– Не трогай меня! – Понял. Тебе нужно личное пространство. – Он сделал шаг назад. Но мне не было нужно чего-то такого. Мир казался пустыней. В нем не осталось ничего, кроме пространства. Между мной и единственной вещью, способной спасти мне жизнь, простиралась тысяча миль. И что прикажете теперь делать? Я ходила взад-вперед, мой мозг лихорадочно работал – искал выход из создавшегося положения. Что Кевин предпримет, если я расскажу ему о своем плане? Он считает: раз я беременна, то не брошу его. Да захочет ли он везти меня в клинику? А если даже и согласится на это, то смогу ли я сидеть рядом с ним в минивэне все три дня, зная, что он натворил? И тут у меня перед глазами что-то блеснуло. Это было кольцо. В свете уличных фонарей я рассмотрела его. – Сколько оно стоит? – Я знала, что мне нужно по меньшей мере пятьсот долларов. Может, если продать кольцо, я столько и получу? – Я потратил на него все свои сбережения. Значит, ты согласна? – Я смотрела на него в полном замешательстве. После случившегося он продолжал считать, что у нас с ним есть общее будущее? Он понял, что ляпнул что-то не то, и поспешил добавить: – Прости. Подумай. Я не давлю на тебя. – И сделал несколько шагов в одну сторону, потом в другую. Затем снова посмотрел на меня с щенячьим, полным надежды выражением лица. – Значит, да? – Я проигнорировала его. У меня в голове начало складываться некое подобие плана. – Мне нужно подумать. – Это просто здорово, малышка. Давай я подожду тебя в машине минут десять. – Мы поговорим в понедельник. – В понедельник? Но как же гостиница? Я уже оплатил ее! – Мне показалось, он поумерил свой пыл. – Ладно, в понедельник. – А затем не устоял и добавил: – Знаю, когда мы будем вспоминать все это, то не сможем удержаться от смеха. – Он хотел поцеловать меня, но передумал. И я поняла, что мы никогда больше не станем целоваться. Пятью минутами позже он уже сидел в своем фургоне, а я стояла на тротуаре – с плеча у меня свисал рюкзак, в руке была большая сумка. – Ты в самом деле не хочешь, чтобы я довез тебя до хижины? – Не хочу. Девочки остановились, чтобы поужинать, прежде чем покинуть город, и решили вернуться за мной. – О’кей. Но ты ничего им не говори. Пусть наша помолвка станет для всех сюрпризом. – Он хотел было, высунувшись из окна, погладить мою руку. Я с трудом справилась со своим отвращением к нему и подивилась тому, каким идиотом он оказался. Хотя мы были вместе уже несколько лет, возникло ощущение, что я вижу его впервые. – До понедельника. – Я старалась говорить твердо. Кевин вздохнул, разочарованный. – Хорошо. – Он, слегка очухавшись, поднял окно и выехал со стоянки. И тут мой телефон три раза подряд бикнул. Это писали подруги. Эмили: Добрались! Нам тебя не хватает! Джозелин: Как тебе гостиница? Кейли: Уже в горячей ванне? Я ответила: Прекрасно! Надеваю бикини! И добавила подмигивающий смайлик. Затем, удостоверившись, что Кевин скрылся из вида, я пошла по направлению к городу. Никогда прежде мне не приходилось бывать на автобусной станции. Она оказалась частью стоянки для грузовиков у столовой и тату-салона и вся пропахла застаревшим жиром и очистителем для воздуха. Подходя к кассе, я почувствовала на себе взгляды шоферов и пожалела, что не догадалась переодеть мини-юбку. – Простите, – обратилась я к лысеющему кассиру с табачной жвачкой во рту. – Сколько стоит билет до Альбукерке на семичасовой автобус? – Мужчина набрал несколько слов на клавиатуре компьютера и ответил: – Девяносто семь пятьдесят. – И вернулся к зрелищу собачьих