– Знаешь, что я почувствовала тогда? – Я посмотрела ему в глаза. – В театральщине это называется «мир разлетелся на куски». Я открыла тебе свое сердце, хотя за долбаные десять лет я никому, ни одному парню не позволила подойти так близко. Да, я слышала, что ты собирался меня спасти, но… это не спасение, это полное, безоговорочное дерьмо. Дерьмо говорить женщине, что между вами все кончено, по телефону. Да-да, я помню о твоем кузене, но это не меняет того, что ты мог послать меня сразу. Прямо в том набловом коридоре, где ты высказал мне, что я ни на что не гожусь, потому что ты, видите ли, просил меня сидеть дома, а я, видите ли, не послушалась. Ты мог бы сказать мне лицом к лицу – знаешь, Танни, все, финиш… – Не мог. – Гроу перебил меня, и внутри что-то полыхнуло. Забытое что-то, от которого весь мир снова перевернулся с ног на голову, а в одном салоне стало слишком тесно для нас двоих. – Не мог, потому что у меня не хватило бы сил от тебя отказаться лицом к лицу. – О, ну сил у тебя хватило с лихвой, – заметила я. – А вот со смелостью малость возникли проблемы. Зрачки Гроу вытянулись в вертикаль, но его смартфон прервал наш диалог в самый неподходящий момент. Хотя, может быть, и в подходящий, потому что меня слегка закоротило и потеплело в ладонях. В итоге я смотрела через зеркало заднего вида, как Гроу стремительно мрачнеет, и молчала. Никакого желания изображать ходячий факел у меня не было, равно как и повторять трюк с хватанием за руки. Еще меньше хотелось повторения вчерашней сцены в ванной, а чего мне хотелось по-настоящему, наверное, я бы и сама сейчас не сказала. Поэтому продолжала молчать, и когда Гроу швырнул телефон прямо в перегородку, отделяющую нас от водителя, и когда его поднял. Когда мы шли к номеру, я тоже молчала. И когда медики танцевали вокруг меня с бубнами, как древние шаманы вокруг первого иртхана, – тоже. – Жить буду? – поинтересовалась я после того, как из меня опять выкачали кровушки и загрузили ее в анализатор, который в конце исследования запищал. Медики мой юмор не оценили. – Это не смешно, эсса Ладэ, – заметил врач. – Местрель, – хмыкнула я. – Что? – Судя по тому, что показывает ваша штуковина, – я ткнула в анализатор, – я теперь местрель. Местрель Ладэ. Покрутить пальцем у виска медику не позволила этика и, пожалуй, еще осознание того, чья я сестра. Он сообщил, что с пламенем у меня пока все в норме, не считая тех самых телец, которые все еще у верхней границы, а после ретировался из номера. Его помощники очень быстро собрали аппаратуру, иголки и прочую чешуйню и выкатились следом. – Ты первая в душ, – сказал Гроу. – Я за дверью. Помня о том, во что превратилось это его «за дверью» в прошлый раз, я собрала с собой пижамку, белье, и если бы можно было еще взять мой родной мэйстонский дутик, который по-прежнему висел у Имери в шкафу, я бы, наверное, взяла и его. Потому что в случае с Гроу и обнаженкой все сложно, тем более что внутри меня опять заворочалось хвостатое, желающее близости. – Цыц! – рявкнула я. И врубила душ на полную мощность. Справедливо рассудив, что голову можно и утром помыть, когда активность у этой зверюги поменьше, а впереди маячит серьезный трудовой день, закрепила волосы наверху и быстренько сполоснулась. Так же быстренько почистила зубы, поверх пижамки на всякий случай еще накинула халат и вышла в комнату, чтобы споткнуться о Гроу. Он натурально так сполз на пол и… спал. Прямо у стены, запрокинув голову, под падающими на лицо волосами виднелась основательно подлеченная пластинами отметина Терграна. Круги под глазами при таком освещении и без грима стали еще основательнее, а