Часть 41 из 66 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Он мало говорит, — пожимает плечами Габриэль, откидываясь на спинку сиденья. — На ближайшее время я попросил его присмотреть за тобой.
— Присмотреть за мной? — пискнула я.
Энцо подавляет смех, а я злобно смотрю на Габриэля.
— Что ты имеешь в виду?
— Пока я не поймаю того, кто это делает… — его глаза переместились на швы на моей голове. — Я не хочу, чтобы ты оставалась одна, а я не могу сейчас доверять новым людям.
— Но ты доверяешь Энцо?
Этот человек казался скорее зверем, чем человеком. Господи Иисусе.
— Да. Я не могу быть рядом все время, поэтому, когда меня не будет, Энцо согласился быть твоим телохранителем.
— Телохранитель. Энцо.
Возможно, моя голова еще плохо работала, потому что я не могла расслышать его правильно.
— Да.
— Зачем мне телохранитель!?
— Нам действительно нужно это обсуждать, leonessa?
— Но…
— Ты можешь сразиться со мной позже, — Габриэль поднимает мою руку, проводя большим пальцем по небольшому синяку на том месте, где медсестра делала прокол для капельницы. А затем он шокирует меня, поднося тыльную сторону ладони к губам и нежно целуя ее.
— Я испугался, — шепчет мужчина.
Внезапно перегородка между передним и задним сиденьями начинает подниматься, загораживая Энцо. Габриэль слегка улыбается.
— У ублюдка что-то не в порядке с проявлением чувств, — шутит он.
— Габриэль…
Габриэль поднимает свои огненные глаза, чтобы встретиться с моими.
— Я думал, что потерял тебя еще до того, как ты появилась у меня, Амелия.
— Я в порядке.
Он тяжело вздыхает.
— Прости меня.
— Все в порядке, я прощаю тебя, — поспешно говорю я.
— Я должен был защищать тебя! — он опускает глаза на мою руку, прежде чем поцеловать ее еще раз, затем он поворачивает ее, проводя носом по тонкой коже на моем запястье, следуя за тонкими голубыми линиями вен. — Я не справился.
— Габриэль, — начинаю я.
— Я хочу тебя, Амелия. Я хочу тебя. Ты моя, но этого недостаточно. Мне нужно больше тебя. Но потом я нашел тебя в бассейне, когда ты истекала кровью…
— Ты видел, как люди страдают, Габриэль, со мной все в порядке
— Я видел много дерьма, Амелия. Но я никогда не хочу, чтобы ты снова пострадала.
Он прижимается губами к моей коже.
— Габриэль, — я запускаю пальцы в его волосы. — Я всегда рядом.
Глава 33
Габриэль
Амелия спит, но не в той кровати, к которой она привыкла. Вместо этого я устроил ее рядом с собой, уговорил занять мое место, и теперь она спит под тяжелым одеялом, ее маленькое тело утопает в подушках и простынях.
Я делаю шаг к кровати, но останавливаюсь на месте, услышав детский крик. Линкольн был дома.
У меня было мало опыта общения с детьми, но я знал, что Амелии нужен отдых, поэтому впервые после ранения я оставил ее.
Я застаю маму в комнате, которая безуспешно пытается успокоить очень расстроенного Линкольна. Он бьется и кричит в ее руках, вырываясь.
— Что происходит? — спрашиваю я.
— Ему нужна мама, — говорит она, успокаивая мальчика, как могла. Моя мама лучше всех умела обращаться с детьми: она вырастила меня, брата, а потом и близнецов, когда отец забрал их. Она помогала с детьми моих мужчин, относилась к ним как к родным, к их матерям тоже. Она была семейным человеком до мозга костей, поэтому, когда я наконец смотрю на нее, вижу ее изможденность, потерю борьбы, я понимаю, что она пыталась сделать Линкольна счастливым гораздо дольше, чем это было возможно. Мальчику нужна была мать, и никакие уговоры сейчас этого не исправят.
Амелия была замечательной матерью, это было видно любому, и то, что Линкольну было не по себе без нее, подтвердило тот факт, который я знал с самого начала, что она — лучший человек для моего племянника, лучшая мать.
— Отдай его мне, — требую я, но мама колеблется.
В моей груди зарождается боль от ее недоверия. Я никогда не обижу мальчика, но в глубине души она в это не верит. Моя собственная мать.
— Ему нужна мама.
— И я отведу его к ней.
— Может быть, мне стоит, — говорит моя мать.
Я прожил свою жизнь в тени сомнений. Думая, что смогу управлять городом, что смогу произвести на свет наследника или сделать все правильно.
У всех нас были слабости, и не одна, и любой, кто утверждал обратное, был лжецом.
Мне постоянно приходилось доказывать свою правоту.
Это не было исключением.
— Отдай его мне.
Она внутренне боролась, но в конце концов передала мальчика, держась до последней секунды. Я не стал ждать, взял его и ушел.
Ему нужна была мама, и я надеялся, что одного ее взгляда будет достаточно.
Никто не идет следом, а ребенок цепляется за меня, его крошечные пальчики хватаются за мою одежду, как за спасательный круг.
Амелия по-прежнему крепко спит, когда я вхожу, свернувшись калачиком под моим одеялом, но Линкольн плачет.
— Она здесь, — говорю я мальчику. — Видишь, вот здесь.
Я показываю ему на спящее лицо, но он все равно плачет.
С тех пор как они приехали, я почти не общался с ее сыном, но было странное чувство, когда в этой комнате был кто-то еще, кроме меня и Девона.
— С ней все в порядке, — шепчу я ребенку. — Sta bene (прим. пер — Все хорошо).
Большие ореховые глаза поворачиваются ко мне, заполненные слезами. В них было столько эмоций, что я не мог понять, что с этим делать. Но я знал, что уже поздно, что он должен спать, исходя из распорядка дня Амелии, поэтому я постарался сделать все возможное, чтобы воссоздать его.
Я осторожно располагаю его так, чтобы он лежал у меня на руках, замечая все сходство с Амелией в форме его носа, рта, и начинаю раскачивать его вперед-назад, как я видел это раньше.
Он хнычет и хнычет, но слезы замедляются. Я бросаю взгляд на Амелию, проверяя, не разбудил ли ее ребенок, и, когда она продолжает спать, несу малыша к окнам, любуясь видом на океан.
Линкольн снова плачет.
— Ш-ш-ш, — успокаиваю я, укачивая ребенка. Он боролся со сном, и я начал петь, не повышая голоса.
Я не знал никаких других колыбельных песен, кроме “Twinkle Twinkle Little Star”, поэтому пою именно ее. Мой голос едва превышает шепот, но этого достаточно, чтобы привлечь внимание мальчика. Он затихает и смотрит на меня, пока я произношу каждое слово. Я пою и укачиваю его, пока он не погружается в сон, а после сижу с ним в кресле, наблюдая за волнами, пока он спит у меня на груди.
В какой-то момент я, наверное, и сам задремал, крепко прижимая ребенка к себе.
***
Амелия