— Вероника! Ни слова! — он начал, еще не успев дверь закрыть. — Мы с вами плохо начали, и очевидно, раз дама недовольна, то ее кавалер всему виной. Обещаю исправиться. Он подошёл к сидящей на кровати мне и остановился. — Я вижу, что Виктор вам больше по душе, этот пёс всегда хорошо влиял на женщин, но я познакомился с вами раньше него, Вероника, и видел другую вашу сторону души, ту, что вы сейчас почему-то не показываете, — он улыбнулся, осветив меня улыбкой. — Вероника, вы чудесный человек, и я, как глупый мальчишка, перегнул палку, пытаясь вам понравиться. Я прошу прощения и принес вот это в качестве примирения. Он протянул мне бутылку, а я нервно закусила губу. Он выглядел таким милым сейчас, таким искренним, прямой противоположностью Виктора. Было в них двоих что-то такое, что напомнило мне о Владе и Михаиле, но в отличие от них, эти двое не враждовали, а были хорошими друзьями. Словно могли бы даже из-за меня не враждовать, а просто соперничать, как Белобог с Чернобогом за Ночку… Но нет, нет, нет! Я не должна связывать их с воспоминаниями, не должна привязываться! Они умрут, как и все агенты! Умрут и опять причинят мне боль! — Ты пришел учиться или болтать ерунду? — я состроила совершенно равнодушное выражение лица. Никита опешил от моего тона, и помолчал несколько секунд, прежде чем продолжить. — Я пришел по более важному вопросу, чем обучение, — сегодня он был на удивление серьезен. — Потому что нет ничего важнее, чем человек, к которому испытываешь самые теплые чувства. Я не говорю сейчас о любви, Вероника, это было бы враньём, но вы мне не безразличны. Я уже видел, что вы можете быть другой, и не понимаю, зачем сейчас вам эта маска. Я резко встала с кровати и хмуро уставилась на него. — А может, ты как раз и видел маску, а сейчас я настоящая? Об этом ты не думал, Никита? Он потянулся свободной рукой к моей щеке нарочито медленно, чтобы я видела: — Когда я коснусь вас, можете сделать со мной что хотите. В этом ведь ваша сила, верно? И прямо сейчас я открыт, незащищён и не собираюсь. Я просто не могу сдержаться, вы слишком нравитесь мне. И решайте сами, что со мной за это сделать. И что бы вы ни решили, оно будет того стоить. Его пальцы коснулись моей щеки, а губы впились в мои. Не то чтобы я совсем не ожидала этого, его мысли были ясны, прозрачны и очевидны, но я сражалась сама с собой. Предстояло принять сложное решение. Самым правильным ходом сейчас было бы наказать его. Подтвердить то, что я сказала ранее: не надо меня трогать, не надо бередить старые раны, не надо лезть в душу. Но я не могла. Еще в прошлый раз мне было неимоверно тяжело, а сейчас еще тяжелее. Это как ударить ребенка или животное, которое ничего не понимает, лишь тянется к ласке и теплу. Но если я этого не сделаю, он решит, что ему все можно, и тогда пострадают все. Влад не даст ему спокойной жизни и скорее всего убьет, а я опять потеряю близкого. Не хочу больше никого терять. Никогда. Я вдруг поняла, что самое сложное — это не причинить боль чужому абстрактному человеку или даже себе. Самое сложное — это причинить боль близкому, которого любишь. Его боль — твоя боль, и от нее не закрыться, и вместе с ней всегда будет идти чувство вины. Но иногда надо поступить и так. Надо причинить боль даже ценой своей вины и своей боли, лишь бы потом этому человеку стало лучше. Никита должен был забыть обо мне, иначе Влад его убьет. И я решилась. Я отправила его в его самый страшный кошмар, и какая-то часть моей души содрогалась, рыдая вместе с ним. Примерно так нас и застал вошедший в комнату Влад. Никита лежал у моих ног, словно спал на полу, и будто в бреду, метался из стороны в сторону. Я стояла и молча смотрела на него сверху вниз с ничего не выражающим лицом, пока моя душа незримо плакала. Сумерки опустились на город, и в комнате стояла полутьма. Влад ничего не сказал про Никиту. Он лишь бросил на него взгляд и сказал: — Все готово, Вероника. Мы можем начинать ритуал. Я кивнула, перешагнула через мечущегося в кошмаре и, не оборачиваясь, покинула комнату вместе с братом. Идя по коридору следом, и разглядывая его спину, я вдруг подумала о том, о чем раньше не задумывалась. Он должен будет причинить мне боль, очень