— Но признайтесь, — хитро сморщила носик Лиза, — вас, наверно, в детстве, дразнили Волгой? — Нет, — ответила Мирослава. — Почему? — разочарованно протянула девушка. — Потому что я дралась, применяя милицейские приемы, которым научилась у сослуживцев деда. — А ваш дед служил в милиции? — Да, начальником убойного, в отставку полковником ушел. — С вами все понятно… — Надеюсь, — усмехнулась Волгина. — Вы, наверное, проголодались, а я тут болтаю невесть что и держу вас на пороге. — Да нет, я не голодна, меня уже накормили ватрушками. — О! Надеюсь, не фрекен Бок? — Нет, всего лишь свидетельница по делу. — Вы едите спагетти с овощами и сыром? — Я ем почти все. — Отлично, я тоже. Вообще в отношении еды мне с семьей повезло, — и, поймав удивленный взгляд Мирославы, весело пояснила: — Богдан и его папа тоже всеядны. У нас в семье один гурман, — она кивнула в сторону скамейки, — это Василий. Елизавета рассмеялась, и ее естественный задорный смех пришелся Мирославе по душе. Пообедав, девушки расположились в гостиной, естественно, в компании Василия. За обедом Елизавета успела рассказать Мирославе с красочными подробностями о музыкальном фестивале, на который она ездила, и теперь продемонстрировала привезенные фотографии. — А вы знали Олега? — осторожно спросила Волгина. — Знала, — кивнула Елизавета, — но не очень близко. Мы не общались… — Почему? Олег здесь не бывал? — Здесь нет. Мы познакомились на Дне ангела Елены Павловны. Мне пришлось пойти, как уже вполне официальной невесте Богдана. Да и самой мне хотелось познакомиться с родственниками и близкими Богдана. Хотя не знаю, крестную можно назвать родственницей? Мирослава пожала плечами, она сама была не сильна в этом вопросе, впрочем, как и во всем, что хоть как-то было связано с религиозными или родственными ритуалами. — На самом деле Богдан относится к Елене Павловне почти что как родной сын. Он ведь, наверное, вам уже рассказал о непростых отношениях в их семье? — вздохнула Лиза. — Да. — Ну, вот, а между Олегом и Богданом братских отношений не было. Разве что в раннем детстве. — Почему, как вы думаете? — Мой Богдан — пахарь, трудяга, он всю жизнь всего добивался сам. Папа его поддерживал морально и всегда поощрял инициативу. А Олег вырос на всем готовом. Вы, конечно, извините, но мне показалось, что Елена Павловна при Олеге играла роль золотой рыбки… — То есть? — Все, что Олег хотел, он получал на блюдечке с голубой каемочкой. Ему не надо было напрягаться. И деньги у него всегда были. — Тоже мамины? — По большей части, думаю, да. Хотя он и устроился на работу… Елизавета быстро поднялась, приставила стул к шкафу и что-то достала сверху. — Фу, — произнесла она, — опять пыль налетела. Мирослава увидела у нее в руках старый фотоальбом, обтянутый фиолетовым плюшем. Лиза шлепнула по альбому рукой и от души чихнула, разгоняя рукой небольшое облачко пыли. — Вот, посмотрите, это старые снимки. На них Богдан и Олег запечатлены еще детьми, а Елена Павловна и Юрий Евгеньевич такие молодые. Даже не верится… Мирослава с интересом принялась рассматривать фотографии. Елена Павловна оказалась красивой женщиной с правильными чертами лица, большими глазами и чувственными губами. «Жаль, что фотографии не цветные», — подумала она, гадая, какого цвета глаза красавицы, запечатленной на старом фото. Елизавета точно угадала ее мысли: — Глаза у Елены Павловны пронзительно-голубые. Волосы были русые, когда я увидела ее в первый раз. А сейчас она практически совсем седая… Мирослава посмотрела на фото Юрия Евгеньевича. Статный, можно сказать, представительный, он внушал доверие, его можно было смело отнести к тому типу мужчины, на плечо которого смело могла бы опереться любимая женщина. Они смотрелись рядом гармоничной парой, и было непонятно, почему Елена Павловна видела в Трофимове-старшем только друга. Особенно понравился Мирославе снимок, где еще юные Лена и Юра сидели на качелях. Оба счастливо улыбаются. Волосы девушки и ее юбка разлетаются от движения, и, может быть, от ветра. — Это в нашем городском парке, — подсказала Лиза, — и не поверите, на этих качелях все еще качаются. — Девушка погрустнела. — Что с вами, Лиза? — спросила озадаченная Мирослава. — Я просто о времени подумала… — Вы куда-то должны идти? — Да, нет, я в глобальном смысле, — и тут губы Лизы тронула улыбка, — я, кажется, такая дурочка. — Непохоже, — заверила Мирослава, не сумев скрыть улыбки. — Знаете, отчего мне взгрустнулось? — Ну… — Не угадаете! Я вдруг представила, что пролетели годы, и я, как Елена Павловна, стала вся седая и смотрю на свои фотки, где я юная и счастливая. — Рано или поздно это случается со всеми, кому повезет, — заметила Мирослава. — Что значит повезет? — неподдельно удивилась Лиза. — Повезет дожить до седин и старости. А счастливой можно быть и в старости. — Наверное… — Кажется, мы с вами ударились в философию. Еще немного и будем рассуждать о смысле жизни. Лиза рассмеялась: — Вы правы, умею я отвлечь от дела глупостями. — Заметьте, я ничего такого не говорила. — Мирослава перевернула еще несколько страниц, вглядываясь в лица девушки и юноши, молодого мужчины и молодой женщины… Потом пошли детские фотографии сначала Богдана, потом и Олега. Мирослава бегло просмотрела следующие страницы, пока взгляд ее не наткнулся на повзрослевших мальчиков. Богдан был сильно похож на отца. Фотографий его матери в альбоме почти не было. Мирослава отыскала всего две. На них была изображена грустная женщина с маловыразительным лицом, казалось, что сын не унаследовал от матери ни единой черточки… Олег тоже был не похож на свою мать. В отличие от Елены Павловны волосы у него были темные… — Олег был брюнетом? — спросила Мирослава. — Я бы так не сказала, — откликнулась Лиза, — у него были волосы цвета полировки, ну, как мебель в советские времена… — Ближе к коричневому? — Да. Глаза карие. Я сейчас достану новые альбомы, но Олега там почти нет. Его фотографии есть у Елены Павловны…