком молода, живет с родителями и боится признаться… — Как вторая жертва, — кивнул Антон. — Ей всего шестнадцать — девчонка! — Или, скажем, она замужем, а беременна от любовника. Или уже имеет детей, которых с трудом в состоянии прокормить. У женщин есть друзья, знакомые, родственники, а значит, существует шанс, что кто-то их увидит. Этого нельзя допустить, поэтому территориальный признак не срабатывает. К тому же не забывайте, что только двое подверглись аборту. — И что же делать? — Ждать вскрытия и отчета судмедэксперта. А еще выяснять подноготную погибших. Пока дела не объединили в одно, они расследовались ни шатко ни валко, но теперь все иначе. Узнайте все о жертвах, опросите родственников, найдите возможных отцов нерожденных детей… Что-то же должно у них быть общее? Шеин ничего не ответил, а про себя подумал, что СК не имел бы к случившемуся отношения, не окажись одна из жертв дочкой телезвезды. Она ведет рейтинговое политическое шоу по государственному каналу и имеет большие связи. Так и вышло, что тут тебе и серия, и руководитель Первого следственного отдела Первого управления по расследованию особо важных дел Суркова. И он, Антон Шеин, со своей бригадой. * * * Мономах открыл дверь кабинета и с облегчением приземлился в свое старое, но такое удобное кресло. Рабочий день окончен, и он может с чистой совестью отправляться домой, к преданно ожидающему его возвращения Жуку. Проверив телефон, он увидел девять пропущенных звонков и сообщение от Гурнова, зава патологоанатомическим отделением. Что за срочность заставила Ивана названивать столько раз? Мономах уже намеревался открыть сообщение, когда раздался стук в дверь. За годы работы заведующим отделением он научился определять визитеров по тому, как они стучат. Пациенты в большинстве своем делали это тихо и нерешительно. Родственники пациентов — требовательно и настойчиво. Коллеги — по-деловому, коротко и громко. Сейчас Мономах не смог определить, к какой категории относится человек по другую сторону двери. Возможно, дело в усталости? — Войдите! — крикнул он. Дверь отворилась, и на пороге возник незнакомый мужчина. Родственник пациента? Хотя вряд ли — уж слишком официально одет. — Владимир Всеволодович Князев? — уточнил незнакомец. А кого он ожидал увидеть за столом личного кабинета зава ТОН, специализированного травматолого-ортопедическо-нейрохирургического отделения? — Это я, — ответил Мономах. — А вы? — Олег Витальевич Мартынюк, старший оперуполномоченный Выборгского РУВД, — представился вновь прибывший. — Что-то я не понимаю… — Это ваша визитка, Владимир Всеволодович? — Вместо объяснения Мартынюк протянул ему белый прямоугольник. — Ну да, моя — там так и написано, — подтвердил Мономах. — Верно. Только там не написано, как ваша карточка оказалась у жертвы преступления. — Преступ… погодите, кого убили? — С чего вы взяли, что убили? — Вы же сказали: «жертвы»! — Понятно, — поджав губы, кивнул Мартынюк. Несмотря на то что Мономах не ощущал за собой вины, он почувствовал, что во рту внезапно пересохло. Почему в присутствии представителя органов рядовые граждане теряются и начинают вспоминать грехи, большие и малые, которые могли привести к неожиданному визиту? Будто бы чувство вины изначально заложено в человеке и тихонько дремлет в глубине организма в ожидании как раз такого момента! — Простите, что вам понятно? — поинтересовался Мономах. — Кем вам приходится Яна Романовна Четыркина? — вновь оставив вопрос без ответа, спросил Мартынюк. — Кто? — Так зовут жертву. — Впервые слышу это имя. Она пациентка? — Вам лучше знать. — Знаете что, господин… старший оперуполномоченный, — Мономах уже забыл имя-отчество незваного гостя, — я попрошу вас выражаться