Белая правда Тяжело с кретинами На Купеческом спуске Алексей остановился перед зеркальной витриной нового кафе «Норд» вроде как поправить фуражку, а на самом деле проверить, нет ли «хвоста». Следить вроде было некому и не с чего, но, как говорится, залог здоровья – профилактика заболеваний. Отправляясь на явку, Романов всегда соблюдал правила: никогда не доезжал прямо до места на извозчике и периодически проверял, «не запылилась ли спина» (так называлось это на профессиональном жаргоне). Спина была в полном порядке. Никто на скромного капитана не пялился, никто судорожно не присел завязать шнурок, не спрятался за фонарь, не застыл у стеночки, прикрывшись газетой. Обычная уличная толпа смутного времени: мужчин больше, чем женщин; военных больше, чем штатских. С тех пор как в Харькове разместился штаб Добровольческой армии, сюда отовсюду стекались «герои тыла», потому что есть где пристроиться и чем прикормиться. Аркаша Скукин, который знает всё на свете, сетовал, что в городе штабных, интендантов, порученцев, а в особенности так называемых ПО и ПСЗ («перманентно-отпускных» и «поправляющих слабое здоровье») в полтора раза больше, чем офицеров на фронте. Вдруг Романов насторожился. Прямо к нему направлялся патруль: поручик-дроздовец в фуражке с малиновой тульей и двое солдат с белыми повязками. Обычная проверка или…? – Господин капитан, прошу предъявить документы, – отсалютовал поручик. – В связи с известным событием в Харькове введены особые меры безопасности. – Знаю, – внутренне расслабился Алексей. – Сам приказ составлял. Вот, извольте. Протянул служебное удостоверение, да еще мандат за подписью начальника контрразведки князя Козловского, предписывавший всем чинам армии и гражданской администрации оказывать предъявителю всемерное содействие. – Задержали кого-нибудь подозрительного? – спросил он строго, по-начальственному. – Не могу знать. Только что заступил. – Поручик смотрел на контрразведчика с тревогой. – Как же это, господин капитан? Ужасно детей жалко. И так ведь несчастные! Кто это мог сделать? Дали бы мне мерзавцев буквально на пять минут. Вы же контрразведка! Найдите их! – Ищем, – сердито буркнул Романов, забирая документы. Еще одну контрольную остановку он сделал на Клочковской, у осваговского «Информщита» с фронтовыми сводками и объявлениями командования. Ничего подозрительного не обнаружил и теперь, но настроение стало еще паршивей. Во-первых, военные новости были хреновые. Конный корпус генерала Мамонтова, пройдя по красным тылам, захватил Лискинский железнодорожный узел и соединился с ударной группой генерала Шкуро. Взято семь тысяч пленных, и, если верить «Бюллетеню», половина вступили в Добровольческую армию. Красный фронт вот-вот развалится, и тогда откроется дорога на Москву. А тем временем на северо-западе генерал Юденич уже всего в ста тридцати километрах от второй столицы, Петрограда… Во-вторых, разговоры в кучке читающих были ужасны. Официальное извещение о трагедии в Калединском приюте еще не опубликовано, но вечерний взрыв слышал весь Харьков, и, конечно, моментально разлетелись слухи. Один дядя – между прочим, по виду пролетарий – сказал почти то же, что дроздовец: «Поймают краснюков этих – не вешать их, а народу отдать. Голыми бы руками разорвали». Алексей отошел, мрачно думая, что, когда выйдут газеты, подпольщиков проклянет весь город. В извещении ведь не будет ни слова о покушении на главнокомандующего, только про то, что большевики подорвали сиротский приют. И фотографии мертвых, изувеченных детей… Ах, Заенко, сволочь, что же ты творишь? На перекрестке пришлось задержаться – шла маршевая колонна, орала добровольческий гимн: Смело мы в бой пойдем За Русь святую И как один прольем Кровь молодую… И