– Начнешь вправлять их прямо сейчас? Я бы предпочла более комфортную обстановку, за чашкой чая… – Что толку? Твои мозги – загадка природы. По мне, так у тебя их вовсе нет, – сестрица сердито махнула рукой и зашагала дальше. – Димка в тебя влюблен, это видно невооруженным глазом, и что ты собираешься с этим делать, балда? – А у меня есть выбор? – разозлилась я. – Не реже двух раз в неделю я напоминаю ему о наших родственных узах, но ему по фигу… Отделаться от него возможным тоже не представляется. Хотя, если честно, не хочется разбивать нашу веселую компанию, не так много радостей в моей жизни. – Парадокс в том, что вы идеально подходите друг другу, – отпирая дверь, вздохнула Агата. – Димка охламон, ты – редкая раздолбайка… – Нет такого слова… – Не перечь сестре. И смотритесь так, что хоть сейчас на обложку журнала. – И к чему все эти речи? – первой входя в прихожую, задала я вопрос. – Просто стенания по поводу несправедливости судьбы. Ты его не любишь, да? – У тебя есть сомнения? – Нет, к сожалению. Влюбись ты в него, и, глядишь, на свете стало бы на двух счастливых людей больше. – А мама с папой? – удивилась я. – Ради счастья дочери иногда можно и напрячься… – Мама напрягаться не любит. Роман с собственным пасынком – это даже по моим меркам слишком. Какого лешего ты завела этот разговор? – всерьез разозлилась я. К тому моменту я успела оказаться в кухне и включить чайник. – Беспокойство у меня, – плюхнувшись на стул, заявила сестрица. – Жизнь вопреки ожиданиям не становится ни проще, ни лучше. Все еще надеешься, что Стас… – Отвали, – ласково попросила я. Агатка кивнула, точно соглашаясь, и сменила тему. – А куда Берсеньев подевался? Димка ему раза три звонил, но он не ответил… – Понятия не имею, где его носит, – проворчала я и подумала: «Неужто к своей былой любви подался? Нет. Он дал слово, а такие, как Сергей Львович, слово не нарушают». – Ну, если и ты не знаешь… – Я что, его секретарь? – Нет. Ты человек, которым он по-настоящему дорожит. Не Димкой и не мной, как это ни прискорбно, а тобой. – Мама дорогая, женихи штабелями укладываются, а у меня постельный пост который месяц… – Любовь, дурища, бывает разной, – разливая чай, с умным видом заявила Агатка. – Ага… я люблю моченые яблоки, книжки про котов и раннюю осень. – Точно. А Берсеньев любит тебя. – Как моченые яблоки? – Подозреваю, куда больше. Димка не ревнует? – Есть немного. – Ну и горазда же ты, сестрица, усложнять себе жизнь, – хихикнула Агатка и стала пить чай, ненадолго заткнувшись. А я подумала: «Старшенькая, как всегда, права: с легкостью бытия у нас явные проблемы». Спать мы легли поздно, но больше не дискутировали, а тихо-мирно смотрели телевизор. Утром объявилась мама и потребовала сопроводить ее в торговый центр, ей нужны туфли, а к ним неплохо бы сумку. Агатка, как всегда, переложила дочерний долг на меня, и я полдня болталась с мамой по магазинам. Серьезное испытание. В общем, я очень порадовалась, когда выходные, наконец, закончились. Понедельник не обещал ничего особенного, солнце по-прежнему пряталось, я, как всегда, не выспалась, зевала во весь рот, вызывая перешептывания немногочисленных сотрудников (мы сидели в общей комнате, своего кабинета мне не полагалось). Девчонки немного похихикали на тему моей бурной личной жизни и кругов под глазами. Я списала их слова на зависть. Вспыхнувшую дискуссию пришлось прервать: в конторе появился мужчина лет тридцати пяти, с короткой стрижкой и манерами обитателя притонов. Кожаная куртка нараспашку и бейсболка, которую не мешало бы постирать, а лучше просто выбросить, догадки лишь укрепили. Он с ходу принялся острить, да так, что даже у терпеливой Верки желваки заходили. Когда она собралась указать ему на дверь, парень, предъявив удостоверение, заявил, что жаждет видеть Агату Константиновну. Вера улыбнулась с намеком на сочувствие и, пожелав ему удачи, доложила Агатке о прибывшем. Парень скрылся в кабинете, а минут через пять Агата Константиновна вызвала меня. Куртку Петр Сергеевич (так звали гостя) успел снять, и шутить ему уже не хотелось. Агатка нас представила, кивком предложив мне сесть, и обратилась к гостю: – Продолжайте, господин Тарасов. – Турова, как мне сказали, теперь защищать будете вы? – кашлянув, заговорил Петр Сергеевич. – Правильно сказали. – Дело