– Вижу. – Что ты о ней знаешь? – Это спутник Земли. – Так вот, мое детство прошло в Спутнике. Полярное сияние i_004.jpg Представь: полярная ночь и северное сияние, высоченные сугробы и огромные звезды, гораздо больше чем сейчас. Мороз –40, пахнет снегом и звездами. Они притягивали. Мне с детства хотелось обладать таким же притяжением. Я не знал как, но что-то мне подсказывало, что так и будет, стоило только мне оказаться в этом городке. Север я полюбил с первого взгляда. Мы всей семьей – мама, отец, брат, сестра и я приехали ночью. Было светло, как днем и в три часа ночи дети играли в песочнице. Я лазил по сопкам и скалам, вокруг озера днями и ночами, отличить дня от ночи я не мог. Спал урывками. В голове постоянно крутилась музыка, которую я не слышал прежде. Приходил домой и записывал ее на ноты. До меня не сразу дошло, что эти волшебные мелодии, какими они мне казались, придумал я сам. Там весна журчала в каждом звуке, таял снег, день становился длиннее. Здесь за Полярным кругом это было очень важно. Тот, кто здесь никогда не был, не поймет, насколько это было важно. Когда полярной зимой день начинался в 10.00, а в 14.00 уже темнело. Одни жили здесь из-за северных, из-за ранней выслуги лет, другие просто были романтиками с большой земли. Пришла осень, а я пришёл в новую школу в шестой класс. Она была в восьми километрах от нашего гарнизона морской пехоты в Печенге. Школа № 5. Я удивлялся, где остальные четыре. Ничто к этому не располагало. Вскоре меня выбрали председателем совета отряда, то есть главным в классе. Так происходило и в предыдущие пять лет учебы в разных школах В десять лет мое представление о рае было сыграть на настоящем Фендере-стратокастере с тремоло или вибратором, как мы его называли. Тянуть эту штуку как удовольствие, на электрогитаре, то опуская, то поднимая общий строй. Руководить настроением толпы, которая уже подрастала где-то на полях общей тетради с нотами, баре и текстами моей музыкальной жизни. Отец служил в воинской части полковником, я частенько заходил туда после уроков к своим новым друзьям. Сын полка – так меня прозвали ребята, которые служили в полковом оркестре. Конечно, они мечтали собраться после службы, в один ВИА и играть на дискотеках, а может быть, даже на сольных концертах. Пока же это был оркестр, который играл на всех похоронах полка́. Так как полк был большой, постоянные учения и стрельбы, никогда не обходились без жертв. Оркестр исполнял свою траурную миссию, провожая в последний путь однополчан. Агентство ритуальных услуг, как называл его Артурчик или оркестр одного Шопена под управлением автора. В репертуаре оркестра самым популярным был грустный марш Шопена. Его ребята знали наизусть. Это была их работа. Конечно, были и другие поводы в полку, завести оркестр, но гораздо реже. Эта несложная миссия позволяла солдатам срочной службы заниматься чем угодно кроме службы. Главный враг срочной службы – время. Его-то они и убивали беспощадно. Чаще они просто кемарили, плевали в потолок, искали хабарики, мечтали о дембеле, подкалывали друг друга: – Артур Акопович, зачем вы служите? Какой цели? – Я служу одной цели, чтобы не служить никому никогда. – Хорошо, и над чем сейчас работаете? – Как обычно. Я работаю над тем, чтобы не работать. …Вспоминали своих несуществующих девчонок: – Меня такая девочка ждет на гражданке. Лишь бы дождалась. – Да ладно тебе, никто тебя там не ждет. – Мамой клянусь! – Дашь телефон? – Мамы? – Девчонки твоей. – Думаю, это плохая идея. – Тебе что, жалко для друга? – Вот именно, что для друга жалко, мы же потом перестанем быть друзьями. – Если друг оказался вдруг… …Они считали дни до приказа и курили, если было что, пили, если было что. К слову, чай