— Не оставляй меня! — он замирает. — Пожалуйста, не надо. — Ты хочешь защитить его? — спрашивает Габриэль, все еще стоя спиной ко мне. — Нет, нет, не хочу. Мне все равно, что ты с ним сделаешь, но ты мне нужен сейчас. Его плечи опускаются, а затем он поворачивается ко мне и хватает меня. Он притягивает меня прямо к своей груди, зарываясь лицом в мои волосы. — Никто никогда больше не обидит тебя, слышишь? Я никому не позволю обидеть тебя. И сам я никогда не обижу тебя. — Я знаю. — Я убью любого, кто посмеет. — Я знаю, Габриэль. Он легонько отталкивает меня назад, пристально вглядываясь в мое лицо, а затем в мое тело. Я пытаюсь прикрыться, но он останавливает мои руки. — Не прячься от меня, leonessa, не прячься. В его лице не было осуждения, не было ничего, что говорило бы о том, что ему не нравится то, что он видит. Он потянулся к маленькому шраму на моем животе и нежно провел по нему большим пальцем. Я не часто смотрела на себя, мне не нравилось то, что я видела, но Габриэль… он смотрит на меня так, будто готов упасть на колени и поклониться мне прямо здесь. — Sei Bellissima, — прошептал он. — Ты прекрасна. Глава 36 Габриэль Уже давно закончился день, а моя жена крепко спит рядом со мной. Она была эмоционально истощена после того, что произошло сегодня утром: паническая атака, а затем ее разговор со мной, повторное переживание травмы, чтобы я понял, что с ней произошло. Мне удалось сдержать свой гнев, но теперь он сидит во мне, гноится, как незажившая глубокая рана. Она хотела, чтобы я остался с ней, я бы так и сделал, но я не мог уснуть, к тому же Энцо и Девон разыскивали ее отчима, выясняя о нем все до мельчайших подробностей. Этот ублюдок был пьяницей и наркоманом, он каждый вечер спускал деньги на ветер, либо вставлял их в нос вместе с кокаином, и жил в разваливающемся трейлере на окраине города. Его приятели были не лучше. Я жалел, что я не догадался, чтобы сосчитать каждый шрам на теле Амелии, каждую рану, нанесенную этим ублюдком, чтобы нанести ему столько же, но я не сделал этого, поэтому собирался угадать. Медленно, чтобы не разбудить ее, я поднимаюсь с кровати и одеваюсь, натягивая на себя темную одежду. Я хотел разобраться с ним в одиночку. Энцо встречает меня у спальни, кивает и занимает позицию, чтобы присматривать за ней и ее сыном, пока меня не будет. Мои ботинки цокают по тихому дому, эхом разносятся по коридорам, и я не останавливаюсь, пока не залезаю в машину, нажимаю на кнопку и жду, пока откроются ворота гаража. Передо мной расстилается темный океан, грохот волн слышен даже из машины, как будто бурные волны отражают мое настроение. Грозовое. Громкое. Жестокое. Руки чешутся уничтожить. Калечить, мучить, убивать. Ее паника, ужас, который я видел в ней, и то, как она буквально на моих глазах пережила кошмар прошлого, — все это из-за того, что сделал с ней этот ублюдок. Он топил ее. Мои пальцы сжали руль, костяшки пальцев стали белыми от натяжения, вызывая дрожь. Езда по городу, хотя и спокойная, ничего не делает с яростью, которая пылает во мне, становясь все больше. Нетронутые здания превращаются в гниющие оболочки, но уже совсем скоро мои шины хрустят по гравию перед его трейлером. Он здесь совсем один, думаю я, глушу двигатель и вылезаю наружу. У меня с собой был один пистолет. Никакого другого оружия. Я хотел почувствовать его смерть на своих руках. В трейлере было темно, дверь была приоткрыта после того, как он, без сомнения, зашел туда несколько часов назад. Я не знаю, что он делал теперь, когда у него не было Амелии, и, судя по тому, что она мне сказала, он получал удовольствие от ее боли. Я быстро осматриваю трейлер, затем направляюсь к двери, осторожно открываю ее и закрываю за собой. Внутри пахнет несвежим пивом и гниющей едой, на испачканных стенах пятна мочи и чего-то еще. Неужели здесь росла Амелия? Выброшенные шприцы и старые бутылки валялись на полу, а на треснувшем стеклянном столике перед телевизором лежало еще больше мусора. В гостиной его не было, но дальше была дверь, ведущая, видимо, в спальню. Это было слишком хорошо, слишком просто, но я уже встречал таких