Воля кивнул грузину. Тот полуобнял артиста за талию. – Если Жохова там нэту, я инвалида самого в колодэц спущу. Обэщаю, – успокоил он Невского. Актера эти слова, однако, не успокоили. Он облизнул сухие губы, оглянулся. Сзади плотно стояли анархисты. – Есть! Лежит внизу кто-то! – закричали с середины двора, светя фонарем в люк. – Обыскать! – приказал артельщик. Из карманов Невского достали золотые броши, серьги, несколько колец с камнями. Кастет. Накладную бороду. – Гадина, – сказал Воля. – Судить будем прямо здесь и сейчас. Нашим братским судом. Братский суд Не уверенный в сообразительности «присяжных», Эраст Петрович повторил основные тезисы своей обвинительной речи еще раз, теперь коротко: – Невский – наркоман, тяжелый кокаинист. Это раз. Цены на порошок заоблачные, из-за этого Невский и пристал к артели «Свобода» – чтобы, прикрываясь «черной правдой», безнаказанно грабить обывателей. Это два. Поскольку его лицо известно многим москвичам, он прицеплял фальшивую бороду – вероятно, взял в театральной гримерке. Это три. Медальон, отобранный у стариков Чернышевых, Невский сразу отнес в кабак «Красная роза» и поменял на марафет. Это четыре. Я имел неосторожность рассказать ему, кого я ищу, описав приметы. Зная мое прошлое, Невский сразу догадался, что я иду по следу. Это пять. Он попытался избавиться от меня, наврав Джики, что я красный шпион. Потом, на собрании, увидел, что я стою рядом с Волей и что тот вызывает к себе трех человек, соответствующих приметам. Это шесть. Невский забеспокоился, пошел выяснять. Ему повезло, что Рыси не было на месте. Он актер, он легко подделал голос Жохова. Подслушал, что мы с Волей собираемся в Петроверигский переулок, и понял, чем это ему грозит. Это семь. Опередив нас, убрал обоих свидетелей, не пожалев даже сумасшедшую старуху. Это восемь. Потом решил убить двух зайцев: ограбить артельную казну и свалить вину на Жохова… Эраст Петрович посмотрел на председателя суда – Арона Волю. Подытожил: – Мотивы преступления очевидны, цепочка событий полностью восстановлена, вещественные улики налицо. Артельщик обратился к присяжным: – Понятно? – Чего тут непонятного? Сволочь он! В расход его! – многоголосо откликнулся двор. Он был заполнен белыми и черными лицами – в зависимости от того, как падал свет из окон. Электричество горело во всех помещениях, чтобы осветить площадку. Присяжными были все бойцы отряда. – Слово для защиты обвиняемому, – объявил председатель. – Брат Невский, если тебе есть что сказать – говори. Актер, выслушавший обвинение, сидя на ступеньке крыльца, поднялся. Картинно запахнул плащ, должно быть, воображая себя на сцене, перед полным залом. – Вы думаете, вы анархисты? – загремел красивый, мощный голос. – Вы думаете, он анархист? – Перст эффектно показал на Волю. – Нет, вы мещане и обыватели. А унылый зануда, которого вы раз за разом сажаете себе на шею, – вдвойне. Он нес вам чепуху про черную правду, а вы, раззявя рты, слушали. Я вам объясню, что такое настоящая черная правда. Она – как черная, беззвездная ночь. Она – как космос! – Палец торжественно ткнул в небо. Оно действительно было беспросветно черным. – Правда в настоящей свободе! А настоящая свобода – это не свобода от государства и не свобода от общества, это внутренняя свобода! Ты сам решаешь, на что у тебя есть право, а на что нет. Сам, а не под гнетом придуманной кем-то морали. Худший вид рабства – рабство моральное, кандалы чужих представлений о добре и зле! К черту мораль! К черту кастрата Арона! Братва, давайте жить по-другому. Широко, весело, в полную грудь! Это будет такая лафа, после которой умирать не страшно! На кой вам меня судить? Я один из вас, я такой же, как вы! Я и есть черная правда! Выбирайте меня – нет, не артельщиком, мы ведь с вами не бурлаки и не плотники – выбирайте меня своим атаманом! Обещаю: скучно со мной не будет. Кто «за» – подымай руки! Эхо пометалось между стен главного здания и флигелей, стихло. Собрание гудело. Страстная речь произвела впечатление. – Я не держусь за свое место! – Воля перекричал шум. – Хотите меня переизбрать – валяйте. Хоть прямо сейчас! Ждать неделю незачем. Но всё по порядку. Сначала голосуем приговор. Если обвиняемый будет оправдан, тогда перейдем к выборам. Согласны? Артель одобрительно зашумела. – Хочу сказать только одно. Анархисту мораль нужнее, чем кому бы то ни было. Без твердых правил, без власти над самим собой, человек превращается в скотину. Теперь голосуем. Кто считает, что брат Невский виновен, поднимите руки. И помните, что ответ за такое преступление – смерть. Для приговора нужно две трети голосов. К удивлению Фандорина, рук поднялось столько, что считать их не понадобилось. Все или почти все были за высшую меру наказания. Стало быть, черную правду они понимали иначе, чем Невский. Актер снова вскочил и голосом покинутого всеми Лира возопил: – Братья, опомнитесь! Вы анархисты или вы овцы? Братья! Джики с размаху влепил ему оплеуху. – Закрой паст! Ты нам болше нэ брат! Иды! В подвале тэбя кончу. Схватил осужденного за ворот, уволок в дом. Воля замахал рукой, призывая к тишине. – Тихо, братья и сестры! Тихо! Суд окончен, но у меня важное объявление. Артель переходит на боевой режим. Отлучки и увольнительные отменяются. Десятники, соберите своих людей. Проверьте оружие. Рысь скажет, кому где расположиться. Приближается час третьей революции! Мы скинули царя, скинули Временное правительство, теперь скинем и диктатуру большевиков! Завтра «Дом анархии» станет штабом черной революции! Мы расколотим вдребезги звериную клетку государства! Мы выпустим народ на свободу! Даешь свободу! – Даешь свободу! – заорали полторы сотни глоток. И тут ночь взорвалась бешеным речитативом: да-да-да-да-да! Окна второго этажа полопались, вниз посыпались стеклянные осколки, со стен полетела штукатурка. Поверх голов собравшихся ударила длинная пулеметная очередь. Потом наступила звонкая тишина, но длилась она недолго. Зычный голос, усиленный рупором, крикнул из темноты, с той стороны ограды: – Граждане анархисты! Вы окружены со всех сторон! Здесь батальон Красной гвардии с двенадцатью пулеметами! От имени Советской власти предлагаю сдаться! Чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией нынче ночью разоружает Черную гвардию по всей Москве! Слышите? Издали, с разных направлений, донеслись звуки пальбы. Где-то бухнула пушка, потом еще раз. – Всех сложивших оружие мы отпустим! Но кто окажет сопротивление, будет уничтожен. Пять минут на размышление. Потом пеняйте на себя! Повторяю: пять минут… Она нашлась! Голос еще не умолк, когда Воля яростно закричал: – Все по местам!!! Занять оборону!!! Двор пришел в движение. Кто-то побежал к центральному крыльцу, кто-то кинулся к флигелям. Должно быть, в отряде существовала какая-то диспозиция на случай внезапного нападения. Но красные пяти минут ждать не стали. Теперь пулемет открыл огонь прямо по толпе. Москва после уличных боев Эраст Петрович увидел, как валятся люди, истошно вопят, прижимаются к стенам. Исход боя сомнений не вызывал. Анархистов застали врасплох, они были обречены. В такой ситуации главное – не терять головы. Особенно если нет надежды на ноги. Поэтому Фандорин сначала прикинул, как работает пулеметчик (зигзагами слева направо, потом в обратном направлении). Когда дорожка пуль стала удаляться, Эраст Петрович небыстро поднялся по ступеням, перешагивая через трупы, и скрылся в доме. Внутри тоже было неуютно. По зданию лупили со всех сторон. Всё трещало, грохотало и тряслось. Некоторые пули, пробив окна и двери, рикошетили по коридорам. Из дома начали отстреливаться, но редко и недружно. Пулеметы вдруг стихли. Тот же голос, приглушенный расстоянием, крикнул: – Последнее предупреждение! Выходь с поднятыми руками, вашу мать! Не то всех положим, до последнего гада! – Огонь, огонь! – закричал где-то, кажется, на втором этаже, Воля. Стрельба возобновилась. Надо как-то из этой кислой ситуации выбираться, размышлял Фандорин, пересекая открытые куски со всей доступной скоростью, а в более или менее защищенных местах замедляя ход. Красные воюют с черными, и это ради бога, аку ва аку-о куу, одно зло пожирает другое, но что тут делать благородному мужу, покинутому энергией Ки? Оставалась, правда, умственная энергия Тиноо. Она дала единственно верный совет: удалиться туда, куда не залетают пули, и подождать, когда закончится эта Сэкигахара. Долго она не продлится. Черногвардейцы пуляли из окон вслепую, в ночь как в копеечку, зато сама артель сияла огнями и представляла собой отличную мишень. Выключить электричество никто в суматохе не сообразил. Там и сям на полу валялись тела. Около одного Фандорин, нахмурившись, остановился. Это был Джики. Рубашка на груди разорвана, кобура пуста. Голова вывернута набок, на затылке багровеет вертикальная вмятина. Кто-то схватил кавказца за горло и расколотил череп об угол. Нетрудно догадаться кто. Должно быть, при звуке выстрелов грузин отвлекся, и приговоренный не упустил такого шанса… Не то амплуа себе выбрал господин Невский, мрачно подумал Эраст Петрович. Ему бы не героев-любовников исполнять, а хуаляней, трюкачей из китайского театра. Впрочем, деться из насквозь простреливаемого дома хуаляню все равно некуда. Свои увидят – пристрелят, красные тоже не пощадят. Акума с ним, предоставим ловкача собственной карме. Наверху было людно. Основная часть бойцов собралась здесь, отступив с первого этажа. Судя по стрельбе и крикам, красные уже проникли туда, причем сразу в нескольких местах. Воля переходил из комнаты в комнату, говорил стрелкам: – Прощайте, братья! Помните: лучше умереть стоя, чем жить на коленях! Прощайте… Помните… Прощайте… Помните… В своем длинном плаще, с полуседой бородой он был похож на призрак отца Гамлета. И говорит то же самое, подумал Эраст Петрович: «Прощай и помни обо мне…» За долговязым, тощим Волей преданно следовала маленькая Рысь. – Пригнись, Арон, пригнись! – повторяла она, когда он проходил мимо очередного окна.