– Заткнитесь вы обе! Шатин, сходи на рынок и купи овощей для жаркого. Отец сегодня ждет к обеду особых гостей. – Не посылай меня. Пошли ее. Пусть Мадлен идет! – Ступай сейчас же, Шатин! Ишь, вздумала спорить!» С шорохом разомкнулись ресницы. Как бы она ни старалась представлять себе только хорошее – ручонку Анри на своей щеке, каплю-родинку у него на плече, которую она так любила целовать, – кончалось всегда этим. Шатин неизменно вспоминала, как видела братишку в последний раз – на руках у Мадлен. И не могла забыть, как эта малявка его держала. Словно куклу. Как будто это была ее игрушка. Как будто его жизнь ничего не значит. Для нее, видно, ничего и не значила. Воспоминание так сжало грудь, что перехватило дыхание. И все же в глубине души она понимала, что братишке лучше было умереть совсем крошечным. Вырасти он большим, наверняка кончил бы на Бастилии. Мальчику из третьего сословия, рожденному в семье Ренаров, честная жизнь не светила. – Постой! Пожалуйста! Голос вломился в ее мысли, и Шатин не сразу поняла, что он настоящий, а не новый призрачный обломок того страшного дня, когда она, вернувшись домой, узнала, что Анри умер. Она вскочила на ноги. – Подожди, не уходи! Шатин окаменела. Голос был настоящий. И знакомый. Она его ненавидела, но хорошо помнила. Марцелл д’Бонфакон. Он ее зовет? Неужели нашел? Выследил от морга? Шатин в панике проверила «пленку» на предплечье. Трекер был отключен. Девушка тихо, с облегчением вздохнула. Однако офицер д’Бонфакон каким-то образом ее отыскал и теперь звал, наверное желая расквитаться за проделку в морге. Шатин беззвучно отодвинулась к стене, постаралась утихомирить колотящееся сердце. – Я даже имени твоего не знаю! – выкрикнул он. – Скажи мне, как тебя зовут? Конечно, он хочет знать ее имя. Ведь она его перехитрила. Обвела вокруг пальца, чтобы вернуть свой щипач. И к тому же врезала ему в живот. Он, очевидно, решил узнать, как зовут дерзкого мальчишку, чтобы донести инспектору Лимьеру и на всю жизнь сплавить наглеца на Бастилию. Но его голос звучал как-то странно. Шатин почудилась в нем боль, которой прежде не было. Этого хватило, чтобы разбудить в ней любопытство и выманить из тайного укрытия. Ухватившись за обломанные перила, девушка свесилась над гигантской открытой шахтой, служившей прежде лестничным колодцем. И из коридора, держась у самой стены, осторожно заглянула в щель между пластинами настила. Теперь она видела его, скорчившегося и окровавленного, в коридоре этажом ниже. «Ранен, – тотчас вычислил ее рассудок. – Беспомощен. Легкая добыча». И еще Шатин отметила, что юноша не смотрит вверх, на нее, как она ожидала. Офицер д’Бонфакон напряженно вглядывался в невидимый для нее коридор. – Алуэтт! – донесся из его глубины женский голос, легкий и мелодичный, как песня. Шатин нагнулась ниже, высматривая, кому принадлежит этот голос. Мелькнули темные курчавые волосы, неестественно чистая кожа. Девушка из второго сословия? Но что ей делать здесь, в Трюмах? И одета совсем неподходяще для Вторых. Прежде чем незнакомка скрылась за поворотом, Шатин ухватила взглядом складку грубой серой ткани. Марцелл страдальчески застонал, и взгляд Шатин вернулся к происходящему прямо под ней. Заглянув между ступенями, она как раз успела увидеть, как его тело сползает по стене. Шатин перегнулась еще ниже, прижалась лицом к решетке, силясь понять, в сознании ли молодой человек. Глаза у него закрылись, из раны на лбу стекала тонкая струйка крови. Ее взгляд выхватил кольцо у него на пальце. То самое, которое она не догадалась сдернуть раньше. «Иди, – уговаривал ее рассудок. – Забери все, что можно». Шатин понимала, что ей выпала редкая удача. Вот он – второй шанс, о котором она мечтала. Наверняка у внука генерала д’Бонфакона при себе довольно вещей, продав которые можно оплатить проезд до Юэсонии. Выгрести все подчистую – и можно прямиком возвращаться к Капитану. Девушка обшарила глазами коридор: нет ли тут еще кого? Вдали жужжали и щелкали полицейские дроиды, но приближались они или удалялись, она определить не сумела. Идут ли дроиды за Марцеллом или преследуют кого-то из безмозглых бунтовщиков? Шатин снова сосредоточилась на бессильно опустившем веки д’Бонфаконе. Она довольно навидалась в Трюмах, чтобы знать, что после удара по голове не следует закрывать глаза. Однажды отцовская шайка пошла на дело, и старика Массэ ударило днищем полицейского патрульера. Остальные «Клошары» дотащили его до Трюмов и оставили отсыпаться. Он так и не проснулся. Нужно растолкать этого типа, ни в коем случае не позволить ему спать. Задавать вопросы, тормошить. А не то… – Солнца клятые! – прошипела Шатин, понимаясь на ноги. Она и сама не верила, что собирается это сделать. Да чтобы она, Шатин Ренар, спасала