И это в чем-то хорошо. Ведь только бедность и ограниченность в средствах может привести к тому, что человек станет ценить то немногое, что уже есть. Станет патриотом, проявит любовь к родным просторам. Конечно, многие с этой мыслью не согласятся, но всем и не угодишь, верно? Главное, что хоть кто-то в нашей стране живет счастливо и безбедно, пусть и за счет других. Почему бы не порадоваться за них? Ну давайте, поднимем же бокалы! Мне как-то сказали, что народ сегодня злой, лучше его не доводить. А я всегда был бедным и пушистым, поэтому с полным правом довожу всех и вся, в том числе и себя. Мне как-то сказали, что если я настолько беден, то почему бы мне не взять кредит, не быть как все? Пробовал. Пытался. Разговаривал. Не дали. Сказали, что слишком беден. Но с того момента смотрю на всех должников с уважением, даже немного улыбаюсь при встрече. Всегда приятно пожимать руки достойным людям. — Смотри, Вадим, недавно привезли из Франции гостинец, — мягкий голос с приятными модуляциями нежно вложил в мою ушную раковину теплые слова. Андрей аккуратно передал мне слегка пыльную бутылку с красным сухим вином. Я с умным профессорским видом принялся изучать этикетку. — Чудесно, — тихим, расслабленным голосом проговорил я, отдавая ценный зарубежный напиток обратно хозяину. И он ушел резать голландский сыр и прочие диковинные заморские закуски к нашей вечерней приятной беседе. В общем и целом Андрей был настоящим патриотом. Как и все те несчастные, кто мечтал вернуться на Родину, но пока грустно вздыхал о ней в своем скромном особняке в пригороде Лондона. Часы плавно перемещали время ближе к десяти вечера, на улице разливалась мягкая неземная благодать. Было прохладно, но не холодно, а вечернее прекрасное небо мерцало украшениями-звездами, переливаясь таинственной синевой. Я возлежал на мягком шезлонге, лениво прислушиваясь к стрекоту сверчков и прочей живности, которая окружала меня, гармонизируя со всем остальным чудесным и прекрасным миром. В этот самый момент я еще раз убедился, что я и правда не-мужчина, лишь часть всей этой простой, но в то же время загадочной природы, часть бытия и самой жизни. И мне вдруг жутко захотелось стать проще, стать естественней, но я понимал, что никогда таким не буду. Судьба хороших мальчиков — быть сложными, быть неудобными, в том числе и самим себе. Судьба хороших мальчиков — быть плохими мальчиками. Потому что современное общество больше не может их принять. Люди стремятся к простоте и решению проблем. Создавать новые проблемы, чтобы решать старые? Такого редко кто потерпит. Где же ты, тот сумасшедший человек, кто не ищет легких отношений? Кто хочет вот сразу много, сложно и многообразно? Вот я дурачок. Сверчок вряд ли сможет мне ответить. У него свои сверчковые дела. — Прошу, — глубокий голос Андрея снова как будто обнял меня, а его крепкая сильная мужская рука вложила в мою элегантный бокал, заполненный хорошим французским вином. Я сделал пробный глоток, и мои вкусовые рецепторы тут же погрузились в блаженный экстаз, восхищаясь прекрасным зарубежным напитком. Темный осадок на душе, вызванный моими последними мыслями, вдруг пропал, исчез, испарился. Мне стало как-то хорошо, легко, спокойно. — Очень достойно, — вслух похвалил я своего гостеприимного хозяина. Андрей, подыгрывая мне, слегка поклонился. — Благодарю. Рад, что мне удалось вам угодить, — он лег неподалеку на другой шезлонг и тоже принялся наслаждаться чудесным вином. Мы немного помолчали. Обычно у нас разговор заходил о политике, но сегодня мы не торопились обсуждать последние новости. Это подождет. — Иногда задумываюсь, — нарушил я наше приятное и спокойное молчание, — что людям для счастья действительно немного нужно. — Избитая фраза, — Андрей слегка усмехнулся. — Она правдива только в том случае, если ты не переводишь в деньги все, что уже имеешь. Я тут же невольно представил, сколько же зеленых иностранных бумажек сейчас держу в руке, и мне стало немного стыдно. Да, даже такое простое удовольствие, как хорошее вино, сейчас стоит недешево. И далеко не каждый себе это может позволить. Я так уж точно. — Да… — только и смог сказать я в ответ. — Не переживай, — подбодрил меня мой старый друг. — В чем-то ты и прав. В последнее время я стал задумываться, что любые мысленные усложнения только мешают мне жить. И я стал все чаще приезжать сюда. — Я вижу, — я кивнул. — Даже сад теперь выглядит пристойно, не то что раньше. Я указал рукой на красивые ряды цветов в отдалении, которые колыхались под нежными порывами легкого ветерка. — Да… Андрей слегка замялся. — Маша иногда приезжает ко мне… помогает… Я начал перебирать в уме все возможные варианты. У меня была крайне плохая память на