Я ощущала себя полнейшим ничтожеством, мне попросту нечего было ему противопоставить, даже мысли прочесть не получалось, потому что черная кровь в нем зашкаливала. Я бросилась к ней, чтобы оттащить, убедить сбежать, но ее псина ловко лягнула меня, даже не отвлекшись от основной цели, и я, улетев на несколько метров назад, проехалась по перрону спиной. Поняв, что животное бессильно, Ночка снова стала наносила ему удары один за одним, и ее тьма бесновалась, пытаясь разодрать противнику горло, отскребая и откусывая куски от плитки перрона, но не имея возможности причинить вред гхаттиту. Все это происходило очень быстро, и я буквально видела, как стремительно Ночка двигалась к черте, за которой начнется безумие. Для нее это была возможность отомстить, и я прекрасно понимала эти чувства, но сама она из безумия не выйдет, а значит, моя подруга умрет. Я вскочила на ноги, попутно пытаясь понять, почему противник ничего не делает. Возможно, ему выгодно ее безумие? А может, у нее получилось, и она его убила? — Ника! — Михаил выскочил из здания вокзала, еле пробившись через убегающую толпу. — Забери ее! — завопила я в состоянии, близком к истерике. — Безумие! Михаил бросился к дерущимся, и в этот момент рядом с ними начали падать люди. Они хватались за шею, за свои плечи, лицо, кричали от боли. Их кожа очень быстро гнила, и они умирали. Отвратительное зрелище. Этот гхаттит проклинал окружающих и собирал силы из боли, в том числе из своей. Он не сопротивлялся, просто лежал на земле, а Ночь в исступлении била его и била, ненамеренно давая больше сил. Михаил хотел схватить ее и оттащить, но теневой пес резко развернулся и попытался укусить его. Нападение на своих — первый признак безумия, в этом состоянии чернокровный не различает своих и чужих. Михаила спасло лишь то, что зверь не мог выйти из своей хозяйки, Призрак успел мерцнуть назад, и черные клыки клацнули по воздуху. Ночка даже не отвлеклась, она продолжала наносить удары, от которых, у нее уже костяшки пальцев разбились в кровь. Люди, только что так громко кричавшие, начали вставать. Пять трупов. Пять мертвецов, окружавших поле боя. — Ночь, надо уходить! Михаил снова бросился к ней, но тьма, с окончательным безумием хозяйки потерявшая осмысленную форму, схватила его и отшвырнула через поезд. Похоже, какие-то капли сознания у Ночки еще оставались, иначе она убила бы его. Мертвецы, окружившие дерущихся, вспыхнули тьмой, образовав пентаграмму. Зверь ее вспыхнул и рассеялся, но подруга не заметила ничего этого, продолжая бить гхаттита. Я не могла потерять ее вот так. Просто не могла. Пусть это глупый поступок, но я не могу стоять и смотреть, как умирает близкий мне человек, и ничего не делать. Даже если я не могу сделать ничего, даже если я просто обычный человек для этого гхаттита, я должна сделать хоть что-то, и не выдержав ощущения бессилия, я снова бросилась вперед. Со всего размаха я врезала коленом по одному из мертвецов, но тот даже не дернулся, а у меня появилось ощущение удара об столб, и я зло зашипела от боли. Попыталась хотя бы просто отпихнуть его ударом по ногам, но увы, столб есть столб. Крик подруги отвлек меня. Она вместе с гхаттитотм находилась в центре пентаграммы, и ее приподняло над ним. От мертвецов к ней тянулась тьма, но не такая, как у нее, и мне это казалось больше похожим на цепи. Они причиняли боль, и она извивалась, пытаясь за них ухватиться, а ее болезненный крик был смешан с рыком злости. И в какой-то момент ее будто прорвало: — Сдохни! — прошелестела она искаженным до загробного шепота голосом. Тьма полыхнула от нее во все стороны, прорвалась, будто Ночка разбила проклятие, не дававшее ее силе действовать, и щупальца тьмы, так напоминавшие щупальца тьмы Влада, раскинулись в разные стороны, пытаясь нанести удар по мертвецам, но прямо перед ними ударилась о невидимый барьер. В этот же момент меня за руку схватил мерцнувший ко мне Михаил. — Уходим, — он потянул меня в сторону. — Хочешь ее тут бросить?! — в истерике я чуть не сорвалась на визг и уперлась ногами, не давая себя сдвинуть. — Ей уже не помочь. Она в безумии. Надо уходить, — он снова дернул меня за руку. — Я не пойду! — я рванула руку на себя. — Времени нет! Его дальнейший поступок был крайне неожиданным. Он ударил меня в живот так, что дыхание