— Нет, недалеко, — ответил Шура, — на машине часа два, на электричке еще быстрее. — И никому не известно, насколько расследование затянется, — проговорил Морис. — Это никогда не известно, — согласился Шура, — но ты, викинг, не вешай нос. Соскучишься, съездишь в гости к своей ненаглядной работодательнице. Морис молнией метнул в Шуру свой ставший стальным взгляд. — Убил! — Шура притворно схватился руками за левую сторону груди и стал сползать со стула. — Шура, — произнесла укоризненно Мирослава. — Мне теперь может помочь только кусочек торта «Наполеон», — жалобно проговорил Наполеонов. — Нет его. — Как это нет?! — возмутился Шура, подпрыгнув на стуле и изображая Карлсона, лишенного последней банки варенья, чем вызвал недовольство Дона, начавшего постукивать своим роскошным хвостом. Мирослава ласково погладила кота: — Ну, не сердись, ты же знаешь, наш Шура любит дурачиться. Наполеонов вздохнул: — Никакого сочувствия к трудящимся. Между прочим, у меня рабочий день ненормированный… — Трудящийся, звони своему приятелю, пусть подъедет, нужно все обговорить. Наполеонов вытащил из кармана телефон и набрал номер Трофимова. Назначил ему встречу с Мирославой на десять утра и объяснил, как добраться до ее дома. Мирослава распахнула окно, прохладный воздух полился на кухню. — Даже не верится, что уже октябрь, — произнесла она, — ночи еще не холодные, а какие огромные в небе звезды, точно яблоки. От яблок и звезд на Мирославу повеяло Украиной, и она загрустила, вспомнив о брате Викторе. Когда-то в детстве они часто ездили летом к его украинской бабушке под Полтаву… И там были такие яблоки и такие звезды! — Ты чего? — встревожился Шура. — Ничего, просто задумалась… — А мы в лес собирались… — проговорил Морис. — За грибами? — оживился Шура. — Почему сразу за грибами? Просто погулять. Красиво ведь… — Да, ты прав, красиво. Мы, горожане, теперь почти и не бываем на природе. Хорошо, что вы, ребята, в коттедже живете, сад у вас, озеро. Я хотя бы здесь свежим воздухом дышу. А то все один смог да выхлопные газы. — Шура, спой, пожалуйста, — попросила Мирослава. — Про грибы? — Про что хочешь. — Она вышла из кухни и через несколько минут вернулась с гитарой. Шура взял в руки инструмент, пробежал пальцами по струнам и объявил: — Песня про грибы. В некотором роде… Через минуту Шура запел приятным баритоном: — Ах, если бы, да кабы, Все ходили по грибы… Я вот тоже в лес ходил, И в лесу том наследил, Я в лесу том заблудился, В жену лешего влюбился, Ночь провел наедине. И так стало тошно мне! А на днях в окошко глянул, Думал, показалось спьяну! — Светит над окном луна! Под окном стоит Она! В волосах ее листва, А в руках младенцы. Два! И сказала мне: «Твои». И на память о любви, Без упреков, без затей Мне оставила детей. Жить мне стало интересней, И теперь пою я песни. Только в лес я ни ногой! Вреден запах мне грибной! Когда Шура перестал петь, Мирослава поднялась, обняла его за плечи и чмокнула в макушку: — Нет числа твоим талантам, мой дорогой Шурочка. — Спасибо, сестренка. — Шура погладил ее руку. — Оставайся ночевать, уже поздно. — Ага, только маме позвоню. — Не забудь Софье Марковне передать привет. — Не забуду… Шура вышел из кухни, Морис стал убирать со стола, и Мирослава принялась ему помогать. Она не могла не заметить, что Миндаугас огорчен ее предстоящим отъездом. — Морис, — она дотронулась до его плеча, — ты чего приуныл? Он не ответил. — У нас работа такая, сам знаешь. К тому же не на год я уезжаю, будем перезваниваться. Морис кивнул: — Конечно. Я все понимаю. — Ну, вот и хорошо. Я рада, что ты теперь со мной работаешь, мне есть на кого оставить агентство, а самое главное — Дона. Раньше приходилось отвозить его к тете Вике… А он не любит жить вне дома. И потом у тети есть Луи. А Дон с Луи не очень ладят…