мужчин, был рядом с ними всю свою жизнь. Они были предсказуемы. Они считали себя самыми большими хищниками в этой игре. Они ошибались. Я не стал сразу входить в комнату, а вернулся на улицу, нашел ведро, мимо которого проходил раньше, и наполнил его водой из крана, не шумя, чтобы не разбудить его. Вернувшись внутрь, я сохраняю тишину, пока не оказываюсь над его голой задницей. Он полулежал, полусидел на кровати, пот покрывал его волосатую грудь, и он храпел. Запах, исходящий от него, соответствовал запаху трупа, только вот это было живое существо, которое предпочло жить в грязи, вместо того чтобы помыться. Меня от него тошнило. Я ставлю ведро на пол, приходя в себя, позволяя себе ясно увидеть боль Амелии. Ее страх. А потом я делаю шаг вперед. Я хватаю его за волосы на затылке и рывком стягиваю с кровати, погружая его лицо в ледяную воду, прежде чем он успевает опомниться. Он бьется в конвульсиях, но я держу его в ведре, удерживая его лицо под водой до последней секунды, прежде чем вытащить его обратно, наклоняясь так, что мой рот оказывается возле его уха. — Ну как тебе, ублюдок? Он шокировано вдыхает, но затем я снова погружаю его в воду. Его руки хватаются за мои ноги, и я понимаю, что это лишь вопрос времени, когда он опрокинет ведро, но до тех пор я буду продолжать. Вода хлещет по полу, но я успеваю окунуть его еще три раза, прежде чем ведро переворачивается. Я опускаю мудака на пол лицом вниз, надавливая ногой на затылок, чтобы удержать его там. — Кто ты? — Твой худший кошмар, — прорычал я. Я достаю пистолет и приставляю к его затылку, пока трус хнычет. — Скажи мне, — говорю я. — Тебе нравилось, когда она кричала? Когда она плакала? — Кто? — он спрашивает. — Она все еще страдает из-за тебя, — подошва моего ботинка давит сильнее, вдавливая его лицо в ковер. — Ты должен был защищать ее, а вместо этого ты причинил ей вред. Ты сломал ее! — я реву. — Ты говоришь об Амелии? — его голос приглушен, но я его слышу. Я бью его. Сильно. — Никогда больше не произноси ее имя! — пока он все еще хнычет, я тяну его вверх и заставляю сесть, держа пистолет у его головы. — Ты никогда больше не произнесешь имя моей жены. — Жены? — он сплюнул. — Ха, удачи с этой шлюхой! Я бью его пистолетом по лицу, рассекая щеку. — Ей нравилось, — продолжает он. — Нравилось, когда мои мужчины платили больше, чтобы трахнуть ее. Ей нравилось, когда я резал ее красивую кожу. Мне хотелось взорваться и убить его. Очень, блядь, хотелось. Но я этого не сделал. Вместо этого я улыбнулся ему, и что-то в этой улыбке, должно быть, напугало его до смерти, потому что он обмочился прямо здесь. Я протягиваю руку к шкафу и беру пустую пивную бутылку за горлышко. Он смотрит на нее, потом снова на меня. — Ч-что эт-то з-з-значит, — заикается он. — Она уже давно ушла отсюда. — Ты думаете, это пройдет? — спрашиваю я, взвешивая бутылку. — Травма от ее насилия. — Сука заслужила это, — в словах есть яд, и я уверен, что он так и думает, но они выходят слабыми. — Ты знаешь, кто я? — он качает головой. — Меня зовут Габриэль Сэйнт, — я не свожу глаз с его лица, упиваясь тем, как он бледнеет. — Полагаю, ты слышал обо мне, — он кивает. — Ты знаешь, что я делаю с теми, кто причиняет вред моей семье? — Она не твоя семья. Я смеюсь. — Вообще-то здесь ты ошибаешься. Видишь ли, я уверена, что ты знаешь, у Амелии есть ребенок. Сын. Этот мальчик — мой племянник, а мой брат — его отец, — мужчина моргнул. — К сожалению, мой брат погиб некоторое время назад, но она стала семьей, как только забеременела. И теперь она моя жена. Моя. Жена. Пусть это на мгновение запомнится, — я слышу, как он сглатывает, но ничего не говорит. — Итак, я спрошу еще раз: знаешь ли ты, что я делаю с людьми, которые причиняют вред моей семье? — Ты их убиваешь — Да, но с тобой будет не так просто. Он пытается двинуться, но я разбиваю бутылку, останавливая его в ужасе. Хорошо. Надеюсь, он напуган. Надеюсь, он вспоминает все, что он сделал, и воображает все, что сделаю я. — Я не просто убью тебя, я сделаю это медленно. — Пожалуйста, — умоляет он. — Я уеду из города. Я никогда не буду говорить об этом.