Дверь находится прямо впереди. — Стой! Раздается рокочущий голос, не Габриэля, как я поняла. За последние двадцать четыре часа я как-то привыкла к его глубокому баритону. Это был другой голос, тот, который можно узнать сразу, с легким акцентом, который говорит о том, что человек родился не здесь. Я не могла понять откуда он, поскольку это был недостаточно сильный звук, чтобы определить его национальность. Я не останавливаюсь, моя рука обхватывает ручку двери, и я дергаю ее, благодарная за то, что она поддается, но незнакомый человек успевает схватить мое тело, и моя первая мысль — защитить Линкольна. Я обхватываю сына покрепче, и кто бы это ни был, он оттаскивает меня от двери. Я сопротивляюсь изо всех сил, поднимаю ножницы, которые украла у Девона, и ударяю ими вперед. Они прорезают плоть, но я не вижу, куда попала. Мужчина шипит от боли и отпускает меня. Я чувствую кровь на своей руке, но у меня нет времени что-либо проверять. Я бегу к двери. — Амелия! Это был Габриэль. Меня снова останавливают и крепко держат, когда что-то твердое упирается мне в голову. Пистолет. — Не двигайся, — говорит уже другой незнакомец. Я сглатываю, от страха сердце колотится в груди, как загнанный в угол зверь. — Если вы собираетесь убить меня… — шепчу я. — Позаботьтесь о том, чтобы кто-нибудь поймал моего сына, когда я буду падать. — Двигайся, — приказывает он, сильно вдавливая дуло пистолета в мою голову, чтобы запугать меня. Я поворачиваюсь и вижу, как по лестнице спускается Габриэль, а за ним — очень взбешенный Девон, по лицу которого стекает кровь от полученного удара. Он пристально смотрит на меня. Я перевела взгляд налево и увидела мужчину, который держал оружие. Темные волосы, темные глаза, но он не выглядел рассерженным. Он выглядел заинтересованным. — Атлас, — приказывает Габриэль громким, властным тоном. — Убери пистолет от ее головы. Он только сильнее прижимает его ко мне. — Атлас! Я чувствую, как человек, которого я теперь знаю как Атласа, придвигается к моему уху. — Ходи и оглядывайся, — он говорит это так тихо, что никто его не слышит, но предупреждение звучит громко и отчетливо. Этот человек был опасен. Смертельно опасен. Я не шевелюсь, пока пистолет не убирают от моей головы. Когда это происходит, Атлас быстро отходит в сторону, и устремляется к тому, кого я порезала. — Я в порядке, брат, — говорит он Атласу, не сводя с меня глаз. — Девон, — приказывает Габриэль. — Присмотри за Ашером. Атлас, убирайся к чертовой матери. Я начинаю отступать, на цыпочках пробираясь к двери. — Думаешь, тебе удастся сбежать? — Габриэль замечает движение. — Ты окружена, leonessa, тебе некуда бежать. Некуда. — Я ненавижу тебя, — я сплюнула. Его рот кривится, когда он говорит: —Я это вижу, — его взгляд падает на моего сына. — Держись от него подальше. Я смотрю на Ашера, теперь уже без Атласа. Он с любопытством наблюдает за мной, не обращая внимания на рану, которую я нанесла ему. Он бросает на меня взгляд и улыбается уголками губ. Это заставляет нервничать. Он был привлекательным, разрушительно привлекательным, с густыми темными волосами и карими глазами, с загорелой кожей, и чисто выбритым лицом. Он был немного похож на Габриэля, едва уловимо, но это было так. Вот так я и поняла, что они как-то связаны. Его взгляд скользнул к чему-то позади меня, прежде чем рука легла на мой позвоночник, подталкивая меня вперед. — Отстань от меня! — я взвизгнула, делая шаг в сторону, но тут же была схвачена за руку. — Причини ей боль этой рукой… — рычит Габриэль. — И ты потеряешь ее. Он обращается к тому, кто меня держит. Человек тут же ослабляют хватку, но толкает меня вперед, когда Габриэль встречает меня на полпути. Я напряжена, горячая и потная, адреналин заставляет мое сердце биться в горле, кровь шумит в ушах. Я вздрагиваю, когда он поднимает руку — инстинктивная реакция на то, что мужчины поднимают на меня руки. Он делает паузу, нахмурив брови, прежде чем продолжить, и я готовлюсь к боли, которая так и не наступает. Его палец проходит под моим подбородком, заставляя меня поднять голову. — Ты не можешь бежать, Амелия. — Я