26 — Нет, пошли, — она кивает, и я следую за ней, пялясь на ее задницу. — Сэм! — Бен вскакивает с пола и подбегает ко мне. Он хватает меня за ногу, и я делаю шаг назад, чтобы сохранить равновесие. — Эй, приятель. — Хочешь поиграть со мной? Мама не любит гоночные игры. — Не сейчас. Я должен проверить смогу ли починить трубы, — я усмехаюсь над глупой двусмысленностью. — О, окей, — его губы сжимаются, и он хмурится, а в моём сердце появляется трещина. Кортни смотрит на него с таким же чувством, что и я. С сочувствием. Иисус, я чувствую себя хреново из-за ребенка. У малыша нет отца, и пусть мать пытается проводить все свое время вместе с ним, это не одно и то же. — Может быть, после того как Сэм выяснит, в чем дело, он сможет сыграть с тобой в игру? — от ее печального голоса и умоляющих глаз, я чувствую себя ещё хуже. — Конечно, — киваю я. — Установи ее, и я сыграю с тобой, как все исправлю. — Ура! Это будет весело. Спасибо, Сэм! — он вскакивает и прыгает вверх-вниз, прежде чем возвращается к приставке и переключает диски. У Кортни появляются слезы в глазах, затем она резко поворачивается и взбегает наверх. Я следую за ней. Это естественное желание утешить ее, чтобы защитить. И я ненавижу это, потому что я не хочу заботиться о ком-либо. Но черт меня подери, если я оставлю ее прямо сейчас. Ее дверь закрыта, но я все равно открываю ее, девушка сидит около окна, и ее плечи трясутся от тихого плача. Я закрываю дверь позади себя и подхожу ближе. Она поворачивается ко мне и утыкается лицом в мою грудь, а я оборачиваю свои руки вокруг нее. Ее рыдания приглушены, а мое сердце вырывается из груди. — Тсс. Все в порядке, малышка, — я глажу ее по влажным волосам и крепко обнимаю. Через пару минут она отталкивает меня и вытирает лицо. — Прости, — Кортни садится на край своей постели. — Он в последнее время много спрашивал о своем отце, а я не знаю, что ответить ему. Я понимаю, что ему нужно мужское внимание, и это разрывает меня на части, — последние слова она произносит шепотом, потому что пытается контролировать свои эмоции. — Где его отец? — я сжимаю ее руку, но больше всего хочу, чтобы она была снова в моих объятиях. Приятно чувствовать ее в моих руках, и я бы с удовольствием позволил ей в них остаться. — Не знаю. Когда он узнал, что я беременна, выгнал меня из нашей квартиры. После этого я ничего не слышала от него. «Кусок дерьма». — Совсем ничего? — Неа. — Что насчет алиментов? — она резко поднимает голову и пристально смотрит на меня, и я поднимаю руки вверх в знак капитуляции. — Извини, это не мое дело. — Нет, это не так. Это создало сильное напряжение в моих отношениях с родителями, потому что я отказываюсь подавать на него в суд. — Почему? Это самое малое, что может сделать этот ублюдок для Бена. — Потому что, — рычит она от отчаяния, — я не хочу от него этого дерьма. И я не хочу напоминать ему об этом каждый месяц. Я не хочу его денег. Я просто хотела, чтобы он стал частью жизни своего ребенка. Но он не захотел, так что он может пойти и трахнуть себя в жопу. Она такая горячая, когда злится. Ненавижу, что она расстроена прямо сейчас, но не могу отрицать, что она возбуждает меня. 27 — Напомни мне, чтобы я никогда не злил тебя. — Слишком поздно, — она смеется. — Туше. — Ты останешься на обед? Я собираюсь пожарить сыр. — Обожаю. Это было единственное, что мой отец готовил для меня. Те немногие счастливые моменты, которые я помню с ним, когда смотрел, как он делает для меня бутерброды. Это было редким событием, но я цеплялся за них, как за спасательный круг, — я тяжело сглатываю. — Ну, я имею в виду, что не обедал. — Все в порядке, я сделаю и тебе кусочек, пока ты проверишь все, что нужно, — на мгновение я сажусь на ее кровать, чтобы вернуть контроль над своими эмоциями. Этих чувств не должно быть. Я слишком усердно работал, чтобы научиться оставаться равнодушным. Я не могу, не могу вернуться к прежнему снова. После того, как я уехал из дома своего отца и переехал к своим дедушке и бабушке в возрасте восемнадцати лет, я жил вполне нормальной жизнью. Перестал принимать наркотики, которые употреблял, чтобы разозлить своего отца. Поскольку я больше не жил под его крышей, многое изменилось. Я поддерживал с ним отношения до двадцати трех