Ленард фыркнул, но тут же снова уткнулся взглядом в колени. – Эй. Все же в порядке? – повторила его вопрос. – Ну… да. Наверное. Снова повисшее молчание заставило меня в очередной раз покоситься на Гроу, но покоситься удалось только на локоть (тот торчал из-за стены, явно намекая на то, что Гроу к ней прислонился). Я не представляла, как спросить Ленарда о том, что он чувствует. Нельзя же спрашивать в лоб – ты меня не боишься? Ты все еще хочешь, чтобы я стала твоим опекуном? Если в самом начале нашего разговора я была на сто процентов в этом уверена, то теперь пятьдесят куда-то делись. А оставшиеся пятьдесят отщелкивались в меньшую сторону по одному проценту в секунду. – А я пустынника видела, – сказала я, чтобы хоть как-то разбавить молчание. – Танни, ты все еще хочешь становиться моим опекуном? Признаться, на пару секунд я зависла. А когда отвисла, внимательно посмотрела на него. – А почему нет? – У тебя и других проблем хватает, – сказал он. – Сначала это… то, что с тобой случилось, – ты же теперь иртханесса. А потом скоро станешь мамой, и я буду у вас единственным человеком в семье. Ленард снова уставился себе на колени, а я отчетливо вспомнила, что чувствовала, когда узнала о Леоне. Да я до сих пор это чувствую… чувствовала, хотя она неоднократно меня защищала и прикрывала мою задницу. Я сознательно избегала их семейных посиделок и даже к племянникам относилась настороженно, потому что считала, что я там лишняя. Среди них. Сейчас, глядя на Ленарда, я уже не была уверена в том, что действительно была лишней. – Если честно, нашей семье очень нужен человек, – сказала я. – Нам нужен ты, Ленард. – Зачем? – Потому что я тебя люблю. – Иртханы не любят людей. – Я бы попросил такое не озвучивать, – донеслось из соседней комнаты. – Это неполиткорректно. – Гроу, заткнись, – попросила я. – Ты сама любезность, Танни. Я перевела взгляд на Ленарда и протянула ему руку. – Это все та же я, Ленард. Во мне ничего не изменилось. Удивительно, что, говоря с ним, я одновременно говорила и с собой, и мне хотелось… в общем, странные это были чувства. С одной стороны, надавать себе по ушам за то, что все это время я сознательно отгораживалась от Леоны, с другой – сделать так, чтобы с Ленардом не произошло то же самое. – В это сложно поверить, – сказала я. – Потому что это пламя действительно разделяет, и со стороны кажется, что мы теперь оказались в разных мирах. – Разве это не так? – Он по-прежнему на меня не смотрел. – Это так. И не так. Потому что еще несколько дней назад я была человеком, и я… совершенно не изменилась. Я по-прежнему люблю шарики с беконом. Бэрри. И тебя. Когда моя сестра говорила мне то же самое, я ей не верила. – Я вдруг поняла, что мне нужно сказать это вслух. – Подсознательно не верила, хотя всеми силами старалась себя убедить, что она по-прежнему моя сестра. Мы стали реже видеться и в конце концов отдалились настолько, что я даже не представляю, почему она поступает так, а не иначе. Хотя когда-то мы говорили с ней, как я сейчас говорю с тобой, Ленард. Знаешь, чего я боюсь больше всего? Мальчик молча поднял голову. – Боюсь, что однажды с тобой будет так же. Я не хочу тебя терять, понимаешь? Не хочу однажды проснуться и понять, что мы чужие и что между нами сотни тысяч телепортационных сборок. – Я закусила губу. – Давай договоримся, что этого не случится. И что если мне пламя ударит в голову, ты найдешь в себе силы сказать: «Эй, Танни, у тебя мозги набекрень», а не станешь от меня закрываться. Я по-прежнему протягивала ему ладонь и ждала. Секунды собирались в минуты, и я даже не представляю, сколько этих самых минут прошло, пока он все-таки принял мою руку и ее пожал. И хотя я рассчитывала на целительные обнимашки, сейчас мне стало несоизмеримо легче. Да, наверное, обнимашки были бы лишними. По крайней мере, сейчас. – Класс, – сказала я, когда мы разомкнули руки. – Класс, – подтвердил он. Поднялся, направился было в сторону двери, но тут же обернулся. – Я очень рад, что с тобой все в порядке. Но если ты еще куда-нибудь влипнешь, Танни… – Лицо Ленард сделал очень суровое. – Я за себя не отвечаю. От такого заявления я даже не нашлась, что сказать, а когда нашлась, дверь уже хлопнула. – Это он вроде как сказал, что за меня волновался? – задала риторический вопрос в пустоту. – Он сказал, что волновался, – ответила пустота голосом Гроу. – В самом начале, когда только пришел. Но ты не услышала. Не дожидаясь ответа, он нацепил беспроводной наушник и уселся прямо напротив меня на пол, после чего снова уставился на дисплей. Я хотела сказать, что говорить нужно так, чтобы тебя услышали, но передумала. Взяла свой смартфон и написала Ленарду: «Спокойной ночи». Потом подумала и написала Леоне: «Я знаю, что у вас еще не вечер, но на всякий случай спокойной ночи». Хотела написать Имери, но передумала. С ней я лучше лицом к лицу поговорю. Что бы там ни решили Леона и Рэйнар по результатам моего исследования, ей я тоже обо всем