много боли, и если он ко мне не безразличен, ему это принесет боли не меньше. На секунду, когда я вставала в ритуальную руну, во мне мелькнуло чувство жалости к брату, которое я быстро отогнала. Мы делаем то, что должны, потому что мы те, кто мы есть. ТОГДА. Ты должен — Найден новый артефакт, к сожалению, уже активный, — пояснял нам своим слегка скрипучим голосом Владимир Рысин, специалист по артефактам, в карете по пути к кладбищу. — Первая группа агентов, отправленная за ним, не вернулась. Об этом сообщила вторая. Я уже был на месте и трупы осмотрел, меня, как и вас, выдернули из дома, а у меня отпуск, между прочим. Сижу, понимаете ли, чай пью, и тут врывается господин Бельц… — Не отвлекайтесь, — прервал его Влад. — Ближе к делу. — Ну да, конечно… В общем, с учетом состояния тел первой группы агентов, я отрекомендовал направить на эту задачу именно вас двоих. А мне порекомендовали отправиться с вами. — Зло всегда возвращается, — не преминула пошутить я. — Вероника, помолчи. Господин Рысин, что вы имели в виду, говоря о состоянии тел? Что с ними? — Они осквернены заразой Зоога. Именно поэтому я предположил, что ни один человек, кроме вас двоих, не сможет даже подойти к артефакту. Вы же понимаете, других людей с черной кровью просто нет. Ну да, в живых остались только мы с братом. Я осознала это не так давно и, честно говоря, до сих пор не знала, как относиться к этому факту. То ли радоваться, что мы все еще живы, то ли грустить о потерях. — Мы не имеем никакого отношения к Зоогу, — справедливо заметил брат, — а черная кровь сделана на основе крови последователей Гхаттота. Это разные боги. — А вот здесь и зарыта собака, — седой мужчина воодушевленно улыбнулся и поудобнее оперся на трость. — Я много изучал артефакты, оставшиеся от Зоога, и возможности чернокровных вроде вас. Они, вы не поверите, схожи. Зоог, образно говоря, искажал то, чего касался. Таким образом, когда Отдел, еще будучи Орденом Света, воевал с ним, его противниками были вампиры и баньши с артефактами — искаженные люди с искаженным вещами. Кхутуру, если верить летописям, искажал животных, превращая их в чудовищ и бестий. Гхаттот тоже искажает, судя по вашим способностям, но он не переделывает под себя живых, а базируется на ваших предрасположенностях, как поступал Зоог с предметами. Понимаете, что я имею в виду? Боги влияют похожим образом, как если бы один был ястребом, а второй орлом, но оба — птицы. И вот сейчас я прошу птенцов ястреба прыгнуть в пропасть, где когда-то жили орлы, потому что они тоже могут летать. — Ну да, а если вы ошибаетесь, и крыльев у нас нет, мы погибнем, — буркнула я. — Шанс этого крайне мал, — мужчина смущенно перебрал руками по набалдашнику трости. — Да и сами понимаете, если не разобраться с артефактом, есть шанс, что он будет продолжать осквернять землю еще долго, и это может закончиться плачевно, особенно если эта дрянь будет расползаться. Карета остановилась, брат открыл дверцу и вышел, словно потерял интерес к разговору. — Какая дрянь? — насторожилась я. — Вы ни о чем таком не говорили. Рысин повел рукой, указывая на дверной проем: — Да вот эта. Несмотря на то, что карета остановилась поодаль от основного места события, даже отсюда было видно черную мерзкую смоляную жижу, расползшуюся по земле. Она покрывала кладбищенские растения, деревья, надгробия и прочую местность вокруг небольшого склепа, который и являлся источником этой заразы, слой жижи на нем был толще и плотнее и бугрился, имея схожесть с торчащими корнями деревьев. Неподалеку от нас крутилось множество людей: негодующие кладбищенские рабочие, постоянно крестящийся священник и несколько сотрудников Отдела, которые пытались успокоить остальных. Судя по оцеплению вокруг кладбища, Отдел уже даже успел запросить поддержку у военного подразделения, хотя зевак здесь не было, поскольку кладбище находилось в глуши, вдалеке от основного города. Я спрыгнула из кареты следом за братом как раз, когда он произнес: — Сколько погибших? Где тела? — Трое, все агенты, — проскрипел Борис. — Нас вызвали сразу, как только местные рабочие увидели расползающуюся заразу. А тела я осмотрел и разрешил увезти. Мужчина покинул карету, опираясь на трость и