Ответа у меня не было, но такие вопросы были роскошью. Особенно сейчас, поэтому я перенесла часть государственных дел с вечера на послеобеденное время, а вечера заполнила экономическими подсчетами и дополнительными сборами продовольствия. С каждым днем за стены вместе с нами выходило все больше людей, и это не могло не радовать. Когда прошли дожди, долина начала оживать, в нее потянулись сначала мелкие грызуны, а потом и остальные подземные звери. Прилетели несколько диких виаров, которых мы сразу забрали в замок, чтобы одомашнить. Виары были незаменимыми охотниками, бесшумными и стремительными, и именно с их помощью можно было легко выследить добычу, неуловимую для людей. Прошло около полугода, на землях Ильерры ощутимо похолодало. Мне по-прежнему приходилось сражаться с недоверием высшей аристократии, не желающей меня принимать. Простому народу было все равно, они были счастливы уже тому, что им есть, чем кормить семьи, и что драконы больше их не тревожат. Что касается сильных родов Ильерры, до меня то и дело доносились слухи о волнениях. Случилось то, о чем меня предупреждал Витхар: по их мнению, женщина, а особенно женщина в таэрран, не должна править. Поначалу это были лишь вспышки злословия, изредка доходящие до меня, но ближе к холодам, которые нам предстояло пережить, Бертхард вернулся с плохими новостями. – В восточной провинции мятеж, – сообщил он. – Они отказываются поставлять нам продовольствие и требуют суверенитета. Или нового правителя. Я знала, что все к этому идет, но сейчас оказалась совершенно к такому не готова. – Мы легко с ними справимся, – произнес Бертхард. – Тем более сейчас, пока к ним не присоединились северные – они сомневаются. Это был самый простой выход, но я покачала головой: – Нет. – Нет? Теарин, нам придется, иначе они… – Нет. Я не повысила голос, но Бертхард замолчал. Мы не были любовниками, даже той ночью между нами ничего не было, я просто осталась в его покоях до утра. Он был главнокомандующим армии Ильерры, а я – самопровозглашенной правительницей. Официального вступления на трон не случилось, да и когда? Не до того было. – Мы не станем воевать со своими. – Они станут, Теарин, – горько сказал Бертхард. – Не станут. Если меня признают другие правители. Клянусь, в этот момент он посмотрел на меня, как на умалишенную. Наверное, это был первый и единственный раз, когда Бертхард позволил себе сомневаться в моих словах и во мне, но я не могла его за это судить. Потому что сама не верила в то, что у нас получится. – Мы отправим гонцов, – сказала я. – Пригласим наших соседей на коронацию. Наши пути почти восстановлены, мы заключим торговые соглашения и договоримся о взаимной поддержке. После этого… будет проще. Проще не стало. Мы едва успели отправить гонцов (хаальварнов, через пустоши, чтобы выиграть время), когда к самым холодам в Ильерру вернулся Сарр. С ним прибыл наместник Даармархского в сопровождении войска. И вести о том, что у Витхара родился наследник. «У Ибри родился мальчик, но сама она не пережила роды, – лишь скупые слова в свитке говорили о той боли, которую чувствовала Мэррис. – Местар делал все, чтобы ее спасти, но он не всесилен. Она умерла быстро, сгорела в пламени, чтобы дать жизнь моему внуку. Местар был рядом с ней все это время и держал ее за руку, когда малыш появился на свет. Местар признал его своим наследником и объявил всем, что этот мальчик – будущий правитель Даармарха». К счастью, во мне хватило сил поприветствовать брата. К несчастью, на все остальное сил уже не хватило. Я поднялась к себе, в бывшие комнаты отца, где он проводил важные встречи и которые для этих же целей теперь использовала я, опустилась за стол и закрыла глаза. Казалось, все это должно было остаться в прошлом: и Ибри, и Мэррис, и вся жизнь в Аринте. Казалось, должно было остаться в прошлом пламя, текущее сквозь пальцы и отзывающееся ударами крохотного сердечка. И имя, которое я подбирала тому, кто уже никогда не увидит свет. И любовь, которая никогда не достанется драконенку, который должен был назвать меня мамой. Но нет. Оно было живо. Оно ворочалось во мне, запечатанное под пластами неотложных дел, в которые я заставляла себя погружаться день за днем, снова и снова, только чтобы об этом не думать. Послание Мэррис вскрыло эту рану, если не сказать – мое сердце. Я чувствовала, что оно истекает кровью, но не могла найти в себе силы даже пошевелиться. Мне не хотелось никуда идти и ничего делать. Мне хотелось кричать. Кричать до срыва голоса, пока не выйдет из груди вся боль. Пока я не приму, что никогда не увижу лица того, кто так доверчиво пытался согреть меня изнутри. Он пытался, а я… его убила. – Теарин. Бертхард вошел и остановился напротив меня. Он явно хотел что-то сказать, но осекся, увидев мое лицо. – Что было в этом послании? Свиток лежал на столе, и я молча подтолкнула его к мужчине. Бертхард развернул плотно скрученный лист, а я снова уставилась на свои руки. Я ждала слов утешения или каких-то еще – сейчас мне правда было не важно, что он скажет, но никак не того, что Бертхард произнес: – Тебя ждет наместник Даармархского. Нам нужно дать ему ответ. – Что? – очень тихо спросила я, подняв голову. – Наместник Даармархского и его