Тот кивнул, послушно наполнил два бокала и поставил их перед нами. – Ну что ж, излагай. Я весь внимание, – сказал Скотт и сделал большой глоток пива. – Но сначала пообещай, что к пятнице ты напишешь код. – Обещаю. Он улыбнулся и тряхнул головой: – Тогда давай про дроны. Моя любимая тема. – Так вот, – начал я. – Как я уже говорил, за дронами – будущее. Производство дешевое, а использовать их будут повсюду: например, для доставки пиццы и заказов с «Амазона»; на стройплощадке, чтобы напоить рабочих чаем… – Роб, давай без прелюдии, – перебил меня Скотт. – Я уже миллион раз это слышал. Сейчас ты начнешь говорить о незаменимости дронов в проведении поисково-спасательных операций. – И это тоже. Но есть еще кое-что, о чем я не упоминал. – Тогда продолжай. – Персональные дроны. – Персональные дроны? – Да. Супердешевые, ультралегкие и сверхпрочные. – Допустим, – сказал Скотт. – И что эти персональные дроны будут делать? – В основном фотографировать. – Фотографировать? – Ну да. Ты же видел эти палки для селфи? – К сожалению. – Ну вот, эти летающие малыши, полностью управляемые с телефона, будут делать то же самое. Только представь себе: вот ты на свадьбе, и тебе нужно сделать групповой снимок, чтобы никто не остался за кадром; или в горах – и хочешь показать людям, как высоко ты забрался, какой потрясающий пейзаж вокруг… Или на стадионе, в толпе фанатов. Пару лет назад сделать такие фото было под силу лишь профессионалам со спецаппаратурой, а теперь это любой сможет – с помощью пятидолларового куска пластика. Скотт задумчиво потер щетинистый подбородок: – Ты и правда сечешь в этом, Роб, и сама идея, в принципе, неплоха, вот только слишком уж она… – Какая? – Специфическая. – О палках для селфи тоже так говорили. Его мобильный пискнул, и Скотт взглянул на часы: – Вот черт, мне пора бежать. – Совещание? – Новая подружка. – Ну-ну. – Она русская. Симпатичная, но запросы у нее – будь здоров. – Через полгода ты с тоски повесишься. Скотт пробежал глазами по экрану своего ноутбука. – Не очень-то гуманно, приятель, – сказал он, сгребая со стола ключи. – Прости, это шутка была. – Хотя, может, ты и прав. – Он махнул на прощанье Хуану. – Кстати, о тебе, говнюк, я мог бы сказать то же самое: ты обожаешь окучивать новую идею, создавать под нее проект, а потом – начинаешь подыхать со скуки. – Что правда, то правда. – Ну, все, – сказал Скотт и допил пиво. – Платить не нужно – у меня здесь счет. И ради бога, красавица моя, умоляю: напиши мне этот сраный код, ладно? Хэмпстед-Хит в том году ты впервые увидел снег, и мы пошли кататься на санках. взобрались на высокую горку, где катались ребята постарше, я посадил тебя перед собой, зажав между ногами, и мы понеслись вниз. ветер свистел в ушах, мы летели на бешеной скорости сквозь мириады снежинок, облеплявших лицо, словно тысячелетний сокол сквозь звездный космос. единственное, джек, о чем я жалею, вспоминая тот день, так это о том, что я не видел твоего лица. не видел твоего лица, когда мы мчались с горы. 5 Моросил мелкий, противный дождь. Мы стояли у подножия Монумента и смотрели снизу вверх на грязно-бежевую колонну, которая почти полностью сливалась с мрачной серой завесой. Единственное, что мы могли различить за блеклой пеленой дождя, – это позолоченное навершие, похожее на распустившую перья диковинную птицу. Мы начали подниматься по винтовой лестнице. Джек бойко топал по ступенькам впереди меня. Его «мыльница» была надежно закреплена у него за спиной. Где-то на полпути я почувствовал прохладный ветерок и увидел наверху пятно бледного рыжеватого света. Джека всегда, сколько я его помнил, тянуло забраться повыше. Сначала он с удовольствием карабкался вверх по лестнице или на чердак; потом, когда он стал постарше, мы вместе покоряли высокие здания, возвышенности, скалы – неважно, лишь бы открывался вид сверху. Мы часто смотрели на Лондон с вершины Парламентского холма. Джек сидел у меня на плечах, барабаня пятками мне по груди, а я указывал на высотки и объяснял: это телебашня, там – «Огурец», а вон там – Кэнэри-Уорф. Джек распечатал фотографии известных небоскребов: Бурдж-Халифы, Тайбэя 101, Шанхайской башни, башен Петронас – и развесил их над кроватью. Он говорил, что заберется на каждый из них. На смотровой площадке никого не было. Она была на удивление узкая, огороженная по краю стальной сеткой; стены, кое-как оштукатуренные, местами облупились. – Как дела в школе? Что сегодня проходили? Джек еще не успел переодеться и был в школьной форме: серых брюках и зеленой рубашке поло с эмблемой начальной школы «Эмберли». Он ничего не ответил: больше, чем мои вопросы, его интересовал вид внизу, который он никак не мог рассмотреть из-за высокой сетки. – Джек? Тогда только, устало вздохнув – словно ему было не пять, а все пятнадцать, – он выдал речитативом: – Математика, чтение, письмо, физкультура. И взглянул на меня: – Пап, а почему он называется Монумент? – Помнишь, я рассказывал тебе о страшном пожаре в Лондоне? – Который был в стародавние времена? – Да. Так вот, Монумент воздвигли в память тех, кто погиб в том пожаре. – Зачем? – Затем, что есть у людей такая привычка – строить что-нибудь в честь других людей. – А почему получился пожар? – Ну, сначала что-то загорелось, совсем близко отсюда, и огонь быстро перекинулся на соседние дома, потому что в стародавние времена большинство домов были деревянные. – И все потом пришлось строить заново? – Да. – Круто. Джек снова попытался заглянуть за сетчатый забор. «Круто». С тех пор как он пошел в школу, «круто» стало его любимым словечком.