действительно, юные все. Лица осмысленные, воодушевленные. Должно быть, студенческий набор. Опять спасибо товарищу Заенко – наломал дров, пока здешней ЧК командовал, «почистил» класс эксплуататоров. Интеллигенция, учащаяся молодежь – все, кому положено быть за революцию, – теперь ненавидят красных. И будут драться насмерть. А после вчерашней глупости приток добровольцев только увеличится… С Клочковской он повернул на Ивановскую, прошел дворами и вынырнул аккурат напротив «Коммерческой читальни». Еще разок осмотрелся и лишь тогда направился к двери. Времени было совсем мало. Козловский сказал: «Галопом, Леша, галопом! Одна нога здесь, другая там». Придется наплести ему что-нибудь. Обматерит, конечно, но ничего не заподозрит. Капитан Романов состоял у своего начальника в полном доверии. С одной стороны это, конечно, было очень удобно. С другой – морально тяжело. Чертова заваруха! Вбила клин между самыми близкими людьми, ближе некуда. Старые товарищи, всю великую войну прошли локоть к локтю, не раз спасали друг другу жизнь. Алексей постоянно ловил себя на том, что, глядя в открытое, приязненное лицо Лавра, хочет отвести глаза. Ведь гадость же: обманывать того, кто в тебя без оглядки верит. С другой стороны, не отказываться же было от такой невероятной удачи? Когда в начале июня Романов попал к белым и узнал, что начальником Особого отдела Добровольческой армии только что назначен полковник Козловский, сразу же сообщил в центр: мол, хорошо его знаю. Орлов, конечно, немедленно приказал: упади в объятья дорогого друга, баловень фортуны. И полковник действительно так обрадовался Романову, что чуть не задушил в объятьях. Взял в помощники. Для дела огромная удача, для Алексея – каждодневные терзания. Но это мерехлюндии, бес с ними, переживем. Глупо, что вся громоздкая операция «Племянник» оказалась впустую. В мае месяце Алексея истребовали с Царицынского фронта в Москву, в Реввоенсовет республики – Орлов теперь работал там, потому что в ВЧК взяли верх те, кого он не любил и называл «дуболомами». – Армии нужна военная информация о противнике, – сказал Орлов, – а кретины из ведомства Дзержинского занимаются чем угодно, только не этим. Сажать, ставить к стенке – это у них хорошо получается, но создать в тылу у белых нормальную агентурную сеть они не могут. Если у чекистов и есть подпольные ячейки, они занимаются всякой диверсионной чепухой. Склады, мать их, взрывают! А нам не взрывы нужны, нам позарез необходимы точные оперативные сведения. Поэтому вот какое дело, Леша… – Он тоже, как Козловский, называл Романова «Лешей». – Разработали мы одну хитрую комбинацию. По твоему профилю. Понимаешь, у командующего Добровольческой армией генерала Гай-Гаевского, которого европейская пресса называет «Белым Ганнибалом», есть родной племянничек, и служит он, представь себе, в Красной армии… План показался Романову чересчур мудреным – слишком много всяких «если», но Орлов был стопроцентно прав: без нормальной разведки воевать нельзя. Половина несчастий и поражений происходят из-за того, что у белых разведка отличная, а у наших – пшик. Поэтому хоть Красная армия в десять раз больше, но это бой слепого медведя со сворой мелких злых собачонок: он только ворочается и машет лапами, а они наскакивают откуда он не ждет и рвут его острыми зубами. Медведь истекает кровью, того и гляди рухнет. В общем, согласился. И, главное, всё прошло на удивление гладко. Товарищ Кандыба из особотдела 8 армии отменно сыграл роль, живописно бухнулся от холостого выстрела. После такого инцидента «племянничек» повел себя единственно возможным образом, пули не догнали, от погони ушли, да и потом всё сложилось удачно. Дядя-командующий принял родственника с распростертыми, тот, в