– Знаю-знаю. Хватит признаваться мне в любви. – Согласен. Тогда слушай дальше… Я бросил взгляд на сопки, которые уже подернулись охрой, будто следы солнечных лучей застыли на зеленых холмах, желая еще немного поваляться на мягком коврике заполярного мха. На сопки можно было смотреть бесконечно, если бы не «Голос Америки», если бы не мой дружок Гришка, который жил в соседнем подъезде. Я с гитарой шел к нему. В отличие от меня, отличника, он был заядлым курильщиком и беспросветным двоечником. Сегодня он опять схлопотал пару, и у меня снова появилась прекрасная возможность сбежать из дома после обеда под предлогом помочь Грише. «Help I need somebody» – промелькнул у меня в голове знакомая строчка, недавно подобранной песни. Вообще Гриша служил отличным предлогом отдохнуть от домашней рутины, будь то помощь по математике, физике или что там мне в голову взбредёт. Его мама Зинаида Михайловна была фельдшером полка морской пехоты, и них в квартире были лекарства на все случаи. Кроме того, дома стоял десятилитровый бутыль чистого спирта, который мы по выходным с Гришей употребляли понемногу вовнутрь, доливая после распития в огромный бутыль воды из-под крана. Спирт был горький, но послевкусие приятным. Сладкий дурман очищал голову от проблем, те отваливались одна за другой по дороге к мечте. Освобождая дорогу мысли, простор для ее танца, походка которой была уже неровной и ей просто необходимо отрываться от земли и лететь. Мечте необходим простор. Это был своеобразный пробел в тексте моей примерной жизни. Музыкальная пауза. Поскольку стихи и музыка, вот что меня занимало больше всего на этой ступени жизни. У Гриши был пленочный магнитофон «Айдас», подключённый к радиоприемнику. Так как мы жили на границе, западные радиостанции не глушили, как в центральной части страны. Мы смотрели на бобины, которые медленно крутились против часовой, поворачивая вспять время развитого социализма. От этого вращения веяло чем-то новым, удивительно близким и современным. Эта музыка разительно отличалась от той, что звучала из нашего радио, хотя самые ушлые из советских эстрадных звезд уже тогда брали напрокат популярные западные мелодии. В какой-то момент обороты разбавленного спирта попадали в резонанс с оборотами бобин, и тогда происходило волшебное понимание «загнивающего» капитализма. Хотелось так жить, так петь, так играть. С шестого класса мы слушали в хорошем качестве все западные радиостанции, которые крутили рок-музыку. «Голос Америки», «Рок-клуб» радио Швеции, хит-парад радио Норвегии, которая находилась всего в восьми километрах. Мы знали четко расписание передач и записывали на магнитофон все подряд. На отдельную пленку собирали любимые песни, на другие кассеты записывали новые передачи, стирая предыдущие, так как пленка была в дефиците. Несмотря на то, что жили мы у черта на куличках нашей необъятной Родины, в Спутнике, мы были на передовой. Хотя название города Спутник в этом плане полностью себя оправдывало, потому что до Москвы и Питера все зарубежные новинки доходили с опозданием на год-два. Ощущение восторга причастия к чему-то новому, невероятному приятно будоражило сознание. Но в каждом запретном плоде была своя косточка… Осознание того, что мы никогда не проникнем в мир, где все есть и все можно, из мира, где ничего нет и ничего нельзя, не давало надежды, но зато рисовало безумно красочные мечты. – Уже началось? – крикнул я с порога открывшему мне дверь, Гришке. – Еще нет. Проходи. – О, ты с инструментом. Зыко. – Взял на всякий случай, – я поставил гитару под вешалку, скинул ботинки и прошел в зал, устроился там на диване. – Щас коктейль принесу, – двинулся на кухню Гришка. Гриша пришел с двумя стаканами разбавленного спирта. – Держи! – Тихо! – взял я стакан, сделал глубокий глоток, поморщился и поставил стекло на стол. Голове стало легко и тепло. – Вы слушаете «Голос Америки», у микрофона Тамара Домбровская. Сегодня мы будем слушать новый альбом группы The Beatles «Abbey Road», что в переводе на русский язык означает «Монастырская дорога». Первая песня называется «Come Together», что означает или «Соберемся вместе» или «Кончим вместе». Мы сидели с открытыми ртами, от первой песни до последней, офигевая от звука и ритма. Не до конца осознавая, что многие из советских меломанов хотели бы оказаться на нашем месте. Но они сидели ровно, на своем, а потому «Кончили вместе» они от нее много