министерского офицера? Но уж очень беспомощным он сейчас выглядел. И еще Шатин помнила, какой сострадательный взгляд бросил на нее Марцелл в морге, когда предлагал ей поесть. При всей уверенности, что парень заманивал ее в ловушку, ей тогда почудилось что-то искреннее. Что-то, сказавшее ей, что, окажись д’Бонфакон на ее месте, он тоже пришел бы на помощь. «Ошибаешься, – предостерег ее голос рассудка. – Не стал бы этот тип тебя спасать. Ты для него пустое место». Шатин знала, что внутренний голос прав. Хорошо развитая интуиция вот уже восемнадцать лет помогала ей оставаться живой и спасала от Бастилии, хотя все было против нее. Интуиция никогда ее не подводила. И все же Шатин впервые в жизни решилась ее ослушаться. Ей наверняка предстояло еще пожалеть об этом решении. Глава 14 Алуэтт – Стой! – Механический голос отдался от ржавых стен, и яркий оранжевый луч прорезал мутный воздух. Но Алуэтт не остановилась. Она бежала дальше, путаясь в длинных полах серой хламиды. Оглянувшись через плечо, девушка различила вдали огромную жуткую фигуру. Дроид. Не отстает. Преследует ее. А она даже понятия не имела, зачем этот монстр за ней гонится. Оставив Марцелла, она хотела вернуться в машинный зал, но машинного зала на том месте, где она думала его найти, не оказалось. Алуэтт совсем запуталась. И тут-то услышала этот голос. – Стой! Опять он. Взвизгнув, Алуэтт припустила со всех ног. Никогда в жизни она не бегала так быстро. Ноги горели, она с трудом дышала, а сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. На следующем перекрестке коридоров она замедлила бег. Обдумывая, куда свернуть, пыталась выровнять дыхание, щурилась, разглядывая полутемные проходы, отыскивая что-нибудь – хоть что-нибудь – знакомое. Но повсюду видела лишь абсолютно одинаковые, безликие, тускло освещенные коридоры Трюмов. Они составляли бесконечный лабиринт, в котором она заблудилась. Окончательно заблудилась. Металлические удары ног за спиной стали громче. Дроид приближался. Что, если он ее поймает? Что он с ней сделает? Куда заберет? Она не хотела этого знать. Старалась об этом не думать. Мгновенно решившись, Алуэтт свернула налево, припустила по безнадежно длинному коридору. Она представления не имела, приближается к машинному залу или удаляется от него. Но остановиться не могла. Ей надо было вернуться в Обитель. Вновь оказаться в безопасности. На бегу она смотрела под ноги, выискивая капли крови. Те, что привели ее к тому мальчику – к Марцеллу. Но пол был покрыт тусклым слоем грязи. Ни единой капли она не заметила. Впервые в жизни Алуэтт пожалела, что лишилась «пленки». Та подсказала бы ей дорогу. Она читала в «Хрониках» об этих «пленках» – вернее, телепленках, так они назывались официально, – которые указывали людям путь и место назначения. А у нее остались только бесполезные шрамы. – Властью патриарха приказываю тебе остановиться! – прогрохотал сзади голос дроида. Алуэтт осмелилась бросить еще один взгляд через плечо – и увидела его. Целиком. Страшное серебристое тело заполняло собой проход. Голова щелчком сдвинулась к ней, нацелила два грозных оранжевых глаза. А потом из руки монстра выдвинулось оружие. Лучинет. – Солнца! – в ужасе выкрикнула девушка. Колени у нее подогнулись, она чуть не растянулась ничком. Но успела швырнуть тело за поворот. Там, впереди, виднелась открытая дверь. Выбора у нее не было. Подлетев к проему, она нырнула в него и очутилась на лестнице. Забившись в темную щель под пролетом, Алуэтт отчаянно вспоминала, что читала о дроидах в «Хрониках». Запрограммированы ли они на движение или на звук? Или на то и другое? Так и не вспомнив, она набрала воздуха в грудь и задержала дыхание, заставила тело замереть, не издавая ни звука. Снаружи гремели и лязгали шаги дроида. Они приближались и приближались, от них уже задрожал пол. Алуэтт крепко зажмурила глаза. И вдруг лестничный колодец исчез. Она оказалась в другом месте. В холоде и в темноте. В глубинах собственной памяти. Но и здесь ей слышались те же ужасные шаги, звучащие все ближе. Сотрясающие землю. Что-то нависало над головой. Дерево? Нет, камень. Огромная скала, угрожающая ее раздавить. Раздавить их. Она была не одна. С ней был отец. Совсем рядом. Они прижались друг к другу на холодной сырой земле. Она едва различала его во мраке. Он поднес палец к губам: «Тсс, ma petite. Тихо, тут нельзя шуметь». Алуэтт, задохнувшись, открыла глаза. Что это было? Вдруг ожила память о временах до Обители? Но для нее никакого «до» не существовало. Все, что было прежде, тонуло в мутной тьме. Ее воспоминания не простирались дальше Обители, сестер и отца, стряпающего на маленькой кухне. Но эти шаги. Дребезжащие шаги дроида – они были такими знакомыми. – Ходу! Не оглядывайся! Глушилы рядом!