перехватило, и я согнулась, не в силах что-либо предпринять. А он схватил меня, перебросил через плечо и бегом, быстро мерцая, потащил в дальнюю часть перрона, где можно было покинуть вокзал. От удивления и шока я не успела обидеться или разозлиться, и лишь бросила взгляд на происходящее с Ночкой. Она висела в центре огромного купола внутри пентаграммы, образованной мертвецами. Под ней лежал, приподнявшись на локтях, гхаттит. Ее тьма бесновалась, билась в барьер, не в силах его преодолеть, отбивая куски плитки с перрона, пыталась разорвать гхаттита, но проходя сквозь него. И тут он повернулся в мою сторону. Я очень четко ощутила на себе его пристальный взгляд. Он запомнил и придет за мной, поняла я. Точно придет. И однажды по одиночке он уничтожит всех агентов с черной кровью, а потом ему уже некому будет помешать. Тот день стал одним из самых сложных в истории Отдела. Они узнали о безумии. Был открыто нарушен маскарад. В стычке с эхом Гхаттота лучшие агенты отдела ничего не смогли сделать. Этот день показал, что Отделу Гхаттот не по зубам, и с последствиями разбирались долго и тяжело. Касательно крайней стадии безумия решили, что проблема была единичная — только у Ночки. В средствах массовой информации случившееся долго заминали, а с особо зарывавшимися журналистами начальство общалось лично. Что же до последователяГхаттота — он на несколько лет пропал из поля зрения Отдела, и начальство с радостью ухватилось за предположение, что он погиб, несмотря на то, что тело найдено не было, ведь все чернокровные после смерти рассыпаются в прах. В моей личной истории тот день отпечатался как переломный. Именно тогда я поняла, что единственные, кто мне нужен, это Михаил и Влад, а к остальным я не хочу и не буду испытывать никаких положительных чувств. Потому что всех этих людей слишком легко потерять, а потеря — это слишком больно. СЕЙЧАС. Связь разумов — Вероника? — голос Виктора и его тактичное покашливание заставило меня обратить на него внимание. — Вы так серьезно задумались, что-то не так? — Все в порядке, — я тряхнула головой, выбрасывая из нее воспоминания. — Рада, что хотя бы один из вас знает историю. Теперь осталось научить вас последнему, что потребуется на заданиях. Связь разумов. Я встала и оставила бокал на столе. — Впрочем, я погорячилась, научиться — это громко сказано, скорее уж ознакомиться, с первого раза ни у кого не получается. Будете приходить ко мне по одному. Виктор, ты первый. — И почему он? — Никита расстроился. — Потому что, мой недалёкий друг, женщины любят галантных и образованных мужчин, — Виктор усмехнулся ему в ответ. Я их перепалку слушать не стала и направилась к лестнице: — Как только наговоритесь, Виктор, я жду тебя со всей твоей галантностью у себя, — на этих словах я покинула гостиную. Виктор догнал меня почти сразу: — Я не хотел расстраивать вас, Вероника. — Ты не расстроил, — я остановилась у комнаты и кивнула на нее. — Входи. Он шагнул внутрь, а Михаил, молча следовавший за мной, остался стоять здесь, у двери, чтобы не пускать лишних посетителей. Я зашла и закрыла дверь: — Сейчас я настрою связь между нами, Виктор. В связи мне станут известны все твои мысли, даже нечаянные. Твоя задача — научиться скрывать их, потому что все участники связи их услышат. К тому же лишние мысли создают шунт и мешают на задании. Главное твоё испытание сейчас — это доверие, именно поэтому в связи будем только мы с тобой. — Я понял. Однако… — он встал посередине комнаты и повернулся на меня. — Это, похоже, в некотором роде интимная вещь. Не доставит ли это определенных… неудобств? — О, поверь, краснеть и смущаться ты точно еще будешь, — я усмехнулась. — Когда я впервые впускала в связь агентов Харибду и Призрака, я узнала о них много нового. Вообще-то я солгала, ничего нового я не узнала, потому что наши отношения с каждым из них и без того были интимны, но не сообщать же об этом Виктору. — Я могу отказаться обучаться этому и пользоваться этим? — Приказ Влада не обсуждается. Да и потом, без связи ты умрешь. И это не угроза. Связь — крайне полезная жизненная необходимость, которая не раз спасала жизни нашей группе. Иди сюда, — я поманила его пальцем. Он подошел. Так не хотел в связь. Неужели есть, что скрывать? Я аккуратно, даже нежно, взяла его лицо в ладони. Он стоял