– Где нашли машину? – спрашиваю я. – В полумиле от аэропорта Филадельфия. – Сколько человек по отпечаткам? – На переднем сиденье? Только отпечатки Мауры Уэллс. Агентство тщательно моет салон после каждого клиента. Я киваю. На улицу сворачивает грузовичок, неторопливо проезжает мимо нас. Первая машина, которую я здесь вижу. – Переднее сиденье… – повторяю я. – Что? – Вы сказали: отпечатки на переднем сиденье. С какой стороны – водительской или пассажирской? – И там, и там. Я осматриваю дорогу, отмечаю положение упавшего тела, очерченного мелом, пытаюсь сложить все это воедино. Потом поворачиваюсь к ним. – Гипотезы? – В машине двое – мужчина и ваша бывшая, Маура, – отвечает Рейнольдс. – Кантон останавливает их для проверки. Что-то ему не нравится. Они впадают в панику, стреляют Кантону два раза в затылок и делают ноги. – Стреляет, вероятно, мужчина, – добавляет Бейтс. – Он вышел из машины. Ваша бывшая перелезает на водительское место, он садится на пассажирское. Это объясняет ее отпечатки на водительском сиденье и на пассажирском. – Как мы уже говорили, машину арендовали по украденным документам, – продолжает Рейнольдс. – Так что, мы полагаем, мужчине как минимум было что скрывать. Кантон останавливает их, чувствует – дело здесь нечисто, и это стоит ему жизни. Я киваю, словно в восторге от их умозаключений. Их гипотеза не верна, но, пока у меня нет ничего лучше, я помалкиваю, чтобы не настраивать их против себя. Они что-то утаивают от меня. Я бы, вероятно, делал то же самое на их месте. Мне нужно выяснить, что именно они утаивают, а единственный способ добиться этого – дружелюбие. Я включаю самую обаятельную из своих улыбок и говорю: – Могу я посмотреть запись видеорегистратора? Это, конечно, ключевой вопрос. Часто регистраторы мало что показывают, но в данном случае покажут достаточно. Я жду ответа – у полицейских есть все права на этом приостановить сотрудничество, – но, когда они снова обмениваются взглядами, я чувствую: тут что-то новенькое. Им словно неловко. – Почему бы вам не перестать валять дурака? – говорит Бейтс. Больше очаровательные улыбки не работают. – Мне было восемнадцать, – отвечаю я. – Выпускной класс. Маура была моей подружкой. – И она порвала с вами, – подхватывает Бейтс. – Вы нам это уже сообщили. Рейнольдс движением руки призывает его помолчать. – Что случилось, Нап? – Мать Мауры, – говорю я. – Вы, видимо, нашли ее. Что она сказала? – Вопросы задаем мы, Дюма, – отвечает Бейтс. Но Рейнольдс опять чувствует, что я хочу помочь. – Да, мы нашли мать, – говорит она. – И?.. – Она заявляет, что много лет не общалась с Маурой. Что понятия не имеет, где ее дочь. – Вы говорили с самой миссис Уэллс? – Она отказалась беседовать с нами, – качает головой Рейнольдс. – А это заявление сделала через адвоката. Значит, миссис Уэллс наняла адвоката. – Вы ей поверили? – спрашиваю я. – А вы? – Нет. Я пока не готов сообщить им эту часть. После того как Маура бросила меня, я пробрался в их дом, взломав двери. Да, глупо, импульсивно. А может, и нет. Я чувствовал себя потерянным, сбитым с толку, получив двойной удар: потерял брата, а потом любовь всей моей жизни. Может, это и объясняло мое поведение. Зачем я пробрался в дом? Я искал какие-нибудь указания на то, куда делась Маура. Я, восемнадцатилетний парнишка, изображал из себя детектива. Я почти ничего не нашел, но из ванной комнаты украл две вещи: зубную щетку Мауры и стакан. Я тогда не подозревал, что со временем стану копом, но сохранил их на всякий случай. Не спрашивайте зачем. Но так я сумел ввести отпечатки Мауры и ее ДНК в систему, когда у меня появилась такая возможность. Да, меня еще и поймали. И не кто-то, а полиция. Конкретно капитан Оги Стайлс. Тебе ведь нравился Оги, да, Лео? После того случая Оги стал для меня кем-то вроде наставника. Это из-за него я пошел работать в полицию. Он и с отцом дружил. Дружки-забулдыги – так их можно было назвать. Нас всех связала трагедия. Это сближает – когда человек переживает то же, что и ты, – правда боль никуда не уходит. Отношения кнута-пряника – точное определение горько-сладкого. – Почему вы не доверяете ее матери? – говорит Рейнольдс. – Я наблюдал за ней. – За матерью вашей бывшей девушки? – недоверчиво переспрашивает Бейтс. – О Иисус! Дюма, вы же типичный параноидальный тип! Я делаю вид, что Бейтса здесь нет. – Матерям звонят с неотслеживаемых телефонов. По крайней мере, так было прежде. – И откуда вы это знаете? – хмыкает Бейтс. Я не отвечаю. – У вас есть ордер на прослушивание ее телефонных разговоров? Я молчу, смотрю на Рейнольдс. – Вы считаете, что Маура ей звонит? – спрашивает она. Я пожимаю плечами. – Так почему ваша бывшая предпринимает такие усилия, чтобы ее не нашли? Я опять пожимаю плечами. – Какая-то мысль на этот счет у вас должна быть, – говорит Рейнольдс. У меня она есть, но я пока не готов делиться с ними. Мысль, на первый взгляд, как очевидная, так и невозможная. У меня ушло немало времени, прежде чем я принял ее. Я опробовал ее на двух людях – Оги и Элли, и они оба считают, что я чокнулся. – Покажите мне запись с регистратора, – повторяю я. – Мы еще не закончили задавать вопросы, – говорит Бейтс. – Покажите мне записи, и я думаю, что смогу понять, в чем тут дело. Рейнольдс и Бейтс в очередной раз неловко переглядываются. Рейнольдс подходит ко мне: – Записи нет. Меня это удивляет. Вижу, копов тоже. – Регистратор не был включен, – говорит Бейтс, словно это может что-то объяснить. – Кантон был не при исполнении. – Мы предполагаем, что полицейский Кантон выключил его, – продолжает Рейнольдс, – потому что возвращался в отделение. – В какое время он заканчивает? – интересуюсь я. – В полночь. – Далеко от этого места до отделения? – Три мили.