черты лица резче. Я подавила абсолютно ненормальное желание сесть рядом и положить голову ему на плечо. Не просто положить, прижаться всем телом, чтобы дать почувствовать, что я рядом. Коснуться пальцами поврежденной скулы, погладить… или поцеловать. Мягко повторить этот след губами, стирая последние воспоминания о боли. Это совершенно точно было ненормально, поэтому я прошла мимо и плюхнулась на диван. Ничего плохого в том, что он спит у стены нет, правильно? Правильно. Сидела я, наверное, целую минуту, потом сдернула диванную подушку и отнесла ему. Осторожно приподняла голову и засунула между ней и стеной. Гроу даже не проснулся, и я решила, что так будет лучше. Если его сейчас будить и рассказывать о том, что диван для сна подходит больше, спать он уже не будет. Опять накачает себя кофе, будет курить и ходить в душ до посинения. Последнее – буквально. Медики сказали, что с огнем у меня все в порядке, профилактические пластины на месте, так что пусть лучше спит. Рассматривая его, я поудобнее устроилась на диване. Вот сейчас минут пять посижу – и переползу на кровать. Открыла смартфон, начала набивать сообщение Имери, но потом поняла, что если начну с ней общаться, Гроу тоже проснется. В общем, до завтра. Это была последняя здравая мысль, которая меня посетила перед тем, как я закрыла глаза. А проснулась от того, что все тело горит и мне нечем дышать. Мне нечем дышать настолько, что перед глазами плавится воздух, комната начинает смазываться перед глазами. Сердце колотится с такой силой, что кажется, сейчас пробьет ребра и вылетит из груди с громким «чпок». Если бы я не лежала на диване, запрокинув голову, я бы начала заваливаться вниз. Сейчас заваливаться мне некуда, волосы и так стелятся по полу, я хочу позвать Гроу, но из груди вместо голоса вырывается сдавленное шипение. В эту минуту мне отчетливо представляется картина, когда Гроу просыпается и видит на диване горстку пепла. Занавес. Мне хочется повернуть голову, чтобы увидеть его, но голова просто неподъемная. В ту минуту, когда я об этом думаю, раздается какой-то шум, и лицо Гроу возникает перед глазами. Надо сказать, сейчас я гораздо более отчетливо его вижу, чем там, в пустоши, хотя чувствую себя примерно так же. Слышу, как он ругается страшными словами и параллельно срывает с меня одежду. Натурально так. Срывать там особо нечего, и я хочу возмутиться, но возмущение вырывается коротким: – Пс-с-с… Ну, примерно такой звук издала бы капля на раскаленной сковородке. – П-с-с, – вырывается из меня повторно, когда одежда Гроу следует за моей, меня притягивают к себе и несут в душ. Воздух сейчас кажется холодным, как ветра над Гельерой, а моя кожа горит огнем, поэтому я ору и пытаюсь вырваться. Ору чисто символически, потому что шипение переходит в рычание, а потом в вой, когда на нас обрушиваются ледяные струи воды. Которые совершенно не спасают, когда ослепительная вспышка пламени заставляет зажмуриться, а дальше становится легче. Мы сплетаемся в объятиях под ледяным душем, вокруг осыпаются искры, и чувство такое, что мы оказались в самую жару после ливня в Зингсприде: дышать категорически нечем. То есть сейчас нечем дышать не потому, что я потенциальное жаркое, а потому что огонь льется сквозь меня, а вода сквозь него, и, соединяя рыжее с зеленым, заставляет стекло потрескивать. Очень скоро и это проходит, но вода по-прежнему бьет по плечам. Ледяная. Преимущественно она бьет, конечно, его, потому что Гроу оплетает меня собой, но ледяной душ – это все равно сомнительное удовольствие. – Бр… – говорю я, пытаясь вырваться. В глазах Гроу полыхает пламя, и это пламя