Продолжают… Жить… Прощают… И продолжают… Жить… Нестерпимо захотелось усложнить для Лии задачу вернуться. В то, что инициатором воссоединения семьи может выступать Глеб, я не верила даже сквозь призму народной мудрости. В то, что женщине, пусть даже изменщице, будут безразличны следы обоюдной измены – тем более. Однажды я проделала похожий трюк, Голованов тогда едва голову мне не открутил, но в тот момент я была счастливей всех на свете, потому что заставила белобрысую кобылу нервничать. Последний ход остался тогда за ней, именно ей в ЗАГСе Глеб сказал «да». Пришло время ответа! Открыла навесной шкафчик, быстро пробежалась взглядом по содержимому: пена для бритья, крем после бритья, зубная щётка, паста, лосьон для полоскания зубов – все не то. О! В самом углу, словно забытые, устроились ватные диски. Взяв органайзер, я вытащила ровно половину, вырвала у себя волос, проигнорировав боль, устроила на оставшихся дисках, остальные вернула на место. Представить себе мужчину, который за месяц израсходует половину органайзера дисков, я не могла, Лия же, когда вернётся, получит подарочек. Удовлетворённая, я помыла руки, покопалась в сумочке, которую не выпускала из рук, как зашла в квартиру, достала стойкую помаду. Несколько штрихов на чистых полотенцах в самом низу внушительной стопки добавили блеска мне во взгляд. Из ванной комнаты я выбралась на цыпочках, тихо ступая, пробралась в спальню, стащила с себя трусы – не так-то просто это было сделать в комбинезоне с шортами, – дёрнула наматрасник, засунула кружево в центр, хорошенько разгладив, а потом заправила кровать, как и было. Покажите мне мужчину, который будет стирать наматрасник раз в неделю? В лучшем случае поменяет постельное бельё. Следы от помады на светлых гардинах. Капелька духов на нижнее бельё Глеба, которое лежало на самом дне верхнего ящика комода – значит, хозяин редко им пользовался. Сережка, закинутая в хрустальную подставку на верхней полке с книгами по личностному росту, – Голованов точно не станет читать рекомендации по аффирмациям. Кушай, Лия, не обляпайся! На кухню я вернулась в приподнятом настроении. Глеб стоял у холодильника, задумчиво разглядывая содержимое, естественно, я заглянула тоже. Аккуратно расставленные контейнеры с продуктами, отливающая зеркальной гладью посуда из нержавеющей стали: сковорода, кастрюля, сотейник. Похоже, зря я отложила половину ватных дисков – определённо, женщина в квартире Голованова появлялась постоянно и чувствовала себя как дома. – Будешь перцы, фаршированные мясом? – Он спокойно посмотрел на меня. – С басмати и диким рисом. – Хотя, знаешь, что? Есть идея получше, – прищелкнув пальцами, продолжил Глеб как ни в чём не бывало, пока я мысленно жалела, что трусы запихала под наматрасник, а не под подушку. – Мидии в сливочно-сырном соусе! На столе материализовались мидии, несколько видов сыров, сливки, оливковое и сливочное масло, приправы, веточка же свежего розмарина меня почти убила. В смысле… сломала стройную картину мира, в которой мужчины умеют варить пельмени, порой добавляя лавровый лист, но абсолютно точно не знают, что такое розмарин. – Вина? – спокойно предложил Глеб, игнорируя моё молчаливое удивление. – Белого? – вспомнил он мой вкус. Поставил фужеры, достал бутылку из винного шкафа, откупорил, налил и протянул искрящуюся соломенного цвета жидкость. – Попробуй. – Вкусно, – признала я, глянула на бутылку, надпись на которой не сказала мне ни о чём. – Дядька родной на пенсии виноделием занялся, – пояснил Глеб. – Открыл небольшой заводик. – Круто! – сказала я, пытаясь вспомнить родного дядю Глеба, который открыл «небольшой заводик». Не очень-то этот мир справедлив. Одни, как мои родители, пашут всю жизнь, экономят, лезут из кожи вон, чтобы отложить на чёрный день, посильную помощь детям, «развитие бизнеса», а другие открывают самые дорогие отели на побережье, винодельческие заводы, частные клиники и медицинские центры. – Согласен, – Глеб подтянул меня к себе за талию, по-хозяйски устроил руку на моем животе. Невольно я отметила, насколько большая у него кисть. Заодно вспомнила, насколько это потрясающее чувство, когда его ладонь опускается на живот, слегка