напряженно, глядя на меня. Я прислонилась к его лбу своим, закрыла глаза, сосредоточилась, активировала связь и отпустила его, продолжая на него смотреть. Он немного поморгал и осмотрелся. — Ну ни хрена себе! — его мысль была непроизвольной. — Ой, черт, эта стерва наверняка меня слышит. Дьявол. В его исполнении стерва звучало как восхищение, а не как ругательство. Он перевел взгляд на меня: — Слышит или нет? Не пойму. — Слышу, — так же по связи ответила ему я с усмешкой. — К мыслям я отношусь лояльнее, чем к словам, люди не способны их контролировать. Учись скрывать свои мысли, пока в связи только ты и я. На задании нас будет больше. Я села на кровать, оперлась ладонями позади себя и спросила вслух: — Как тебе это состояние? Нравится? Кажется, будто видишь все. Будто ты всемогущ. — О да! — немедленно отозвался Виктор в связь. — Да чтоб меня взяло! Почему я не могу контролировать свои мысли?! Это же так, мать его, просто. — Это просто и сложно одновременно, — в связь отозвалась я и откинулась назад на спину. — Даю тебе полчаса, чтобы разобраться, потом связь выключу. Развлекайся. — О, я бы поразвлекался… — его взгляд упал на меня, прогулялся по моему телу, но он тут же отвел взгляд. — Дьявол, она же услышит, дегенерат. Простите, Вероника. От него по связи разлетелся стыд. — Ничего. С мужчинами в связи всегда трудно, — ответила я, глядя в потолок. — Их мысли всегда одинаковые. Моя грудь. Моя задница. Мое обнаженное тело. И то, что они бы со всем этим вытворяли и в какой позе хотели бы меня видеть. Я привыкла. Пока я говорила, от него прилетали соответствующие видения со мной в главной роли. Я спокойно к этому относилась. Это действительно было нормально. Но на последних словах от него прилетел такой образ, от которого я рефлекторно шарахнулась и подскочила на кровати в сидячее положение. На этой картинке я лежала на кровати голая. Мои руки были привязаны к грядушке. Одной рукой он держал меня за грудь, а второй сжимал горло, сам при этом был уже внутри. Как и всегда в случае крайне сильных эмоций, не сдержалась даже я. Непрошенное, в связь попало мое воспоминание. Я стою на коленях на полу, запрокинув голову, потому что меня держат за волосы, жестко входя в меня сзади. Я вцепилась пальцами в деревянный столб, к которому привязаны мои руки. И я до одури боюсь того, кто это делает, и при этом крайне возбуждена. Вовремя опомнившись, я успела прервать воспоминание, прежде чем Виктор понял, кто именно делал это со мной. Я посмотрела на него, а он посмотрел на меня. Я видела себя его глазами: бледное лицо, легкая растерянность. — Ого… — тихо произнес он вслух. — У такой шикарной стервы, как вы, такие страшные тайны… Я ощутила эмоцию его возбуждения, но не по связи, а просто выпущенную наружу, как обычно ощущаю от людей. — Посмеешь кому-нибудь тяфкнуть — я тебя на лоскутки разорву, — очень искренне пообещала я в связь. — Верю, Сцилла, верю, — он даже отступил на шаг, подняв ладони. — Главное — доверие. И вы можете мне доверять. Я вдруг поняла, что никакие обрывки его образов и мыслей по связи уже не разлетаются. На удивление быстро освоился. Молодец. — Вижу, сдерживать эмоции ты уже научился. — Да, это оказалось несложно. Я умею держать себя в руках, — гордость все же разлетелась от него по связи. — Заранее приношу извинения за Никиту. Боюсь, с ним придется повозиться. Однако он старается, уверяю вас. — Хорошо. Как бы ты ни гордился своими умениями, самые сильные эмоции, например страх или стыд, во время задания все же проскользнут, и этого не надо стыдиться. — Я понял, — он кивнул. — Теперь иди, — я разорвала связь. Он немного поморгал, отвыкая, и направился к выходу, но у самых дверей остановился и повернулся на меня: — Я позволю себе вольность предположить, Вероника, что вы вряд ли делали это по принуждению, а значит, вам это нравится. Также посмею предположить, что тот человек уже стар либо мертв. Если вдруг вам снова захочется… — он замолчал, подбирая слово, — этих острых ощущений, рад буду предложить их вам. — Благодарю, Виктор, я услышала тебя, — я с трудом сохранила невозмутимое выражение лица. — Можешь идти. Он вежливо поклонился и покинул комнату, позволив мне наконец облегчённо выдохнуть. Никита завалился внутрь почти сразу после ухода Виктора. В его руках болталась бутылка вина.