свою очередь, пообещал товарищу по приключениям хорошее место – но тут подвернулся еще более завидный вариант с Козловским, и вышло, что со Скукиным затеваться не следовало. Только подарили белым опытного генштабиста, который, будучи человеком без политических убеждений, мог бы служить нашим, а теперь оказался во вражеском лагере. Романов лично доставил командующему Добровольческой армией толкового помощника. Ну не кретинство? На двери читальни висело объявление: «Поступило собрание сочинений Герберта Уэллса. Из-за повышенного спроса срок выдачи томов строго три дня. За задержку штраф. Скидка для учащихся не действует». Подчеркивания были красного цвета – чтобы Романов не прошел мимо, а заглянул: есть новости. Но сегодня Алексей зашел бы и без новостей. Читальня – идеальное место для явки. Этот вид коммерческой деятельности в большом университетском городе, оставшемся без новых книг, очень популярен, людей заходит много, в том числе военных. – Добрый день, господин Зуев. Что мой заказ? – спросил Романов, снимая фуражку. Людей в зале было два-три человека, сидели они далеко и разговор вряд ли услышали бы, но конспирация есть конспирация. Сутулый человечек посмотрел поверх синих очков, прошамкал: – A-а, вы. Пришли ваши книжечки. Но на руки выдам только две. Новые правила. У Ивана Максимовича после семи лет в каземате выпали почти все зубы и очень ослабело зрение. Он еще и ходил с палочкой, из-за ревматических коленей. Посмотришь – старичок, мухи не обидит. Отставной учитель или, может, бухгалтер. Но ощущение было обманчиво. Зуев возглавлял харьковскую агентурную сеть Реввоенсовета, маленькую, но умно и осторожно устроенную. Романов, например, знал только самого Ивана Максимовича и его дочь Надю. – Тогда позвольте выберу. Где книги? – A вот пройдемте в хранилище. Надя, побудь в зале! Вышла очень молоденькая девушка, с виду почти ребенок, ничем не примечательной внешности: серая коса, серое платье, серый вязаный платок на плечах – мышка, да и только. Романову она просто кивнула (по легенде они не были представлены), но взгляд был требовательный, вопросительный. Алексей едва заметно наклонил голову. Надя Зуева просветлела. Он знал про нее немногое: девятнадцать лет, воспитывалась у дяди, харьковского адвоката, потому что родители с 1905 года были на каторге, и мать не вернулась – погибла в протестной голодовке. С отцом Надя по-настоящему познакомилась только в семнадцатом году. Зуев использует ее как связную и для шифровки-расшифровки. Коридор увел вглубь дома, в квартиру Зуевых. Лишь оказавшись там, за двумя запертыми дверями, Романов заговорил о деле. – Почему красное подчеркивание? Пришла депеша? Иван Максимович сунул руку под кожаную обивку письменного стола, вынул листок. Там мелким, девичьим, гимназическим почерком Нади было записано расшифрованное послание из центра. Орлов срочно требовал новостей о планах генерала Мамонтова: куда повернет конный корпус, разгромивший красные коммуникации, – на север или на юг? – Пишите. «ВЫСОЧЕСТВО ПЕРНАТОМУ. (Конспиративную кличку „Высочество“ для Алексея придумал Орлов – из-за царской фамилии и потому что среднего рода, непонятно, мужчина или женщина.) По сведениям, полученным от Таракана (так у них обозначался полковник Козловский), мамонтовский корпус поворачивает назад из-за усталости конского состава». Ответив на вопрос центра, Романов перешел к своей проблеме. «Вновь настоятельно прошу воздействовать на смежников. Вчера в результате неудачного покушения на главкома погибли воспитанники детского приюта с воспитательницами. Это огромный подарок для белой пропаганды. Примите меры в Москве, иначе я приму их здесь, сам. Так невозможно работать». – Ведь что они устроили? – пожаловался он Зуеву