Лежу на нем. Мы завершили тем, что я была сверху. Мои волосы упали ему на лицо, и он развешивает их по себе, расправляет. — Ты из-за этого так?.. — осведомляюсь. — Что ноут смотрела?.. Вообще-то мне хочется спросить: «Где был?» — но я выше этого. — Если ты думаешь, что я трахнул тебя и «отошел» ... — он даже не выныривает из-под пелерины моих волос — лишь обеими рукам обнимает-сжимает попу, — ...ошибаешься. — Если ты думаешь, что я трахнула тебя и буду извиняться... — сминаю грудями его нос. — Если ты думаешь, что я трахнул тебя и жду твоих извинений... — внюхивается, впахивается он носом в мои сиськи. — Ладно, проехали, — смеюсь я отчасти потому, что щекотно, и отчасти потому, что мне захотелось еще немного потискаться с ним перед сном, а разбирать что-либо перехотелось. Интересуюсь на всякий случай: — Так че там было-то? — Где? — гладит он кончиками пальцев мою голую спину. — Да ладно! Что Франк сказал? — Франк?.. А-а... Да ниче. Нормально. Да ну. — То есть? — даже приподнимаюсь на локтях. — Ну да. И где был-л-л?.. Не-е, не дождется. — Вчера объект ездил смотреть. Допоздна — в машине покемарил. "Пропажу" мини я и не заметила... — Ту ночь?.. Блин, язык прикусить не успела. — Ту ночь — тоже. В Нойштрелице, на стройке заебался совсем... и чем пилить потом оттуда... Сегодня первый день отработал у него. На испыталке пока, потом возьмет на «фест». *** Глоссарик на ГЛАВУ ДВАДЦАТЬ ШЕСТУЮ Что сказал Франк ареал — территория, большой участок фест — постоянная работа ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ Маникюр Оправившись после шоковой терапии спонтанного визита «к дочке», моя бедная мама решила отныне быть поосторожнее. Вернее, это у нее специфика такая — «наказывать» за провинность. Делать вид, будто я никуда ее не приглашала, а она милостиво не соглашалась прийти. Поэтому в четверг я деликатно напоминаю, что в это воскресенье жду ее ко мне. Что «ко мне» — это «к нам», лишний раз не афиширую. Мама делает вид, будто слышит об этом впервые, приглашение мое ей в тягость, но она — исключительно из соображений самопожертвования — соглашается его принять. — Что ж, могу приехать. Мне, правда, курсовые для старшеклассников готовить надо. Ну, да ладно. А.. — как снова его зовут?.. — Рик. — «Рик», — будто делая над собой усилие, произносит мама, — он далеко от тебя живет? — Близко, — говорю лаконично, решая, что хорошенького понемножку. Вот приедет мама и сама все увидит, так сказать, глазом, не замылившимся от возмущения безбашенностью и аморальностью своей дочери. — Рик специально для тебя приготовит закуску. — Польщена, — мама все равно не выказывает признаков оттепели. Ее деланное легкое недовольство меня забавляет. Ощущаю, как сильно соскучилась по запрещенным ныне сходкам-скопищам своих людей, семейным праздникам и встречам и припоминаю, как накрылся мамин последний визит. — Мам Лиль, пораньше подъезжай. *** Мама не любит салонов, но любит, чтобы все было «как в салоне». — Катюх, я к тебе с аппаратом приеду, — ставит меня в известность мамино лицо на дисплее. — И с подставкой. Так она называет складную кушетку. И вообще, мама хочет мне сказать, что я должна ее забрать. — Мам Лиль, у меня сегодня машины нет. — Опять сломалась? — Рик забрал. — То есть как — забрал? — Он на объекте. До вечера. Надеюсь. Уехал вчера на весь день на «мини», вернулся, переночевал, сегодня рано утром уехал опять. В ЭфЭм на сегодня запланировано нечто вроде субботника, так что вроде и правда не к какой-то бабе на моей машине смотался и не сторожить не свой бизнес. Это я сама себе так шучу. На самом деле мне не грустно и меня ничто не бесит — наоборот. Все это так... обыденно, по-бытовому. Нормально. Поэтому мне необычайно приятно говорить об этом с мамой. Но моих чувств не разделяют. — На стройке, что ли, работает? — морщится мама. — Да, представляешь? — радуюсь я, будто и мама тоже только что обрадовалась. — Взрывником-экспертом. — Час от часу не легче. — Это только кажется, что опасно. Там у них все компьютеризовано. Наверно же... — Кроме того, он больше планирует. — Хозяин — барин. Кажется, маме неинтересно, опасно это или не опасно — у нее на лице неодобрительное недовольство. Подозреваю, что это не из-за того, что ее лишают «пуфика», но на всякий случай предлагаю: — Давай у тебя? — Нет уж. Я уже настроилась. Мама, как, наверно, многие мамы, любит пообижаться, если ей о чем-нибудь не рассказывают. Однако по приезде ко мне она делает вид, будто ей неприятно одно упоминание Рика, и морщится от воображаемых «подробностей». У меня не развешены сушиться его трусы, не валяются по комнатам грязные носки, а на столе нет пепельницы, полной окурков (у меня ее вообще нет). Но этого и не нужно: взгляд ее падает на его ноут — теперь он оставляет его на рабочем столе рядом с моим — и она не выдерживает: — Так вы прямо съезжаться собираетесь? — Уже съехались. — Ох, смотри, Катька, смотри-и! — трагически восклицает мама. — Мам Лиль, не дергайся, а... ты мне всю работу испортила.