прихрамывая на левую ногу — результат неудачного использования артефакта по молодости лет. — Крайне неразумно с вашей стороны, господин Рысин. Нам бы они сейчас очень пригодились. — Сможете изучить по возвращению в Отдел, — отозвался тот, а брат, не удостоив его ответ вниманием, зашагал вперед и позвал меня. — Сцилла. — Каков план? Как обычно? — уточнила я, догнав его. — Будем импровизировать. — Значит, как обычно, — я вздохнула; он никогда не любил строить планы. Пройдя мимо военных и соблюдя необходимые формальности, мы с ним остановились перед самым началом черноты. Брат присел на корточки, долго разглядывал ее, а затем медленно потянулся указательным пальцем. — Осторожно, — попросила я, занервничав, и присела на корточки рядом. Рысин, уже успевший дохромать до нас, остался стоять, опираясь на трость и так же внимательно следя за действиями брата, как и я. Когда палец Влада коснулся жидкости, я готова была к чему угодно, но ничего не случилось, она вела себя, как обычная смола. — Ну вот, я же говорил! Вам она не причинит вреда! — воскликнул Рысин, стукнув тростью о землю, и добавил в ответ на наши с Владом вопросительные взгляды. — Я сейчас объясню, смотрите внимательно. Он сделал к жидкости еще шаг, оказавшись совсем рядом, и та медленно поползла к его ботинку, словно почуяла добычу. Мужчина быстро отошел, и жидкость тягучей резиной стала возвращаться в исходное состояние, потеряв цель. — Видите? — специалист по артефактами с гордостью посмотрел на нас. — Я же говорил, что только вы и сможете туда пройти. — Сцилла, стой здесь, — Влад встал, и шагнул вперед, вступая в жижу. — Ты опять за свое? Хочешь, чтобы я в тылу отсиживалась? — Я нейтрализую артефакт и вернусь, — невозмутимо солгал он. — Там нет никакой опасности. — Постарайтесь не уничтожать артефакт, как делаете обычно, а доставить его мне в целости, даже если он будет полностью разряжен, — затараторил Рысин. — Для науки это было бы очень полезно! Эти его причитания мы с братом уже слышали и не раз, поэтому оба не обратили внимание. — Ну, раз там не опасно, я иду с тобой! — с этими словами я тоже шагнула в жижу. — Прекрати оспаривать мои указания! — Влад ткнул в меня пальцем. — Тем более, при посторонних. — Ладно-ладно, большой и страшный некромант, — я подняла ладони. — Оспаривать не буду. Наверное. С последними словами я виновато улыбнулась. Влад со вздохом отвернулся и почавкал по жиже вперед: — Идем. Мы добрались до ступенек склепа и, стараясь не касаться этих странных черных корней и не поскользнуться, спустились внутрь. Жижа становилась все более густой и похожей на резину по мере того, как мы продвигались вперед. Наконец мы спустились в сам склеп. Это была крупная комната с низким потолком, вдоль стен которой находились выемки для будущих захоронений. В данный момент склеп был пуст, никаких тел в нем не было, и в самом центре стоял тот самый артефакт. Он выглядел как игрушка: обычный соломенный человечек, одетый в льняное платьице. Такие игрушки делали когда-то крестьяне своим детям. Влад лишь бросил взгляд на артефакт и стал внимательно оглядываться, а я присела перед игрушкой на корточки. То, что я видела, было то ли игрой воображения, то ли случайностью. — Влад, помнишь, я рассказывала тебе как умерла Ночка? — я не отрывала взгляд от игрушки. Соломенная девочка, растопырив руки, стояла над темным корнем, напоминающим лежащее человеческое тело, вокруг которого почти правильной пятиконечной звездой располагались бугры поменьше. И эту картину я уже видела. — Помню, а что? — он подошел ближе. — Не трогай это. — Смотри, — я указала пальцем, закусив губу, вспоминать до сих пор было тяжело. — Она так же нависала над тем гхаттитом, а вот эти пятеро похожи на тела, которые он использовал для своего ритуала. Я помолчала и только потом подняла глаза на брата: — Мне ведь просто кажется, да? Скажи, что это просто совпадение, порождение моего воображения. Влад промолчал, глядя на это несколько секунд, а затем, осененный какой-то мыслью, быстро прошел в центр склепа к самому крупному корню, похожему на небольшой табурет или пьедестал, и присмотрелся к нему. — Кукла была здесь, — сообщил он, указывая на него. — И ее кто-то перенес.