расскажу. Кстати, о «расскажу». – Спасибо, – буркнула я, не поднимая головы. – На здоровье, – донеслось от стены. Как раз в это время в чат с Леоной упало сообщение: «Доброй ночи, Танни». От Ленарда спустя пару секунд пришло: «Разве драконы ночью спят?» – и ехидный смайлик. «Спят», – уверенно написала я, хотя сна не было ни в одном глазу. Отправила сообщение и полезла в архивы Ильеррской. Глава 12 Ильерра Ильерре потребуется много времени, чтобы возродиться, и лишь в моих силах его сократить. Я думала об этом, когда ходила по улицам города, во времена отца цветущего, а ныне разоренного, опаленного огнем. Когда смотрела в лица людей, почерневшие от горя, тревог и страха. Горрхат уничтожил все, что мог, но кое-что он все-таки сохранил: подземелья замка были набиты сокровищами, словно он собирался прожить не одну, а сто тысяч жизней. Во времена шаманов верили, что суть человека или иртхана способна менять оболочки и переходить из жизни в жизнь, но я не была убеждена в этом. Равно как и не представляла, что делать с золотом и драгоценностями в полностью изолированном государстве. Завалы путей разбирались, но это происходило медленно, еды едва хватало даже для замковых слуг, тем не менее все, что могли, мы бросили в город, чтобы накормить голодающих людей. В долину я ходила сама – с хаальварнами и с теми, кто не боялся вместе со мной выйти за стены. Туда, где в любой момент разозленные многолетней болью драконы могли превратить нас в головешки. – Вам стоило принять предложение местара Даармархского, – сказал мне как-то один из советников отца. Старик провел в подземельях все эти годы и почти полностью ослеп, я приблизила его к себе именно потому, что отец ему доверял. – Возможно, – сказала я. – Но тогда мы получили бы не Ильерру, а далекую провинцию Даармарха. Отсюда очень удобно со временем завоевать земли, до которых он не успел дотянуться, и не уверена, что нашим соседям это понравится. Так или иначе, мы бы снова погрязли в войне. Старик улыбнулся. – Похоже, мне нечего делать рядом с вами, – сказал он. Я не была в этом настолько уверена. Я вообще не была уверена ни в чем, но каждое утро для меня начиналось с того, что я одевалась удобно и шла в долину вместе с добровольцами. Только там можно было добыть еду для людей, которые по-прежнему боялись. Боялись, даже несмотря на то, что тень Горрхата уже не закрывала им солнце. Мы возвращались к обеду с тем, что сумели набрать, пока служанки готовили обозы еды, я купалась и отдыхала, а после шла в город, чтобы лично говорить с людьми о том, что бояться нечего. Кто-то воспринимал меня настороженно, кто-то – враждебно (для простых горожан я была всего лишь сбежавшей девчонкой, бросившей их на произвол судьбы). Были и те, кто говорил об Огненном кольце – собравшихся вокруг нас с Витхаром драконах, и именно на них я больше всего рассчитывала. Именно они, простые люди, а не я, могли возродить доверие к правящему роду. Когда я это поняла, перестала ходить в город, и у меня появилось свободное время после обеда. Время, к которому я оказалась не готова. Второго разговора с Витхаром у нас не состоялось. Он попытался прийти ко мне на следующий день после случившегося, но я отказалась от встречи. На поправку он шел быстро: от лекаря я узнала, что повязка уже снята и что правитель Даармарха готов к обороту, но медлит. Именно в те дни мне отчаянно хотелось стать слабой. Отчаянно хотелось все бросить каждый день, каждую минуту. Поддаться искушению доверительного разговора, позволить Витхару рассказать о том, как ему было больно от потери ребенка. О том, что он хотел защитить нас, поэтому выбрал Джеавир. Эти неправильные мысли изводили меня каждый миг бодрствования, и я понимала, что чем дольше он остается рядом, тем слабее я становлюсь. Что просто-напросто тешу себя надеждами, которым не суждено сбыться. Поэтому одной ночью просто пришла к Бертхарду. На следующее утро Витхар покинул Ильерру. Бертхард все понял, но не сказал ни слова упрека. Он поддерживал меня во всем и просто был рядом, я не просила его о помощи, но его помощь всегда опережала мои просьбы. Из близлежащих городов Ильерры прибыли знатные семьи, и я вела переговоры с главами родов о том, чтобы их сыновья становились хаальварнами. Нам нужна была новая сильная армия. Некоторые согласились, но многие отказались, и тогда Бертхард занялся вербовкой среди горожан. Вступившим в армию полагалось довольствие, в два раза превышающее обычный заработок, их семьи находились на особом положении. Несколько попыток налетов он удержал своими силами и силами хаальварнов, драконы даже не вошли в город. Каждый раз в это время, стоя на стене и глядя в полыхающее небо, я вспоминала тот день. Вспоминала, как падал Витхар и как я бежала к нему по горящей земле. Вспоминала, как пропускала через себя потоки пламени, еще не зная, что делаю роковой выбор. Каким он был бы, если бы я понимала, на что иду? Что было бы, если бы я допустила наш второй разговор?