абсолютно ясное… – из голоса Тарасова уверенность испарилась точно по мановению волшебной палочки, Агатка, сложив руки на столе, смотрела на него с веселым озорством. – Никаких сомнений, что именно он убил девушку… – У меня еще не было времени ознакомиться с делом. – Я знаю, и… собственно, я просто подумал, что нам не мешало бы поговорить и… По закону адвокат положен даже распоследнему ублюдку, прошу прощения. Но думаю, как женщина, вы согласитесь, подобные, с позволения сказать, люди, должны сидеть за решеткой. – Если должны, то сядут. На всякий случай хочу предупредить, я занимаюсь адвокатской практикой не ради участия в игре, а ради победы. – Вот это меня и беспокоит, – вздохнул гость. – С какой стати? Вы ведь уверены в виновности Турова, значит, доказательства у вас стопроцентные. – Стопроцентных доказательств не бывает, – отмахнулся Петр Сергеевич. – Выходит, есть сомнения? – Никаких. Вы бы рожу его видели… – Надеюсь, ваши обвинения основываются не на визуальном восприятии подозреваемого? Сестрица умеет и святого довести до бешенства, а Тарасов святым не был. – У меня, между прочим, восемьдесят шесть процентов раскрываемость. Слушайте и рыдайте: восемьдесят шесть процентов. И этот ублюдок не отвертится… – Встретимся в суде, – широко улыбнулась Агатка, и Петр Сергеевич, схватив куртку, спешно нас покинул. – Симпатичный паренек, – кивнула я ему вдогонку. – По какому случаю дым коромыслом? – Одно из дел, что от Елисея досталось. Убийство Софьи Смолиной, дочери известного писателя. Подозревают ее бойфренда, девчонка была беременна. – И мы будем его защищать, – кивнула я. – Будем. – Потому что уговор дороже денег? – Потому что никто его добровольно защищать не будет. Если честно, я даже не знала, что Елисей влез в это дерьмо… – Вдруг повезет и обвиняемый сам от нас откажется? – Когда это нам везло? Тарасов что-то слишком нервничает, небось напортачили следаки… Придется спешно заняться этим делом, то есть самого дела я еще даже не видела, знаю обо всем только из СМИ. – А я и вовсе ничего, – покаялась я и нарвалась на укоризненную физиономию. – Как можно жить в городе и ничегошеньки не знать из того, что здесь происходит? Это ж наш хлебушек с икоркой. – Корысть до добра не доводит. Кстати, это один из семи смертных грехов. – Серьезно? Жуть. Но если остальные не нарушать, может, и прорвемся. Значит, так. Ты на хозяйстве, а я побежала. Попытаюсь еще сегодня встретиться с клиентом. – Агатка, – позвала я и за ухом почесала, демонстрируя сомнение. – Ты там насчет Елисея все-таки выспроси, вдруг на тот свет его спровадил вовсе не грабитель? Подумав немного, она пожала плечами: – Может, и не грабитель. Но к этому делу его убийство точно никакого отношения не имеет. Да и с какой стати адвоката убивать? Чтоб Денис Туров без защитника остался? Так другого дадут. – Дадут. Но вряд ли ожидали, что тебя. – Что ты хочешь сказать? – удивилась она. – Я хочу сказать: не каждый день у нас такие визитеры. Сколько я здесь работаю? А подобного не припомню. – Да ладно… – отмахнулась Агатка и вскоре покинула нашу контору. Само собой, появление Тарасова живо обсуждали в коллективе, девчонки принялись вспоминать о недавнем убийстве. Правда, навспоминали немного. Убитая – дочь известного писателя Геннадия Смолина, он родился в нашем городе, и хотя уже много лет назад обосновался в Москве, но продолжал здесь часто бывать, жил подолгу. В самом центре у него была квартира, в так называемом доме творческих работников. Он ее продал и приобрел дом в поселке Бережки, в нескольких километрах от города. Место дачное и на редкость красивое. Девятнадцатилетняя дочь Смолина тут жила практически постоянно (намекали на проблемы с матерью – второй женой писателя, которая проживала в Москве). Однако ничего конкретного по поводу этих самых проблем припомнить не смогли и перешли к следующему пункту обсуждения. Смолин женат в третий раз, но смог удивить: супруга оказалась не моложе мужа лет на двадцать, а на два года старше. Говорят, они дружили еще в детском саду, потом жизнь развела в разные стороны и вдруг вновь соединила. Первая жена писателя живет здесь, так же как и внебрачный сын. Смолин-младший работает на местном телевидении самым главным начальником одного из каналов. – А об этом Турове что известно? – задала я вопрос.