надавливает, опаляя, посылая импульсы ниже, пальцы отправляются вслед за простреливающим желанием. Пришлось отгонять неуместные воспоминания, утихомиривать собственное желание, которое очевидно было взаимным. Сложно не почувствовать взаимность, когда в тебя красноречиво упирается полная боевая готовность. Мидий мы в итоге готовили вместе, вернее, готовил Глеб, а я стояла рядом, прижатая к нему крепкой ладонью. Иногда он отпускал меня, когда для готовки требовалась вторая рука, после сразу же возвращал на место. Не забывал оставлять короткие поцелуи на щеках, по краю роста волос, на шее, запястьях, сгибе локтей, заставляя мои внутренности скручиваться, ноги сжиматься и переступать в поиске снятия напряжения. Глеб со щелчком повернул ручку плиты, глубоко вдохнул, вжал меня в своё крепкое тело. Я утопала в запахе парфюма, который вплотную чувствовался настолько остро, что нестерпимо захотелось лизнуть щеку с едва отросшей щетиной. Дезодорант, гель для душа, сливки с сыром, вино – ароматы смешивались в дурманящий коктейль, заставляли моё тело бездумно подчиняться Глебу. – Цыпа, – шепнул он мне в губы, и я уставилась в его глаза, отмечая расширенные зрачки, рисунок и цвет радужки, пушистые ресницы. – Как же я скучал, – сипло продолжил Глеб, водя горячим дыханием по моему лицу. Мне хотелось скулить, втереться в сильное тело рядом, я мечтала, что влажное дыхание в миллиметре от кожи заменят настойчивые губы, заставят ответить на поцелуй. Горела от желания ощутить вкус губ Глеба, он не изменился, я чувствовала, знала наверняка. Привстала на цыпочки, скользнула руками по шее Глеба, прошлась ладонью по колкой щетине, а после дотронулась подушечками пальцев до его губ, как кошка, пробующая воду. – Цыпа... – Глеб закрыл глаза, я синхронно с ним зажмурилась. Следующее мгновение опалило меня от губ по всему телу, взорвалось перед веками яркими вспышками, пробежалось по позвоночнику горячей струёй, свернулось клубком внизу живота, упало острым нетерпением ниже. Глеб целовал меня жарко, жадно, основательно, заставляя отвечать, плавиться, купаться в тягучей жажде продолжения. Забывать всё на свете, пожалуй, даже собственное имя. В те мгновения я была просто Цыпой – влюблённой, искренней, желающей, той, которая пойдёт на что угодно, лишь бы быть с любовью всей мой жизнью, остаться частью его жизни, частицей его самого, пусть крошечной, ничего не значащей, но стать с ним единым целым. Ненадолго меня привела в чувство прохлада атласного покрывала на кровати, а как мы очутились в спальне – выпало из памяти. На долю секунды меня выбросило из забытья, но настойчивые губы завладели моим вниманием, заставив отбросить мысли о добродетели. Глеб упирался одной рукой в матрас, держа свой немаленький вес надо мной. Пальцы второй руки путал в моих волосах, размётанных по подушке. Его губы отрывались от моего рта, лишь для того, чтобы судорожно вдохнуть, с жаром пройтись по открытым участкам тела. Он целовал, сжимал, надавливал, гладил, нависал сверху – всё это сводило с ума. Я была с ним, под ним, отвечала на умелые ласки, готова была взорваться в удовольствии, лучше во взаимном. – Цыпа, ты без белья? – услышала я, когда пальцы Глеба отодвинули в сторону мои шорты. – Да чтоб тебя! – пробормотал он с болью, притронулся там, где собирался. Я упёрлась пятками в атлас, на котором распласталась, и через секунду получила то, что желала сильнее всего последние мгновения. Понимание произошедшего медленно возвращало меня в реальность. Я отвела взгляд от высокого потолка, перевела на тяжело дышащего Голованова. Ощутила грудью давление от того, что он почти лежал на мне. Почувствовала между своих бёдер его бедро, которое не давало мне свести ноги. Руки всё ещё держались за спину Глеба, на его шее красовалась царапина от моих ногтей. Глеб пошевелился, поменяв положение, провёл рукой по внутренней стороне моего бедра, опаляя горячим дыханием, и я вдруг ясно, как в самый светлый божий день поняла, что происходит. Я не за этим пролетела пять тысяч километров, точно не для того приехала в эту квартиру. Я не собиралась больше рисковать своим сердцем, и совершенно точно не намерена была изменять Вадиму. – Встань! – велела я