К горлу подкатывает тошнота. Что такого сказал ей Джеймс? Что он с ней сделал? Я встречался с этим парнем пару раз, когда он был Карлосом, но Джеймса я не знаю. Не знаю, на что он способен. Надя щелкает выключателем, отчего сумерки растекаются по углам. Эйми мигает от яркого света и отирает щеки тыльной стороной ладони. Ей известно, что я здесь. Наверняка она слышала, как я стучал в дверь. Но она не спешит ко мне. Продолжает молча смотреть в окно. Надя ободряюще касается моего плеча. – Я буду на кухне. Я киваю и направляюсь к Эйми. Та оборачивается при звуке моих шагов и поднимает руку, словно умоляя не подходить ближе. У меня по спине пробегает холодок. Я замираю рядом с кофейным столиком. Он завален книгами и журналами, между которыми примостились горшочки с кактусами. Возле столика – корзина с чистым бельем. В этой изысканной гостиной она выглядит как-то неуместно. – Я просто хочу знать, что с тобой все в порядке. Я здорово поволновался. Эйми бросает взгляд в сторону кухни, куда только что ушла Надя. – Не хочу говорить об этом здесь. Я протягиваю руку. – Идем, я отвезу тебя домой. Мне не хочется выпускать ее из вида ни на минуту. Но Эйми лишь качает головой. – Я пока не готова. Ты поезжай. Встретимся дома. – Я не уеду, пока не узнаю, что случилось, – вырывается у меня. – После того, что произошло этим летом, я имею право… – Ян, прошу тебя. – В отчаянии она хватает из корзины клубок, в который свернуты носки. Такое чувство, что она вот-вот швырнет им в меня. Но плечи у нее поникают, клубок падает из рук. Она выглядит такой печальной, что у меня переворачивается сердце. – Поговорим позже, – качает головой Эйми. – Пока что… мне надо все осмыслить. Что осмыслить? – Эйми… Меня убивает эта неопределенность. «Только не говори мне, что ты все еще любишь его». По ее щеке стекает слезинка. Забыв всякую осторожность, я шагаю вперед и прижимаю Эйми к груди. Она каменеет, еще больше замыкается в себе. Но я продолжаю обнимать ее, продолжаю нашептывать, как я сильно люблю ее, и вот уже она сама прижимается ко мне… и плачет, не таясь. Я легонько покачиваю ее в своих объятиях. – Детка, ты должна помочь мне. Я не смогу справиться с проблемой, пока не пойму, что не так. Эйми крепко обнимает меня за талию. Лицо она прячет у меня на груди, и я не могу понять, что она сейчас чувствует. – Скажи мне, почему ты так расстроилась? – Я не расстроена. Я зла. По крайней мере, злилась до прихода сюда. – Ты сердишься на меня? – Нет, на себя. Ненавижу себя всей душой. – Эйми высвобождается из моих объятий и вновь поворачивается к окну. – Детка. – Я встаю рядом и разглядываю ее профиль. На носу у Эйми россыпь еле заметных веснушек. Они как крошки шоколада на пенистом латте. Я легонько провожу пальцем по ее волосам. – Почему ты сердишься на себя? – спрашиваю я, стараясь сдерживать эмоции. Эйми смахивает с лица слезы. Мне очень хочется обнять ее. Не люблю, когда она вот так замыкается в себе. Плечи опущены, будто на нее давит какой-то груз. Вообще-то мы стараемся не утаивать ничего друг от друга, и у нас на это веские причины. Достаточно вспомнить мое беспокойное детство и те проблемы, в которые вляпалась Эйми благодаря семейке Донато. Мы сразу договорились, что будем обсуждать больные темы, какими бы неприятными они ни казались. Это касается и отношений Эйми с Джеймсом, как бы мне ни хотелось выкинуть этого парня из головы. Сам я не видел от Джеймса ничего плохого, но меня трясет от злости, стоит вспомнить о том, как он обращался с Эйми. Я уже не говорю про ту психологическую ловушку, в которую она угодила благодаря брату Джеймса, Томасу Донато. Вот и толкуй тут о незадавшихся семейных отношениях. Я-то думал, это мои родители утонули в проблемах. Испортили, так сказать, наш семейный пирог. Джеймс и его братцы заняли целую булочную в супермаркете облажавшихся семей. Эйми переводит дыхание. – Все было в порядке, пока мы с ним разговаривали. Мы просто говорили, и