с Юбилейным печеньем у них был всегда. Мне нравилось проводить время в этой честной компании. В ней, как и в каптерке было тепло, там сладкий запах паркетной мастики смешался с кислым запахом портянок и все это разбавлено табачным перегаром. В общем, атмосфера была насыщено творческой. В то время я уже неплохо играл на гитаре, и Вася из оркестра даже брал у меня уроки, я бескорыстно передавал ему свои навыки. Он был после музыкального училища. Правда, в оркестре играл на трубе. – А, Джимми, привет! Пирожки будешь? – кидал он мне как всегда с порога. Пирожками у духовиков назывались отложения солей в изгибах трубы, которые то и дело надо было из инструмента вычищать, чтобы те не мешали звуку. Я тихо улыбался бородатой шутке. – Харе парню свои пирожки навязывать, – заступался за меня Паша. – Вовчик, закурить есть? – Есть, – доставал я трофейные сигареты и угощал всех. Сам я не курил, но старался достать табак, где только мог, понимая, что ребята нуждаются. Вася тоже с радостью прикуривал, и после первой затяжки просил сыграть что-нибудь из репертуара Битлов. – Как ты так быстро переставляешь аккорды? – пытался Вася поймать мою технику. – Не знаю, – смущался я комплиментам. – Наверное, дело в скрипке. – А ну, покажь еще разок, – не унимался Вася. – Смотри, – не отпускал я из рук гитару. – Все звуки в аккорде должны звучать одновременно. Для этого песню надо сначала учить без пения, в очень медленном темпе. Отрабатывать каждую ноту, и следить за каждым пальцем. Вот так, – сыграл я несколько аккордов подряд. – Узнал? – Yesterday. – Ну да. На, попробуй. Вася старался, пальцы не слушались, и выходило не очень. – Нет, не так. Подготавливай руку для смены аккорда немного заранее. Примерно на одну восьмую раньше, чем закончится первый и начнется второй. За это время ты успеешь представить будущее своих пальцев. – Будущее пальцев, – рассмеялся Артурчик. – Ну ты, Джимми даешь. – Не мешай профессору, – заступался за меня Вася. – Что там дальше? – Короче, переносить руку начинай только в самый последний момент. Да, и играй аккорды парами. Следи, чтобы новый аккорд с первой же восьмой прозвучал достаточно ярко, для этого зажимай плотно струны, иначе будут дребезжать. Старайся играть вслепую, не смотри на левую руку. Развивай механическую память и не будешь постоянно смотреть на гриф в поисках нужных ладов. И так тысячу раз. – Тысячу?! – Не меньше. – А ты как хотел? Хочешь стать Джимми Хендриксом – трудись, как папа Карло. В этом деле главное упорство, – заметил Артучик. – Так ведь, Джимми? Д – Так, – согласился я. – Ты сколько часов в день играешь? – спросил он Васю. – Один-два. – Мало. – А Родине кто служить будет, – усмехнулся Вася. Да и рука быстро начинает болеть. – Вот, рука, говорит, начинает болеть, профессор, – иронизировал Артур. – Значит, неправильно ставишь руку, – вспомнил я слова своего учителя по скрипке. Тот все время поправлял меня, приговаривая: «как руку поставишь, так музыка и поплывет». – А у тебя пальцы не болят? – Уже нет, – улыбнулся я и показал ему свои мозоли на подушечках пальцев. По сути, не подушечки, а задубевший матрас. – Ну, ты даешь, Джимми, – вздохнул Вася и принялся перебирать аккорды. – Заниматься музыкой надо так же, как заниматься любовью. Вася, чувствую, ты еще девственник, – снова засмеялся Артур. – Не твое дело. – Да ты пойми, гитара, как женщина, чем чаще берешь в руки, тем лучше звучит, – добавил многозначительно Артур. Я привлек к себе «гитару» и поцеловал в губы. Та красиво увернулась: – Не хочу. – Не хочешь быть гитарой? – Жить хочу, а не играть, – ответила она и снова уткнулась в звезды. Гитара i_005.jpg – Ты безумна. – Я знаю. – Ты невыносима. – Знаю. – Временами ты просто мегера.