ненавижу тебя. Кто-то хихикает, но я не смею отвести взгляд от огненно-ореховых глаз, стоящих передо мной. Красота может обезоружить, и если бы я позволила себе это, то красота Габриэля погубила бы меня. Он был создан для развращения одной только внешностью: высокие скулы с глубокими впадинами и твердая линия челюсти, которая казалась достаточно острой. Низко посаженные брови над ореховыми глазами, которые казались больше золотыми, чем какими-либо другими, цвета бурбона, и обрамленные густыми черными ресницами. Он обладал жестокой красотой. — Тогда, полагаю, наше время вместе будет интересным, — мягко размышляет он, надавливая большим пальцем на мою нижнюю губу, когда я отворачиваю лицо. — Отведи ее в ее комнату, — приказывает он, опуская руку. — И я серьезно сказал: если ты причинишь ей боль, то лишишься руки. Девон ждал в стороне от фойе, наблюдая за мной. Я чувствую себя немного виноватой за нанесенную ему травму, но не настолько, чтобы сожалеть об этом. Ашер следит за мной глазами, и я чувствую, как Габриэль прожигает дыру в моем позвоночнике. Я прижимаю Линкольна к себе, чувствуя, как он пытается вырваться. Я не успела далеко уйти, поскольку сразу потерпела неудачу. Но у меня был мой сын, и я никогда не перестану пытаться. Глава 8 Габриэль Все знали о новом плане, о том, что я приготовил для Амелии и мальчика. Я мог сказать, что они были недовольны этим, но мне было наплевать на то, что они считали правильным. Моя мать проводит швею в кабинет, за ней бесшумно следует команда, несущая сумки и чемоданы. Если взглянуть на часы, то будет чуть больше трех часов дня. Мне еще предстояло навестить Амелию и ее сына, моего племянника, но после сегодняшнего утра я сомневался, что визит будет воспринят положительно. Ее борьба была достойна восхищения, но что касается ее будущего, то ей придется научиться уважению. Разговор между нами должен был состояться скорее рано, чем поздно, поскольку я планировал осуществить его завтра. Я видел, как планировщики расположились во внутреннем дворе, за их спинами открывался вид на океан. Оставив всех внизу, я направился наверх, хрустнув шеей, чтобы снять накопившееся в ней напряжение. На этаже, где находилась ее комната, я слышал детское хихиканье, его визг, полный невинного восторга, и ее женский голос, проникающий между всплесками радости, хотя и не несущий в себе счастья. В ее тоне слышалась тяжесть, страх, печаль… Это не должно было быть трудно. Она просто должна была понять. Я не стучу, просто отпираю дверь и вхожу внутрь, закрывая ее за собой. Амелия поворачивает голову ко мне, глаза сужаются в мою сторону, а пальцы обхватывают деревянный игровой блок, который был доставлен в ее комнату, чтобы развлечь ребенка. — Планируешь забить меня до смерти детской игрушкой, leonessa? — Это заманчиво, — прошипела она, свободной рукой притягивая Линкольна ближе к себе. Я наклонил голову, изучая ее. Она была красивой женщиной. Темные локоны и загорелая кожа, умоляющая исследовать плоть, которую можно покусать и шлепнуть рукой. Она поднимается со своего места на полу, поднимает Линкольна и прижимает его к своему бедру, блок по-прежнему зажат в ее руке. Я пересекаю пространство между нами. Она держится очень спокойно, наклонив голову, чтобы поддерживать зрительный контакт со мной. Она старается держаться уверенно, но она боится меня. Она боится всех нас. И правильно делает. Ее глаза перескакивают между нами, когда я протягиваю руку и вырываю блок из ее руки. На мгновение она сопротивляется, но потом отпускает его. Я с грохотом бросаю его на ковер и иду за ребенком. На этот раз она не отпускает его так просто, как игрушку. — Не трогай его, — рычит она, голос ее низкий, защитный материнский инстинкт вытесняет все остальные эмоции, пока не остается только эта. — Я не забираю его, Амелия. Я хочу, чтобы ты посадила его на пол. — Зачем? — Нам есть что обсудить. — Нечего обсуждать, — шипит она. — Говори, что хочешь сказать, и оставь меня в покое! Самое меньшее, что ты мог бы сделать, — это убраться с глаз моих долой, раз уж ты лишил меня всех других возможных выборов.