Голованову. – Что? – с трудом ответил он. – Встань сейчас же! – потребовала я. Глеб откатился на край кровати, в недоумении посмотрел на меня. Я подскочила, как ошпаренная, укусила себя за ладонь, чтобы не зареветь во все горло от разочарования – в себе ли, в Голованове, в человечестве – неизвестно. Рванула к входной двери, и уже через секунду выскочила на лестничную площадку. Я неслась изо всех сил, опасаясь, что Голованов вот-вот догонит, только никто меня не догонял, и даже не приехал ближе к ночи к Коле. Вечер прошёл в спокойном семейном кругу. Коля с удовольствием занимался с сыновьями, мама допытывалась у всех, понравился ли новый рецепт тушёных овощей – Глебушка научил – Нюта доваривала аджику, время от времени бросая на меня вопрошающие взгляды. Мне нечего было ей ответить. Главное, я не изменила Вадиму. Глава 13. Ирина Голованов не появлялся у нас больше недели. Поначалу я пребывала в уверенности, что он примчится следом, потом считала, что на следующий день, после думала – через день, но Глеб словно в воду канул. Несколько раз я порывалась позвонить, телефонами мы обменялись, когда ехали к нему в квартиру, но тут же одёргивала себя. Мало ли, где его черти носят, я не собиралась показывать заинтересованность. Вот ещё! Голованову надо – пусть он и звонит! Вопреки нервному ожиданию, я раз за разом одерживала победу над собой. В подтверждение собственного равнодушия к высокомерному засранцу, по себялюбию которого ударил мой отказ, я звонила Вадиму. Поболтать о мелочах, узнать, как его дела. Пару раз он с энтузиазмом поддерживал мою болтовню, потом начал находить причины, почему не может говорить прямо сейчас, а в последний раз сказал, что отправляется с парнями на рыбалку, на связи его не будет несколько дней. Причин не доверять Вадиму у меня не было, он ни разу не давал повода усомниться в верности, уличить в обмане. Объяснение тому, что он не хочет беседовать по телефону несколько часов кряду, я нашла мгновенно: Вадим не самый разговорчивый человек, у нас бывали дни, когда он не произносил ни слова за целые сутки! – Глеб, – услышала я голос Коли, когда остановилась у клумбы, чтобы сфотографировать розы. Я сразу подобралась, решив, что пропустила явление мистера всея побережья, однако быстро сообразила, что разговаривает брат по телефону: – Хорош депрессовать, прекращай. А то давай, подскакивай, посидим, перетрём. Как ни тянулась я в сторону телефонного разговора, расслышать, что ответил Голованов, не могла. Благо, к Коле подошла Нюта с Алёшей на руках, поставила малыша на руки отцу, ловко сдёрнула сырые шорты и, пока Коля машинально придерживал сынишку, одела сухие. Я не знала, нормально ли то, что у двухлетки случаются подобные казусы, но судя по спокойным движениям родителей, всё шло свои чередом. – Что случилось? – спросила Нюта, поставив Алёшу на землю, тот рванул со всех ног к соседскому коту, которого братья безуспешно пытались поймать всё пребывание у дедушки с бабушкой. – У Глеба внеплановая проверка. – Чего проверяют? – Я в этом ничего не понимаю, – ожидаемо ответил Коля, который был так же далёк от медицины, как я от подводного флота. – Глеб не на шутку запарился, похоже. – Ещё бы, – вздохнула Нюта. В это время телефон в моей руке оповестил, что пришло сообщение. Я машинально глянула, отвлекаясь от беседующих родственников, и больше уже не смогла оторвать взгляд от экрана. Новые фотографии Алёны – моей лучшей подруги, так во всяком случае я считала до этого вечера. Сначала я не увидела никакой крамолы: Алёнка, красующаяся в купальнике на берегу озера, на заднем фоне коттеджи знакомой базы отдыха – время от времени мы выбирались туда компанией. В Иркутск пришло лето, не такое удушающе жаркое, как на побережье Чёрного моря, но это было самое настоящее лето, горожане спешили на свежий воздух. Черти дёрнули заглянуть в сторис Алёны. Поначалу всё смотрелось невинно, фотографии и короткие видео, громкий смех на заднем плане, после камера переместилась на лобовое стекло машины, демонстрируя дорогу, знакомую переднюю панель, руки Вадима на руле. Он же уехал на рыбалку… Быстро промотав все изображения, я прошлась по аккаунтам наших общих приятелей: моих, Вадима, Алёны и