отдается во мне такой безудержной яростью, что я шарахаюсь назад прямо в его руках. В результате меня только перехватывают крепче, вжимая в дверцы душевой кабины: всем телом, собой, и в ответ на это внутри такой яростный звериный отклик, что стоит немалых усилий удержать себя у стекла. Все внутри рвется к нему, желание развести бедра или попросту на него запрыгнуть (а судя по упирающейся мне в бедро твердости, он точно будет не против) становится невыносимым, и я делаю то единственное, что может меня спасти: прижимаю ладонь к значку разблокировки. Мы вываливаемся из кабины. Буквально. Гроу едва успевает меня подхватить, а потом с рычанием просто перекидывает поперек плеча и тащит в спальню. Попытки его пнуть заканчиваются тем, что мои ноги перехватывают и фиксируют, после чего просто сбрасывают на постель. – Ты чем думала, когда ложилась спать, не разбудив меня?! Чем думала, чем думала… Поспать я хотела тебе дать! От обиды хочется пнуть его в самое то, что вот прямо сейчас желает приступить к спариванию, вместо этого я выразительно показываю ему оттопыренный средний палец. – Ду-у-ра. – Не думала, что Гроу умеет шипеть. Ответить ему я тоже не успеваю, потому что меня сгребают в объятия и прижимают к себе с такой силой, что уже в который раз за ночь становится нечем дышать. Прежде чем я успеваю сказать, что так он может называть Сибриллу, Гроу утыкается мне в макушку и вдыхает мой запах, отчего внутри меня что-то рвется. То ли потому, что его запах – знакомый до одури, до дрожи, тоже ударяет в меня, то ли потому, что я чувствую его дрожь всем своим телом. Всем существом. Он реально дрожит, и я не уверена, что от холода. Я хочу что-то сказать, но не представляю, что, и в эти секунды, которые уходят на размышления, говорит он: – Ты сейчас чуть драконом не стала, Танни. Че-го?! – Ты начала оборот, – повторяет он, отстранившись и заглядывая мне в глаза. – Еще пару минут – и я ничего не смог бы сделать. Это ты понимаешь?! Не сразу, но когда понимаю, меня начинает трясти. Теперь меня колотит с такой силой, что зуб на зуб не попадает. – К-как?! – выдыхаю я. – Твое пламя не изучено! – снова рычит он. – Когда ты уже начнешь думать головой?! Эти слова пробивают хрупкую стену защиты, которую я выстроила за последние несколько дней, в итоге я хватаю подушку и со всей дури обрушиваю ее на голову экс-режиссера. – Ненавижу! – ору я. – Как же я тебя ненавижу! Гроу пытается меня перехватить, получает пяткой под ребро, после чего отточенным выпадом перехватывает меня и фиксирует с разведенными руками прямо под собой. Обнаженную, раскрытую, огонь в моих глазах отражается в его и возвращается ко мне, бьет в самое сердце, в самую суть меня. Настолько остро, что когда он рывком устремляется ко мне, я рвусь к нему. Это не поцелуй, это практически удар, когда мы врываемся друг в друга с рычанием, укус обжигает губы, и я отвечаю тем же, с той же яростной силой. Ладонь Гроу ложится на мою ягодицу, сжимает, и… в этот миг я отчетливо вижу его ладонь на том же самом месте Сибриллы. Получается очень остро и очень не в тему, но назад я ухожу так же. Рывком. Вместо поцелуя в меня врывается воздух, вместо близости – одиночество, я чувствую, как оно бежит по венам, и чувствую, как отчаянно рычит драконица, колотясь о клетки человеческого сознания. Человек – это круче, чем иртхан. Сейчас я это знаю точно. Гроу смотрит на меня совершенно безумным взглядом, и я выставляю руку вперед. – Все, – говорю отчетливо. В первую очередь, для себя, и только потом – для него. – Это никогда больше не повторится. А если повторится… – А если повторится? – хрипло переспрашивает он.