Григорий Янович снова потянулся к ней, но Марина отступила назад. — Дистанция, Григорий Янович. И подготовка к экзамену. Она решительно направилась в их номер. Григорий Янович шёл следом и улыбался. Глава 10 Они готовились к экзамену до ужина, потом продолжили после. Понимая, что отношение одного из троих экзаменаторов к Григорию будет, мягко говоря, очень предвзятым, Марина мучила и мучила «ученика», дотошно разбирая и повторяя всё снова и снова. «Ученик» оказался внимательным и терпеливым. Когда поздно вечером Марина, наконец, дала ему «вольную», он рассмеялся: — Не знаю, завидовать Дане или сочувствовать. — Посмотрим завтра, — туманно отозвалась Марина и ушла к себе. В субботу, сразу после завтрака, начался экзамен. Запускали по пять человек. Супруги соискателей ждали в холле. Марине показалось, что Григория Яновича не было целую вечность. Наконец, он появился, сел рядом с Мариной на кожаный диван. — Ну что? — Всё нормально. Надо подождать, я попросил отдать мне сертификат сейчас, не пойду вечером на приём. Ты иди, если хочешь. — Что я там забыла? Лучше расскажи, как всё прошло? Он откинулся на спинку дивана, сложив руки на груди. — Истинный ариец, естественно, не страдает ни великодушием, ни справедливостью. Пытался ловить и заваливать меня очень нагло. Но благодаря твоим стараниям, ничего у него не вышло. Фрау Вальц сказала, что пока я ответил лучше всех. Марина вздохнула с облегчением. Она надеялась, что другие учредители, пожилая супружеская пара, не дадут Ральфу развернуться как следует. Ну и обаяние Григория Яновича, по мнению Марины, должно было сработать, хотя вслух она это не озвучивала. Минут через десять вышла фрау Вальц и отдала Григорию Яновичу сертификат и удостоверение к нему. — Всё же подумайте и приходите на приём! — тепло улыбнулась она, пожав ему руку. Потом протянута руку Марине. — Спасибо! — сказала Марина по-немецки. — Говорите по-немецки? — рукопожатие у фрау Вальц было очень энергичным. — Вы можете гордиться вашим мужем! Не думаю, что кто-то справится лучше него. — Я горжусь, — искренне улыбнулась Марина. — Вы очень красивая пара! — фрау Вальц подняла вверх большой палец, кивнула и удалилась. — Что она сказала? — Что тобой надо гордиться, и что вряд ли кто-то справится с заданием лучше, чем ты. — Спасибо за всё, Марина. Теперь ещё яснее понимаю, что без твоей помощи мне не видать этого сертификата как своих ушей. Пойдём в город, отметим? Обещаю соблюдать дистанцию. — Ну если обещаешь, то пойдём. Они не пошли на обед в санатории, отправились в ресторан, где пообедали и выпили по бокалу вина. Потом гуляли, пока не начались сумерки. Затем весь вечер готовились к отъезду; на приём так и не пошли. …Аэропорт был переполнен: такое ощущение, что участники курсов улетали все и сразу. Марина и Григорий Янович прошли регистрацию и ждали: их вот-вот должны были пригласить на посадку. Неожиданно из толпы вынырнул Ральф. Он был в чёрном пальто, вид мрачный, демонический. — Здравствуй, Мари! — он обращался только к ней, Григория Яновича словно не приметил. — Разреши с тобой попрощаться? — Он хочет попрощаться, — сказала Марина Григорию Яновичу, у которого на щеках ходили желваки. — Я на минуту. Они отошли с Ральфом. Он схватил Марину за руку. — Бросать твой рюсский бабник! Дон Жуан! — выпалил он на ломаном русском. И добавил уже по-немецки: — Приезжай ко мне. Он вложил ей в руку какой-то листок, быстро притянул её к себе, и скрылся в толпе так же резко, как появился. Марина сунула листок в карман и услышала, как их рейс приглашают на посадку. Она опасалась смотреть на Григория Яновича, от него словно исходил гнев, она чувствовала его