уже не для записи. – Знаете подробности? Вчера в Харьков приезжал главком, посещал Калединский приют для сыновей погибших офицеров. Взорвалась бомба, заложенная под столом. Погибли начальница приюта и одна воспитательница, восемь детей, еще одиннадцать ранены, остальные контужены, а генерал за минуту до взрыва почему-то вдруг прервал церемонию, извинился и вышел. Погибли только приютские, а он остался целехонек. Кретины! За что ни возьмутся, всё проваливают! Только обеспечили белым приток новых добровольцев. Если б покушение удалось, вышло бы еще хуже. Вместо Тюфяка (так белые офицеры называли между собой флегматичного главнокомандующего сил Юга России) мы получили бы Гай-Гаевского. Этот был бы вдесятеро опаснее! Тяжело с кретинами! Иван Максимович пожевал беззубым ртом. – Мда. Им бы только перед Москвой выслужиться, о деле они не думают. По партийному опыту знаю: больше всего вреда бывает от своих. На борьбу с Охранкой столько сил не уходило, как на бодание с дорогими товарищами по партии. А вы уверены, что взрыв – дело рук Заенко? – Нет, мать твою, это белые сами себя подорвали! – едко ответил Романов. Хуже всего, что и Орлов на чекистов управы не сыщет. У них там в Москве сшиблись две стратегические линии: как рассматривать нашу революцию? За что сражаемся – за победу социализма в одной отдельно взятой стране или за мировой революционный пожар, ради которого не жалко спалить всю Россию? Спорят, ругаются, всяк перетягивает на свою сторону Ильича, а тот лавирует – говорит этим одно, тем другое. Военные хотят победы над врагами – на то они и военные. Чекистам же чем больше треска и брызг, тем лучше. Потому они и разгоняют красный террор. Чего жалеть классовых врагов, если всей России не жалко? Харьков В Харькове у людей Дзержинского своя ячейка, созданная ушедшим в подполье начальником городского ЧК товарищем Заенко, и между двумя красными сетями нет ни лада, ни даже контактов. – Заенко, собака, весь Харьков против себя настроил. Видели бы вы, Алексей, что тут творилось при советской власти, когда в Черном Доме каждый день кого-то «пускали в расход». Весь город нас ненавидел. – Иван Максимович вздохнул. – Я два раза на бюро ставил вопрос: отстранить Заенко. Ничего не получилось. В результате пришлось сдать Харьков без боя. Как только приблизились белые, началось восстание. Это Заенко виноват. Теперь вот гадит нам из подполья. – А мог бы помогать. Одному делу служим! – Романов скрипнул зубами от бессилия. – Даже я, помощник начальника Особого отдела, не был осведомлен о точном графике перемещений главкома, а они откуда-то узнали, что он должен прибыть в приют ровно без двадцати восемь. Часовой механизм был установлен на семь пятьдесят. Это значит, что у Заенко свой источник информации. Где-то на самом верху… И еще одно. – Алексей посмотрел на часы. Надо было торопиться. – Козловский опять послал меня к Седому просить о помощи. Вы помните, как быстро Седой добрался до исполнителей экса в августе? Точно так же он теперь докопается до самого Заенко. Я вам говорил, это очень опасный человек. – Может, оно и к лучшему? – спокойно заметил Иван Максимович, наглядно демонстрируя, сколь обманчива его травоядная внешность. – Пускай ваша контрразведка к черту ликвидирует дорогих смежников. Перестанут путаться под ногами. И у Москвы в Харькове не останется никого кроме нас. Алексей был потрясен. – С ума вы сошли? Какие они ни есть, это наши товарищи, большевики! Зуев посмотрел на него снисходительно. – Не живали вы в подполье, молодой человек. Большевистской диалектики не знаете. Кто тебе товарищ, а кто нет – вопрос ситуационный. Ну хорошо. Если вы хотите уберечь Заенко – давайте шлепнем Седого. Где он живет, мы знаем. Охраны у него нет…