войско, – жестко повторил Бертхард, отшвырнув свиток, как грязную тряпку. Я посмотрела ему в глаза, в которых, как мне казалось, должна была увидеть хоть каплю сострадания – ведь он прекрасно знал о том, что мне довелось пережить, – и сказала, четко проговаривая каждое слово: – Мне. Плевать. – Плевать, что у границ Ильерры стоит войско того, кому принадлежит большая часть Огненных земель? – Бертхард шагнул ко мне. – Да? Это ты хочешь сказать?! – Да. – Я запрокинула голову, с трудом сдерживая порыв рассмеяться. – Да. Именно это я хочу сказать. – Он приберет Ильерру к рукам и глазом не моргнет. – Пусть забирает. Пощечина заставила щеку вспыхнуть. Сначала – щеку, потом меня всю. Прекрасно понимая, что если бы Бертхард бил в полную силу, я бы ударилась головой о резную спинку кресла, сейчас взвилась с него вихрем. – Как ты посмел?! – прошипела ему в лицо. – Я – правительница Ильерры… – Ты не правительница. Ты тряпка, о которую можно вытирать ноги. Что правитель Даармарха с радостью сделает в очередной раз. Я бросилась на него с криком, достойным не самой воспитанной горожанки. Целясь в лицо, желая расцарапать эту непробиваемую маску, которой прикрывался, как мне казалось, мой друг и союзник. – Ненавижу! – взвыла, когда Бертхард перехватил меня за талию. – Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! Я царапалась, кусалась, выкрикивала проклятия до тех пор, пока он не развернул меня так, что взгляд зацепился за свиток с посланием Мэррис. «Он держал ее за руку…» Это меня он должен был держать за руку! Меня, когда на свет появился бы наш малыш, мое маленькое огненное чудо. Я убила его, чтобы спасти эту бессердечную тварь, а он даже не сказал мне, что сожалеет! Из глаз брызнули слезы, и я закричала. Надрывно, как раненый зверь, позволяя себе обмякнуть в руках Бертхарда, по-прежнему крепко прижимающего меня к себе. Соскальзывая вниз, на пол – пусть видит, что мне все равно. Пусть видит во мне тряпку, если ему так хочется, пусть! Вот только соскользнуть мне не позволили, напротив. Вздернули выше, крепче прижимая к себе: так, что под ладонями я чувствовала биение его сердца. Поглаживая по спине, коснулись губами волос, сдавленно выдохнули: – Мне жаль, Теарин. Мне так жаль. Эти слова прорвали плотину, которая смела бы остатки меня, если бы не Бертхард. Он держал меня на руках, как ребенка. Укачивал. Когда я выла – громко, на одной ноте, позволял уткнуться лицом в плечо, чтобы никто не слышал. Он ходил со мной по комнате, мерил ее шагами, пока я судорожно всхлипывала, пытаясь успокоиться. И только когда поток слез иссяк, когда с губ сорвался хриплый выдох, больше похожий на стон, он меня отпустил. И вышел. Без слов. Без обещаний, что все будет хорошо. Без фальшивых вопросов о том, как я себя чувствую. Я еще немного посидела за столом, пытаясь собрать мысли воедино, а потом поднялась. Бертхард был прав: наместник Даармархского и его войско действительно стоят у границ Ильерры. Точнее, уже не у границ – они пересекли их, и чем дольше они здесь остаются, тем хуже. Мне потребовалось время, чтобы привести себя в порядок (я не хотела, чтобы меня видели в таком состоянии даже служанки). После чего снова спустилась вниз и направилась к западным воротам, за которыми временно разместили часть войска. Когда я шла через двор, на меня смотрели все. Хаальварны и слуги, горожане, которые помогали благоустраивать замок, и новобранцы, которым предстояло стать частью армии Ильерры. От моих слов зависело слишком многое, и мне предстояло очень правильно их подбирать. Обычно я приглашала всех к себе, но сейчас решила говорить с наместником перед хаальварнами Даармархского. – Местари Ильеррская, – статный темноволосый мужчина склонил голову в знак приветствия, – местар Ноург Ларрмийский к вашим услугам. – Местар, – я вернула ему приветствие, – для меня большая честь принимать вас в Ильерре. Мужчина пристально посмотрел на меня. На лице его выделялись густые брови и борода, укрывающая не только квадратный подбородок, но и высокие скулы. – Для меня взаимно большая честь оказать вам услугу и помощь, – он окинул взглядом и замок, и раскинувшийся за ним город, и, казалось, всю Ильерру, – которая сейчас, несомненно, станет для вас подспорьем. – Глупо отказываться от помощи, – с улыбкой сказала я. – Если это касается возможности восстановить пострадавший во время налетов город. – Помощь несколько иного рода, местари Ильеррская, – заметил иртхан. – Это войско станет армией Ильерры на время, пока я помогу удержать власть для вашего брата. На миг показалось, что на меня смотрит Витхар. Ощущение было таким ярким, что все внутри содрогнулось: он и правда словно смотрел на меня сквозь расстояние в тысячу лиц. Хаальварнов и простых воинов Даармарха, которых наместник привел с собой. – Это очень щедрое предложение, – произнесла я, глядя ему в глаза. – Но помощь такого рода нам не требуется. Наместник взглянул на меня уже совершенно иначе. – Местар Даармархский готовил меня к такому ответу, – произнес он. – У меня четкий приказ, местари. Оберегать Ильерру с вашего согласия или же без него. Он произнес это нейтральным тоном. Слишком спокойно, но даже если бы он отдавал приказы, их смысл не был бы более четким.