так, что казалось, можно потрогать его руками. …- Что он тебе дал? — спросил Григорий Янович, когда самолёт уже набрал высоту. — Не знаю, записку какую-то. В кармане куртки. Он потянулся к куртке, висевшей на крючке, достал лист, развернул. — Что тут написано? Лучше скажи сама, я же всё равно забью в переводчик. — «Я хочу, чтобы ты стала моей единственной», — прочитала Марина. — Угу, обязательно. Надо же, какой романтик. А дальше, я так понимаю, адресок? — Да. Григорий Янович сложил лист пополам и начал рвать его на мелкие-мелкие клочки. Собрал клочки в ладонь и сложил в карман своей куртки. Можно подумать, Марина собиралась воспользоваться этим адресом! — Не забудь потом достать это из кармана. Иначе стиралка тебе «спасибо» не скажет. — Не переживай за мою стиралку. А что он тебе говорил? Слово в слово. Прежде, чем полез обниматься? — Сказал, бросать мой русский бабник — Дон Жуан и ехать к нему. — Бабник — это я, да? Марина зачарованно смотрела в его глаза, ставшие почти синими. Как море во время шторма. — А как называется человек, который беззастенчиво и нагло лезет в чужую семью, а? Который сам не соблюдает правила, которые навязывает другим? — Откуда я знаю, Григорий Янович? «О какой семье он так горячо говорит, интересно⁈» Надо же, как они оба вошли в роль! Потом он отвернулся и всю дорогу молчал. Гневался. Марина боялась его беспокоить. Хотела взять такси в аэропорту, но он схватил её сумку, и быстро пошёл на платную стоянку, где была его машина. В молчании они доехали до дома. И только когда её сумка оказалась в прихожей её квартиры, он ушёл к себе и захлопнул двери. Марина вздохнула. Достали её эти мужчины. Отпуск у Марины был до четверга, но первоначально она планировала появиться в галерее без предупреждения в понедельник. «Порадовать» подчинённых, надо же их в тонусе держать. Однако ночью она приняла важное решение… Так что пусть Влада командует в галерее до четверга. Ночью она долго думала, вспоминая разные мудрости, которые почерпнула из книг и интернета, и пришла к важному выводу. Он заключался в следующем: она достигла точки невозврата. Она пойдёт к нему сама, как он и предрекал. Если она не пойдёт к нему, то пожалеет намного сильнее, чем если пойдёт. Даже если он скажет: «Я так и знал!» и «А что я говорил, а?». Но Марина думала, что никогда его чувство такта не позволит ему так сказать. Утром Марина позвонила знакомым мастерицам в салон и отправилась доводить себя до совершенства. По мере приближения вечера её напряжение возрастало. Она слышала, как он вернулся с работы. Решила дать ему и себе ещё часа полтора. Ему на отдых, а себе на то, чтобы собраться с силами. Что надеть? Она подумала, и пришла к выводу, что домашний хлопковый костюм, состоящий из шортов и майки, вполне сойдёт: дали отопление, дома было тепло. Но тогда как сделать, чтобы он без слов понял, зачем она явилась? Марина подумала и распустила волосы. Она никогда не ходила дома с распущенными волосами. Вот так. Он же умный, должен сообразить. Марина тихонько вышла в общий коридор и постучала в его двери. …Напрасно она так накручивала себя: он понял всё в первые же секунды по её глазам. Схватил за руки, и через мгновение она была в прихожей его квартиры. Он закрыл двери, обхватил ладонями голову Марины и начал целовать, куда придётся. — Наконец-то, Мариша! Думал, свихнусь, — вот и всё, что он сказал. Никаких «А что я говорил?». Маришей её называла до сих пор только мама. Больше никто и никогда. Пока она ещё хоть что-то соображала, успела сделать то, о чём мечтала с первого момента, как его увидела: запустила пальцы в его буйную шевелюру. Кудри оказались шёлковые, мягкие…