бегов, транслируемых по телевизору. Я вздохнула с облегчением. Какое-то время я работала няней и скопила несколько сот долларов, которые достала из ящика с носками перед отъездом. – Прекрасно. Я куплю один. – Я достала бумажник. – Когда автобус будет здесь? – Кассир вздохнул, недовольный тем, что его опять отрывают от телевизора, и набрал еще несколько слов на компьютере. – В девять вечера. В воскресенье. – В воскресенье вечером? – Я не смогла скрыть прозвучавшей в моем голосе паники. – А раньше ничего нет? Может, какой-нибудь экспресс? – Кассир впервые бросил на меня взгляд и обратил внимание на мой возраст и платье. Он ухмыльнулся: – Есть. Называется самолет. – Налил немного сока в грязный бумажный стакан и вернулся к мчащимся наперегонки собакам. – Тогда не надо. Спасибо. Я села на жесткое, испещренное надписями сиденье унитаза в женском туалете и попыталась подавить подступающие к глазам слезы. У меня не было ни бойфренда, ни автобуса, ни надежды. Не было выбора. Вид комнаты общежития в Брауне становился все более смутным. Вместо того я проведу осень, обустраивая детскую вещами, перешедшими от детей сестры, медленно уничтожаемая папиным во мне разочарованием. При этой мысли я снова всхлипнула. В кабинке рядом кто-то закончил свои дела, вымыл руки и вышел на улицу. Похоже, истерический плач не был чем-то необычным в туалете на стоянке для грузовиков. Моим слезам начал приходить на смену смех. Последнее время я то и делала, что плакала в туалетах. Может, когда все закончится, я как-то классифицирую свои истерики. Эту придется поставить ниже той, что случилась со мной в школе, поскольку тогда хотя бы Бейли посочувствовала мне. И она никому ни о чем не разболтала. Мои слезы мгновенно высохли, когда мне в голову – очень неожиданно – пришла новая, слегка ужасающая и совершенно безумная мысль: Бейли. Солнце висело совсем низко над горизонтом, когда местный автобус высадил меня рядом с жилищем Бейли, но воздух по-прежнему был душным и теплым. На автобусной остановке я опять надела джинсы. Из-за сумок и жары одежда начала прилипать к телу. Но хотя бы ногам было удобно в «адидасах». Я выбросила перепачканные рвотой туфли на каблуках в урну, не желая, чтобы они как-нибудь вновь попались мне на глаза. Здешние дома довольно далеко стояли от улицы, перед ними имелись зеленые лужайки и идеально подстриженные живые изгороди. Здесь, не то что рядом с моим домом, не было забытых рождественских гирлянд или пластиковых детских игрушек. Кирпичные фасады, строгие и устрашающие, казалось, готовы были осудить тебя за любое отклонение от нормы. Шагая по извилистой подъездной дорожке к дому Бейли, постепенно приближаясь к входной двери, я казалась себе все меньше и меньше. Из дома доносились приглушенные звуки телевизора. Бейли была дома, вероятно, одна. Насколько я знала, ее мама по-прежнему работала по ночам в больнице. Все, что мне надо было сделать, так это нажать на кнопку звонка. И мне действительно, действительно не хотелось делать это. Я нажала кнопку. Шаги. Мелькнувшая в окне тень. Заминка перед дверью – такое впечатление, будто кто-то посмотрел в глазок. Звук открываемого замка. Дверь распахнулась. Бейли сонно смотрела на меня, опершись о косяк. Она была полуодета – трусики-шорты и майка с единорогом, какающим радугой. То, что она не слишком удивилась при виде меня, я отнесла на счет донесшегося до моего носа запаха травки. – Вау. Чем я заслужила визит ко мне эмбриононосительницы? – Прости, что беспокою. Ты занята? Бейли фыркнула: – Чертовски! – Послушай, я знаю, что мы с тобой уже не такие хорошие подруги, как прежде. Но у тебя единственной из всех, кого я знаю, есть машина и… – Я слышала, как дрожит мой голос. По пути сюда я приблизительно представила себе, что буду говорить. Но Бейли умела нарушить все мои планы. И сейчас она просто стояла и ждала, когда я дойду до сути дела; у нее на лбу образовалась небольшая морщина. – Хочу сказать, что если бы я могла обратиться к кому-то еще в городе или даже в Сент-Луисе, я бы не приехала к тебе, но самое близкое место – это Альбукерке, и… – Бейли помахала рукой, чтобы заткнуть меня. – Самое близкое что? – спросила она. Говорила она медленно, очевидно из-за воздействия травки. Я покраснела. – Место. Ну ты знаешь. Чтобы сделать «процедуру». – Я смотрела, как она медленно складывает все воедино. Наконец ее лицо озарила довольная усмешка. – Подожди. Ты хочешь, чтобы я тебя сопровождала? – Я вздохнула с облегчением. Моя идея получила наконец словесное выражение. – Да. Я полностью оплачу бензин, еду и все остальное, что будет нужно. – Я ждала, изучая ее лицо, пытаясь предугадать, что она ответит. Бейли задумчиво кивнула. – О. Я поняла. – Что поняла? – А где твои лучшие подруги, Вероника? – Им нужно заниматься. Скоро экзамены… – Э-эх. Конечно. – Она проницательно посмотрела на меня. – Ты не хочешь, чтобы они знали. – Нет! Дело не в этом! – Видишь ли, у каждого человека есть разные друзья. Есть лучшие друзья, друзья с бонусами, друзья по лагерю и, конечно же, друзья-наркоши… – Это не… – Я твоя подруга по аборту. – Ну выслушай же меня… – Но Бейли не позволила сбить себя с толку. – Да! Я такая твоя подруга, в которой у тебя нет нужды ежедневно. Которую ты не пригласишь пойти с тобой в магазин за платьем или провести уик-энд, но когда приходит время избавиться от… Вуаля! Ты зовешь подругу по аборту! – Тсссс! – Я отчаянно замахала руками на Бейли, призывая говорить тише. Она так вопила, что ее вполне могли услышать соседи. Бейли, однако, слишком усердно лила фальшивые слезы, чтобы обращать на это внимание. – Я так польщена, что ты выбрала меня на эту… почетную роль. Я, расстроенная, сняла с пальца кольцо Кевина и сунула его ей под нос: – Послушай, я вовсе не хочу, чтобы ты сделала это по-дружески. Я заложу его. Оно принадлежало… еще моей бабушке. Я возьму себе столько денег, чтобы хватило заплатить доктору, а ты получишь остальное, о’кей? Это работа. Вот и все. Бейли взглянула на кольцо, потом снова на меня. И медленно кивнула. И захлопнула дверь у меня перед носом. – Бейли? – Нет. Это был мой последний шанс. И нужно было, чтобы он сработал. Он должен был сработать. – Бейли? Пожалуйста! – Но единственным звуком, доносившимся до меня из дома, осталось едва слышное бормотание телевизора. Не помню, как я шла по подъездной дорожке. Не помню, как сидела на обочине. Но именно там я оказалась, когда день стал переходить в ночь. Почему я думала, что Бейли поможет мне? Она, определенно, ненавидела меня. Да и я с трудом терпела ее присутствие. Мы с ней четыре года не разговаривали. Я очень надеялась на то, что она соблазнится деньгами. Вряд ли ей хватало на травку карманных денег. Но возможность досадить мне оказалась слишком уж большим искушением. Не имея в голове никаких больше идей, даже заведомо провальных, я сидела на бетонном бордюре и пялилась на свои ноги в ожидании, что что-нибудь да произойдет. Желательно, наступит конец света. Меня пробудил к действительности шум мотора. Он становился все ближе. Определенно ближе. Я подняла глаза.