тех, кто тоже засветился на фотографиях с базы отдыха. У кого-то, как у Вадима, инстаграм молчал, некоторые выкладывали фото природы, писали посты про наступившее лето, приятную компанию, а кто-то постил буквально каждый шаг, заодно документируя, как Алёна виснет на шее Вадима, обнимает его со спины, или его вальяжно закинутую ей на плечи руку. Происходящее было чем угодно, но не рыбалкой, куда якобы отправился Вадим, и точно не дружескими объятиями, которые мне нестерпимо хотелось приписать двум самым близким в последние годы людям. Вспомнилось, как мы познакомились с Алёной на первом курсе института и почти моментально подружились. Она была местная, знала каждый закоулок Иркутска, была в курсе всех культурных событий, знакома с каждым начинающим музыкантом, талантливыми программистами, детьми чиновников местного разлива. Она же и познакомила меня с Вадимом в конце первого курса, когда я стояла на пороге отчисления. Поначалу я старательно училась, посещала все без исключения лекции, веря в поговорку: «сначала ты работаешь за зачётку, потом зачётка работает на тебя», вот только продлилось это недолго. Быстро выяснилось, что стипендии и тех крох, что присылали родители, хватает только на проезд, квартплату и скудное питание. Мне же, как молодой девушке, впервые попавшей в большой город, хотелось покупать косметику, наряды, ходить в бары, ночные клубы, про которые щебетала Алёна. Я быстро нашла себе работу, сначала официантки, потом промоутера в алкогольной компании. Мы зажигали в увеселительных заведениях, раскручивая мужчин на покупку именно нашей продукции. В мои смены, как правило, была самая большая выручка. К новому году меня переманил самый дорогостоящий бар Иркутска на должность «текильщицы» – девушки, которая разводит гостей на покупку алкоголя. Мне оплачивали напитки и закуски, а обязанности были до смешного простые – убедить мужчин в необходимости спустить все деньги за одну ночь именно в нашем баре. Мне ничего не нужно было делать для этого, лишь улыбаться, покачивать задницей, время от времени намекать на продолжение банкета в приватной обстановке, пока «клиент» не уходил в полный штопор, предварительно оставляя всё, что мог, в кассе заведения. Самые простые деньги в моей жизни! Именно тогда я поняла, что разговоры о моей красоте – не пустой звук, что я могу снимать сливки с того, что видят мужчины. Я вбухивала почти всё заработанное в себя, доводя облик до совершенства, понимая, что от упругости ягодиц зависит моё финансовое благополучие. Естественно, не обходилось без флирта, откровенных предложений, которые я время от времени принимала, находясь в состоянии алкогольного опьянения. Каждый раз наутро я обещала себе, что следующего раза не будет, а если и произойдёт, то на трезвую голову. Беда была в том, что трезвая я не могла смотреть на мужчин – все они, от восемнадцатилетних лопоухих ровесников, до семидесятилетних старцев напоминали о любви всей моей жизни, о том, что произошло летом. Мой организм не откликался ни на флирт, ни на бесстыжие ласки брутальных красавчиков, внутри словно сжималась пружина, принося почти невыносимую боль. Я понимала, что не должна стоять на месте, обязана выкинуть из головы, сердца, души Голованова Глеба, перестать думать о нём, мечтать, представлять, но ничего, совсем ничего не могла поделать. Лишь в пьяном состоянии я спокойно ложилась в кровать с мужчиной, тогда у меня получалось расслабиться и если не получить удовольствие, то хотя бы попытаться. Казалось, одна-единственная ночь, принёсшая хотя бы тень от удовольствия, которое я испытала однажды, решит все мои проблемы. Если мама узнает, как я провела первый год самостоятельной жизни, она не вынесет. Папа не оправится до конца дней. Сейчас я отчётливо понимаю, что от погружения в большую бездну меня спасла удача – ни разу за целый год мне не попался извращенец, не предложили наркотики или палёный алкоголь. Откровенным чудом я избежала венерических заболеваний. Стоя на пороге отчисления из института, я впервые задумалась о собственном будущем. Красота – прекрасно, вот только за целый год она принесла мне лишь череду мужчин, имён которых я частенько не помнила, и нагрузку на печень.