Я смеюсь. — Сейчас уже поздно для этого. Я делаю это быстро, чтобы его одурманенный наркотиками мозг не успел среагировать, и провожу острым краем бутылки по его груди, разрезая плоть. Он кричит, и я делаю это снова. И еще раз. И еще раз. Я делаю это до тех пор, пока его торс не покрывается красными полосами, кровь течет из каждого пореза, как кровавая река, на ковер. Если бы я продолжил, он бы умер из-за таких глубоких ран, но я не собирался облегчать ему смерть. — Думаю, этого хватит за все те разы, когда ты ее резал, верно? — он хнычет, едва приходя в сознание. — Итак, что дальше? Поджигание? Избиение? Мы уже топили тебя, но мне кажется, что этого было недостаточно. Я был весь в его крови, она прилипла к моей коже, но ее было мало. Я знал, что скоро взойдет солнце, и хотел вернуться до того, как проснется Амелия. — Ты отнял у меня слишком много времени, — я вздохнул и подошел к нему с бутылкой, вонзая ее в живот, а затем поднимая вверх, вскрывая его. Она была достаточно острой, чтобы разрезать плоть, но все же на какое-то мгновение я пожалел, что не взял свои инструменты для пыток. После чего я встал и выпустил несколько патронов в его торс и грудь, опустошив обойму. Он был мертв задолго до того, как его тело упало на пол. Для пущей убедительности я отрезаю его вялый член и засовываю его ему в горло. — Этого хватит, — говорю я его истекающему кровью телу. — Твой долг с Амелией погашен. Я выхожу из трейлера и достаю носовой платок, чтобы вытереть кровь с рук. Небо светлело, но рассвет еще не наступил. Когда я добрался до дома, солнце только-только взошло над спокойными водами за скалами. Моя одежда заляпана кровью, кожа стянула. Энцо стоит неподвижно, как статуя, когда я подхожу к нему, но его взгляд перемещается по мне, вглядываясь в пятна крови. Когда я собираюсь пройти мимо него, он хватает меня за плечо, заставляя повернуться к нему. Он кивает один раз, а затем хлопает себя кулаком по сердцу. Уважение. Я дважды шлопаю его по плечу, говоря: —Иди отдыхай, брат. Не дожидаясь, пока он уйдет, я тихо вхожу в комнату, глазами нахожу спящую Амелию и, обойдя кровать, направляюсь в ванную, по пути раздеваясь. Вода мгновенно становится теплой, когда я ступаю под душ, склонив голову, наблюдая, как кровь стекает с моей кожи. Позади меня раздается щелчок, затем дверь душевой кабины открывается, и теплое обнаженное тело прижимается к моему. — Тебя не было, — она шепчет мне в мокрую кожу. — Я должен был. — Я знаю. Она была обнажена. По своей воле. При включенном свете. Храбрость этой женщины поразила меня, поставила на колени. Я медленно поворачиваюсь, прекрасно зная, что вся кровь не сошла с моей кожи, уверенный, что она видела это раньше, но на этот раз эта кровь была ради нее. Ее глаза вглядываются в мое лицо, затем в тело, находя каждое пятнышко багрового цвета, прежде чем она поднимает руку и проводит большим пальцем по моей щеке. — Можно мне посмотреть? — прошептал я. Ее рот приподнимается в маленькой, мягкой улыбке. — Да, Габриэль, ты можешь посмотреть. Глава 37 Амелия Его ореховые глаза прыгали между моими, его тело, его прекрасное, смертоносное тело было в пятнах крови, но все это не имело значения. Даже когда я знаю, куда он пошел и что он сделал. Мне было все равно. — Я собираюсь прикоснуться к тебе, Амелия. Я киваю в знак согласия. Его глаза опускаются, он делает шаг назад, губы приоткрываются. — Ты так прекрасна, — прошептал он. Его взгляд не оставляет равнодушным ни один мой сантиметр. Он вбирает в себя всю меня, мою грудь, соски, которые, несмотря на тепло, торчат вверх, мягкий изгиб моего живота и разворот бедер. Он смотрит на мою киску, на мои ноги, на мои руки, он смотрит на меня так, словно я богиня, подаренная только ему. А потом он прикасается. Так нежно, никогда не задерживаясь на одном месте слишком долго. Сначала это руки, затем талия, где он нежно сжимает изгибы и спускается к бедрам, а затем он движется вверх, к животу и нескольким шрамам, к растяжкам, вызванным вынашиванием ребенка, которые я любила больше всего. Его пальцы пробегают по ребрам грудной клетки, затем следуют по левой и правой груди, пока не прижимается к моему сердцебиению — Смелая, — шепчет он, вода из душа течет реками по его коже, капельки воды задерживаются на длинных темных ресницах и по краям рта. — Ты поражаешь меня, leonessa. Сердце заколотилось в груди, дыхание вырывалось из легких. — Научи меня плавать. Я доверяла ему. Всей душой. Он кивает. — Научу. Несколько минут он не прекращает прикосновений, исследуя рукой кожу и мышцы. — Можно? Я киваю. Он приседает, наклоняется вперед и целует шрам на левой стороне моих ребер, затем еще один посередине. Он целует каждый шрам, который находит, прежде чем его рот оказывается на вершине моих бедер. Я уже была вся мокрая, но этого маленького целомудренного поцелуя хватило, чтобы тепло разлилось по всему телу. — Повернись, Амелия, — я повинуюсь. — Руки на стену. Я опускаю ладони на плитку, и уязвимость положения заставляет меня напрячься. Его рука гладит меня по позвоночнику. — Посмотри на себя, mondo mia, — хвалит он. — Ты такая хорошая девочка для меня. — Что… ч-что это значит? — заикаясь, произнесла я. — Mondo mia? — говорит он, прижимаясь поцелуем к моему позвоночнику. — Это значит "мой мир", — слезы застилают мне глаза при переводе. — Со мной ты в безопасности. — Я знаю, Габриэль, — признаюсь я. — Я всегда знала. Он наклоняется к моей спине, прижимаясь ко мне своим телом. — Мне приятно это слышать. Как может безжалостный мафиози быть таким милым? Головка его члена толкается у входа в мою киску, дразня. — Сейчас я буду трахать тебя, Амелия. — говорит он мне. — Сильно. — Хорошо, — только и успеваю вымолвить я, прежде чем он резко подается вперед, заполняя меня. Мой крик смешивается с его стоном, его бедра замирают, пока он глубоко погружается в меня. — Cazzo, — бормочет он. — Cazzo, cazzo, cazzo (прим. пер — Черт, черт, черт). Он не перестает прикасаться ко мне, впиваясь в меня сзади. Его бедра бьются жестко и решительно, каждый толчок дергает меня вперед, угрожая сломать, но я терплю. — Ты создана для меня, — задыхаясь, произносит он. — Посмотри, как хорошо мы подходим друг другу. — Габриэль, — повторяю я его имя.