яснее. Какое отношение эта ваша Четыркина имеет ко мне? Если она пациентка, то не моя, иначе я бы знал. Кого-то из моих врачей? Если так, то из вновь поступивших, иначе, опять же, я бы… — Я присяду, не возражаете? Не дожидаясь согласия, Мартынюк умостился на диване напротив стола Мономаха, закинув ногу на ногу. При этом стали видны его носки канареечного цвета, абсолютно не подходящие к деловому костюму. — Владимир Всеволодович, я вам не враг, — продолжил он, в упор глядя на визави. — Но, вы же понимаете, я должен убедиться… — В чем? — перебил Мономах. — Не я ли убийца? — Совершенно верно. — Не хотите рассказать, что случилось? — Сначала еще один вопрос: вы действительно не знали, что Четыркина поступила в вашу больницу по «Скорой»? — Да я же говорю, что не знаю, о ком вы! — Вот ее фотография, — на стол легла ксерокопия черно-белого снимка — скорее всего, из паспорта. Несмотря на плохое качество печати, Мономах тут же узнал лицо, так как видел его совсем недавно. — Побои? — помимо воли вырвалось у Мономаха. — Побои? — опер даже привстал. — Почему вы так сказали? Вы же только что утверждали, что знать не знаете жертву! — Да не знал я ее… — Не знали, но опознали по фотографии? — Я видел ее всего однажды. Тогда и визитку дал. — Когда и при каких обстоятельствах вы познакомились? — Не то чтобы познакомились, — поморщился Мономах и рассказал о недавней встрече в электричке. Повествование заняло пару минут — собственно, и рассказывать-то было нечего. Когда он закончил, Мартынюк некоторое время сосредоточенно жевал нижнюю губу, обдумывая услышанное. — Значит, вы дали ей визитку, — подытожил он наконец. — Почему вы это сделали? — Я же сказал — девушка выглядела несчастной и напуганной. — А вы у нас, выходит, защитник обездоленных? — Фраза звучала издевательски, и Мономах начал закипать. У него выдался на редкость утомительный день, он устал и мечтал поскорее оказаться дома. А этот Мартынюк имел наглость задавать дурацкие вопросы, всем своим видом демонстрируя недоверие к каждому его слову! Но прежде чем Мономах успел вспылить, опер, видимо, почувствовал, что зашел слишком далеко, и переформулировал предыдущий вопрос: — Владимир Всеволодович, что заставило вас решить, что девушка в поезде нуждалась в помощи? — Я заметил синяки у нее на шее, — ответил Мономах, вспоминая свои тогдашние ощущения. — Она прикрывала их, но я все равно увидел. — Считаете, это говорит о домашнем насилии? — Вполне вероятно, но утверждать не могу, это всего лишь предположение. Девушка вела себя странно, при каждом звуке вздрагивала и оборачивалась. — Как вы смогли бы ей помочь? Раз дали визитку, значит, что-то было у вас на уме? — В больнице работает психолог, хороший специалист. К нам порой поступают пациентки в тяжелой жизненной ситуации, и она оказывает поддержку. Я подумал… Но вы так и не сообщили, что случилось с девушкой? — Она попала под машину. — Но вы же сказали… — Четыркину доставили в вашу больницу, в травматологическое отделение. Ее пытались спасти, но, как сказал хирург, травмы оказались несовместимы с жизнью. Свидетели утверждают, что девушка не сама бросилась под автомобиль — ее толкнули. — Кто? — Парень в толстовке с капюшоном, по словам очевидцев. А случилось все у вашей больницы вчера вечером. Теперь понимаете, почему меня заинтересовала ваша карточка, найденная в вещах Четыркиной? Она приходила к вам. — Ко мне?! — Доктор, а что вас так удивляет, вы же сами дали ей визитку! О чем вы говорили? — Да не говорили мы, я ее не видел! — А вот работники больницы утверждают, что она получала временный пропуск, чтобы пройти в ваше отделение. — Неужели? — Мономах растерялся. — Но я… мы не встретились! Во сколько это было?