позже, потому что музыка эта дошла до них спустя годы. Выпив за новый альбом битлов разбавленного медицинского спирта, мы прослушали и «Something» ещё раз десять с магнитофона, потом я взял гитару и стал подбирать «Come Together». – Знаешь, почему в тебя все девчонки влюбляются? – завел Гриша. – Ну, я симпатичный, умный, справедливый, лидер в классе. Всем помогаю, как могу, даю списать, – не без сарказма стал перечислять я, продолжая трогать струны. – Все это херня, – сказал Гриша. – Все девки торчат от тебя потому, что ты на гитаре хорошо играешь. – Если ты так уверен в этом, – засмеялся я, – давай я тебя тоже научу играть на гитаре. – Давай. Я хочу играть на басу, как Пол Маккартни. В твоей группе. – Не, не, у меня же есть басист. – Сегодня есть, завтра нет. Твой Серега вундеркинд. Он выиграл всесоюзную Олимпиаду по химии, скоро свалит в Питер. Ты останешься без басиста. – Но это будет в следующем году. – Вот как раз ты меня и научишь. – Но ты в курсе, что я занимаюсь на гитаре по пять часов в день, что все это не просто так? – Я в курсе, что ты трахаешь Любу пять раз в неделю. Ходишь к ней без гитары. – Тебе завидно? «Люба и есть гитара», – хотел было добавить я, но сдержался. – Всем парням завидно. А солдаты и матросы вообще кончают, когда вас видят вместе. – Люба порядочная девушка. У нас с ней все платонически, – отложил я гитару раздраженно. – Маме своей рассказывай. Трахаешь, я-то знаю, – деловито глотнул из стакана Гриша. Она сучка что надо, я бы тоже ей засадил, – добавил Гриша с ухмылкой еще один пошлый комментарий. Я не удержался. Рука вырвалась добровольно, чтобы тут же дать ему по роже. Кулак попал в скулу. Гришка заскулил виновато, как нашкодивший пес и отвернулся. Гриша не ожидал, и потому никак не мог мне ответить, к тому же я обладал мощным авторитетом не только в школе, но и далеко за пределами нашей солдатской коммуны. С первого класса, когда я еще жил в Балтийске, я был старостой класса, потом во втором, потом в школе в Спутнике, где стал председателем совета отряда. Как говорила моя мать: «харизма», против нее все слова были бессильны. Я все время оставался в лидерах. Девушки тянулись ко мне, как пчелки к меду. – Представляю, – посмотрела внимательно на меня Арина. – Все женщины ищут защиты, разве не так? – приобнял я Арину, словно гитару, готовый играть дальше на струнах ее души. – Это второе. – А что же первое? – На первое они ищут того, кто возьмет ответственность за их капризы. – Ты уже нашла? – А ты не заметил? – Заметил, я все время хотел тебя об этом спросить. – О чем? – Тебе не холодно? Девочка созрела i_006.jpg – Как тебе удается быть такой уверенной в себе, такой счастливой? – Однажды мне надоело во всем искать виноватых. Я поняла, что счастье – состояние очень личное, оно не может зависеть от кого-то. Я поняла, что мое счастье зависит только от одного человека, от меня. Он не ожидал получить такой точный, такой искренний ответ на свой не менее неожиданный вопрос. Пять минут назад ему было скучно в его любимом баре, невольно он наблюдал за девушкой, которая сидела с ним рядом с бокалом белого коктейля. Что его дернуло за язык? Возможно, виски, он тянул на себя одеяло, он тянул на разговоры, не важно – о чем, не важно – с кем. – Твоя правда. Когда случилось это самое однажды? – Вы действительно хотите знать обо мне все? – Это же не опасно? – Вы не любите опасностей? – Если честно, мне просто захотелось услышать твой голос. – Ну и как? – Кажется, ему есть что сказать. – Николь. – Какое красивое имя. – Да, не жалуюсь. – Тогда я – Алехандро, это мой творческий псевдоним, – кивнул мужчина в ответ, запив эту несложную церемонию знакомства глотком виски. – И можно сразу на «ты». Бар – это место без времени и возрастов. В баре все возрасты равны. – Равны скольки? – Ну это зависит от крепости напитка. – И сколько же вам сейчас? – не могла так сразу перейти на «ты» Николь. – Вторая порция виски. Судя по твоему коктейлю тебе шестнадцать, не больше. – Больше. – Значит, у нас много общего. Так что было в шестнадцать? – В шестнадцать лет, глядя на себя в зеркало, всякое тело мечтало быть космическим, чтобы им любовались. Далекое, манящее, недосягаемое, как звезда. Пока кто-нибудь не достанет ее и не начнет укутывать, чтобы другие не видели его свет. Николь замолкла. – Нет, не получается. – Что такое? – В этом космосе слишком много вакуума, в смысле прозы жизни.