все. Джеймс рассказывал мне про своих сыновей, про то, как им живется на Кауаи. Я знаю, как сильно я задела тебя… нас обоих… той встречей с Джеймсом. И я поклялась себе, что ни за что не стану больше встречаться с ним. Но он позвонил мне. Джеймс пытается разгрести свое прошлое, чтобы хоть как-то привести в порядок то, что осталось от его жизни. И он решил, что должен извиниться передо мной. Он сказал, что я заслужила извинений после всего, во что он меня втянул. И я встретилась с ним. Все было хорошо, пока мы говорили. А вот потом… Я снова распсиховалась, разнервничалась и в конце концов разозлилась на себя. Мне-то казалось, я давно покончила с этой темой… после всех сеансов у психотерапевта. – Наконец-то она смотрит на меня и виновато улыбается. – Эйми, – шепчу я и провожу пальцем по ее щеке. На большее я пока не решаюсь. – В общем, – машет она рукой, – у меня началось что-то вроде истерики. Я плакала и плакала, никак не могла остановиться. Я ездила по городу в надежде успокоиться. Не хотела пугать родителей и Кэти. А когда мне это не удалось, я оказалась тут. Я знала, если я приеду домой в таком состоянии, мне не удастся внятно объяснить, почему я отправилась на встречу с Джеймсом. А мне не хотелось, чтобы ты спешил с выводами. Я слушаю Эйми, а в душе вскипают горечь и злость. Горечь из-за того, что она не решилась довериться мне. И злость на Джеймса, который довел ее до такого состояния. – Одна встреча, и я уже так распереживалась. Все эти эмоции напомнили мне о том, какой я была в пору наших отношений с Джеймсом. – И какой же? – Наивной и незрелой. И слишком доверчивой. Верила на слово там, где стоило бы усомниться. Я обожаю ту доверчивую Эйми, какой она была когда-то. Но еще больше я люблю ту женщину, какой она стала после замужества. Сильной, пылкой, уверенной в себе. Лучшей матери для Кэти я и пожелать бы не мог. А для меня это очень важно. Но не это меня сейчас тревожит. Все та же мысль продолжает крутиться у меня в голове: а вдруг Эйми поняла, что все еще любит Джеймса? Несмотря на все ее заверения, я никак не могу отделаться от терзающих душу сомнений. – Вы часто виделись с ним после той июньской встречи? – Что? – Эйми смотрит на меня с откровенным недоумением. Я выжидательно вскидываю бровь. – Сегодня. Других встреч не было. – Сколько времени вы провели вместе? Когда он тебе позвонил? – Господи, Ян. В шейкере звенят кубики льда. – Кому коктейль? – окликает нас из кухни Надя. – Нет, спасибо. – Я не свожу глаз с лица Эйми. – Я выпью. – Эйми окидывает меня холодным взглядом. – Я же сказала тебе, что не хочу обсуждать это здесь. Она решительно направляется к барной стойке. Резко выдохнув, я шагаю следом за Эйми на кухню. Надя подвигает ей мартини со льдом. Убрав оливку, Эйми одним глотком опрокидывает в себя напиток. Затем, заметив, что я не пью, тянется к моему бокалу. – Похоже, кого-то мучает жажда. Твое здоровье. – Надя поднимает свой бокал. Сделав пару маленьких глотков, она бросает взгляд в сторону микроволновой печи. – Если хотите, я закажу что-нибудь из закуски. – Нет, спасибо. У нас планы на ужин. – Облокотившись о стойку, я наблюдаю за тем, как Эйми поглощает мой коктейль. К счастью, чуть медленнее, чем первый. – Я не голодна. – Эйми отодвигает от себя пустой бокал. – Ну, как хотите. – Надя встряхивает шейкер. – Еще стаканчик? Эйми снова качает головой. – Думаю, нам пора домой. – Схватив сумочку, она направляется к входной двери. Я вздыхаю. Похоже, мне не остается ничего другого, как только откланяться. – Машину поведу я, – говорю я и потираю переносицу. Надо запастись терпением. Оно мне сегодня пригодится, иначе я снова могу ляпнуть что-то такое, что выведет Эйми из себя. – Спасибо, – говорю я Наде. – За ее машиной мы заедем завтра. – Можете не спешить. – Она сжимает мою руку. – Ян, ты сейчас нужен Эйми. Я же вижу, ей тяжело. Нам обоим тяжело. – Знаю, – говорю я вслух. – Спасибо. Я подхожу к Эйми. – Ну что, поедем домой?