— Я тоже не могу. — Я, блять, работаю. — Я тоже работаю. Высади. — Да еб твою мать, там ненадолго... — Я сказала: высади. В общем, дела у нас идут как нельзя лучше. А иногда я даже и на работе появляюсь, да. Сейчас, к примеру, на Карре-Ост. Жарища сегодня. Безжизненный, раскаленный объект раскинулся перед моим неосведомленным взором на манер Долины Смерти. Чего это тут тихо так — стройтехника, что ли, барахлит?.. — Это вы от «Аквариусов»? Где начальник стройки, мать его за ногу?! — накидывается на меня Марио, низенький, волосатый и лысоватый бригадир подрядчика. — Воды нет! — Сейчас будет, — говорю. — Большая пробка в Трептове. — Да причем тут пробка? — Да он из Трептова едет. — А-а... — затем, опомнившись: — Так это не вы разве?.. Все так думают, думаю, а сама только киваю и уже набираю полусекретный, добытый мной некогда номерок в районной службе водоснабжения. Плету им, что тут у нас черт знает какой армагедец. Мне обещают дать воду через четверть часа. — Что говорят? — спрашивает бригадир уже чуть более миролюбиво. Наезд, предназначавшийся мне, как «бауляйтеру», то есть, «начальнику стройки», попритушен. — Щас дадут. Это из-за них в Трептове пробка. Воду дают и правда почти «щас», хоть я и просто так, навскидку сказала. Пригорюнившийся было на жаре зеленоватый экскаватор, загнанный на груды строительного мусора, оживляется. Голодным динозавром набрасывается он на изрядно искромсанный полутруп здания и с колоссальным грохотом отхрупывает своими гигантскими челюстями-кусачками по куску от перекрытия с торчащими венами кабелей и арматуры. Пыль из свежих ран обдают водяным туманом. — От же повезло нам, что ты приехала, — восхищается Марио. — Хрен бауляйтера того дождешься... неделю на стройке не показывался, падла... да больше... Я ж даже в лицо его не знаю. — Не мог он, — говорю. — У него «корона». Была. — Да у кого ее не было, — добродушно ворчит он. — Гм-гм. — Да он бы, — говорю, — вряд ли бы вам помог. — Эт почему?.. — бригадир теперь явно в хорошем расположении духа и не прочь «пофлиртовать». И я не прочь: — «Телефонов» не знает, — говорю. — А я знаю. — Молодец. — Мгм. Да вон он. Здорόво, с возвращением. Так, мне пора. — Да ты куда? — бригадир уже успел ко мне «прикипеть» и появление нашего бауляйтера почти игнорирует. — На другую стройку, — скалю зубы. — Давайте, работайте тут. Если че — вызывайте. — Вали уже, — смеется «наш». — Супер-девочка. Без тебя как-нить справимся. — Не уверен, — тянет бригадир, кивает нашему в знак приветствия и подает руку нехотя, будто раздумывает. — Здорово. Будем знакомы. Чё, «корону»-то вылечил?.. Препоручив Карре-Ост нашему, отчаливаю, и взгляд мой случайно падает на подсобку на дальнем краю территории. Рабочие устроили себе там стихийную столовку. Обедать вместе им никто не разрешил бы, и они ныряют туда поодиночке. «До последнего нырять будут» — думаю безучастно. «Пока не снесут». Выдвигаюсь в сторону метро и мгновение соображаю, куда ехать. В голове хрипло-матерным эхом отдается наездливый голос. Меня передергивает, но это не отвращение, а повеселевшее возмущение: я ж «сказала». На волне возмущения еду не на Курфюрстен, хоть и «ненадолго же», а в свой горемычный Бланкенбург. Пусть считают меня супер-девочкой. *** Устала. Супер-девочки тоже устают. В Бланкенбурге проторчала почти до вечера, на фирму уже не поехала. Опять иду, опять на метро. — Кати, да там вроде Йеноптик разродились... — бубнит мне в наушнике Мартин. — Встречу назначили. — Круто, — говорю пресно и киваю, хоть он и не видит. — Через две недели. Не круто. Совсем. Я буду в отпуске — это я так решила — а без меня не круто... Повинуясь необъяснимому рефлексу, оборачиваюсь и до меня доходит, что меня на шаговой скорости «ведет» по проезжей машина. Моя машина. — Перезвоню, — говорю Мартину. — Ну так как... Но я уже «повесила» и сажусь к себе в машину. Собираюсь спросить, как он тут оказался, но не успеваю и рта раскрыть — Рик по «громкой» говорит с Резо. Запихиваю наушник обратно в ухо, делаю вид, что мое совещание еще не окончено. Веду себя, безусловно, как маленькая, но — я ж «сказала». Когда «совещания» у нас обоих, наконец, «завершены», мы застываем в пост-совещательном ступоре и безмолвно плывем навстречу вечернему городскому мареву. — Хавать дома есть? — спрашивает Рик. Чего спрашивает? Прекрасно знает, что нет. Полагаю, вопрос риторический — не отвечаю. Рик не настаивает. Лезет ко мне в ноги и поднимает ко мне на колени пакет, в котором оказываются две коробочки с тайской лапшой. Марево оказывается пробкой на въезде в Панков. Мы увязаем в этой пробке и принимаемся за лапшу. — Че, Курфюрстен я теперь сам буду делать? — спокойно осведомляется Рик. С места — в карьер. — Хочешь — сам, хочешь — не сам, — отвечаю с полным ртом. — А только я с этим сутенером больше встречаться не собираюсь. — Он не сутенер. То вообще была не его точка. — «Точка», — едва удерживаюсь, чтобы не фыркнуть. — Ну, не его, так его брата или свата. Почем я знаю. Я в их генеалогии не разбираюсь. — Между прочим, он как раз-таки собрался перестраивать объект, доводить до нового пользования, если ты забыла. И я — тоже. — Не забыла, — говорю. — Кстати, Карре-Ост скоро доломают... потом начнется... Но ему неинтересно слушать. Может, потому что там без взрывов и он не задействован в этом их проекте. А может, просто дуется из-за Резо. *** Вечер нынче, кажется, приятный, но мы до того наторчались на улице, что нас с ним даже на балкон не тянет. Вероятно, это должно было произойти рано или поздно, хоть до этого момента я и не задумывалась, что должно было. Не ждала, так сказать. Начинается с того, что мы заглядываем на кухню, я не знаю, зачем, да так там и оседаем. Пива нет, поэтому пьем чай. — В отпуск не хочешь смотать? — спрашиваю. — Эт куда?