имена. — Маша… — я решил немного потянуть время. — Дочь, Вадим. Моя дочка. А. Да, теперь я вспомнил. Маленькая жизнерадостная девочка, которую Андрей и его жена зачали, когда им уже обоим было за сорок. Андрей хотел и раньше, но его любимая была занята карьерой да саморазвитием. Боялась, что упустит время и перестанет жить для себя, боялась, что жизнь станет слишком скучной и сложной одновременно. А все мы сегодня стремимся к легким отношениям. Сейчас ей сколько? Десять? Двенадцать? Что-то около того. Милое, нежное создание. Я вдруг понял, что красивые цветы неподалеку полны любви и заботы в самом простом понимании этих слов. Ведь Андрей донельзя любил свою дочку. Жалко, что современное государство это мало интересует. — А… — я немного помедлил с вопросом. — Тебе разрешают?.. Нужно было получше сформулировать, но что сказано, то сказано. Андрей грустно пожал плечами. — По закону возможны периодические встречи. Иногда. Если повезет. И то я это пробил с немалым трудом и через суды. Я осторожно повернул голову и на мгновение увидел перед собой усталого простого человека, которому и правда для счастья немногое надо. Я притворился, что вовсе не наблюдаю за ним, а просто тянусь за новым кусочком вкуснейшего мягкого сыра. Интересно, считает ли себя Андрей мужчиной? Или же ему решительно все равно? Он как зверь, загнанный в клетку, для которого мир разделился на две неравные части. И в одной из этих частей растет его любимая дочка, его Маша, но прутья клетки прочны, пусть и совершенно невидимы для постороннего взгляда. Есть большая вероятность, что по достижении совершеннолетия его дочь и вовсе не захочет видеть своего отца. И это слегка грустно. Я отпил еще вина из бокала, предаваясь элегичному настроению. Один мой знакомый мне как-то сказал, что настоящие мужчины (равно как и настоящие женщины) нужны государству, чтобы их жестко обламывать, манипулировать ими в своих корыстных интересах. Сколько же боли может выдержать обычный человек до того, когда он перестанет быть мужчиной или женщиной, а станет человеком? Или мы, русские, обречены на вечные страдания из-за нашей терпимости и веры в чужие мнения? Кто это предопределил? — Знаешь, я однажды подумал, — вдруг тихо произнес Андрей, — что, несмотря ни на что, есть нечто прекрасное в этом странном мире. Например, небо. Я еще раз посмотрел на прекрасный вечерний небосвод. Странно, но только сегодня, впервые за всю свою недолгую жизнь, я стал по-настоящему его замечать. — Я… — начал я, но Андрей мягко меня перебил. — Давай просто посмотрим на небо, Вадим. Сегодня оно действительно достойно нашего внимания. Да, мне было очень грустно. Но в небе я узрел то спокойствие и ту силу, которыми только и может быть наполнено мироздание. И если я и есть часть этого донельзя странного мира, то, возможно, эта сила есть и во мне? Хотелось бы верить. Но теперь я точно знаю, что в поисках вдохновения и душевного равновесия мне иногда просто стоит посмотреть наверх. Иногда этого хватает. Потому что человеку действительно для счастья нужно немного. А не-мужчине тем более. IV В антикафе принято платить за время. Интересно, а в жизни мы тоже платим за время? Или платим временем, которое мы затрачиваем на получение того, чем платим? Поверьте, если вы пьете дешевый чай из пакетиков, то подобные мысли — это еще цветочки. А в антикафе только такой чай. И обычный растворимый кофе. А также бесконечное количество кипятка, сладостей и задушевной молодежной атмосферы, ради которой здесь все и собираются. — Блин, и как тут зачекиниться? — деловито спрашивает Саша сам у себя, нажимая разные кнопочки на своем продвинутом телефоне. Я лишь смутно догадываюсь, что такое «чекиниться», но, надеюсь, это что-то хорошее. — Щас, подожди, надо еще отметить в проге, что я тут был, оценку поставить… — Саша аж высунул язык от программистских усилий, через которые ему приходилось пройти. — Все! — с победоносным видом он разложил перед собой все свои многочисленные гаджеты, на каждом из которых время от времени что-то загоралось. Тут один из аппаратов завибрировал, срочно попросив покормить его своим вниманием. — Блин, ща-а-а… И Саша снова погрузился в работу. Мне нравилось иногда видеться с моим молодым другом, а все это его зависание в телефонах почему-то никогда меня не раздражало. Может быть, потому что он старался изо всех сил сделать все быстро? Или потому, что вежливо извинялся передо мной каждый раз, когда какой-то прибор требовательно пищал? А то как иногда кто-то возьмет телефон на встрече, уткнется в него — и все… пиши пропало, человека засосало, нету его. И вот настал наконец момент, когда все маленькие и средние приборчики были покормлены, обласканы и удовлетворены.