С этими словами я побежал вперед, но Анна – нет. Она по-прежнему в нерешительности топталась у края площадки, словно перед ней был бассейн и она все никак не могла собраться с духом, чтобы в него прыгнуть. Без помех добежав до навеса, я махнул ей рукой: давай, мол, сюда, – и она осторожно ступила на поле. Решив, что если идти спокойным шагом, то никто ее не заметит, она не спеша двинулась в мою сторону. Однако ее нервозность отразилась и на походке – было в ней что-то неестественное, что сразу бросалось в глаза. И не только мне. Ведущий с микрофоном в руке вдруг замолк, и все присутствующие – дети, родители и звери – разом повернулись и уставились на Анну. Осознав, что невольно оказалась в центре всеобщего внимания, Анна вежливо улыбнулась – и быстро засеменила прочь. В этих шортах и блузке ее можно было бы запросто принять за подростка. Так же, видимо, решил и огромный оранжевый тигр: он настиг ее в центральном круге поля, обхватил своими лапищами и потащил к остальным детям. Я засмеялся, предвкушая, как она сейчас начнет отбиваться, но ошибся: Анна – вежливая, кроткая Анна – послушно встала в очередь. После вручения детей поздравляли звери. Даже отсюда я видел ужас на лице Анны. С медалью на шее она переходила из одних пушистых объятий в другие, но сама ни разу никого не обняла. А когда медведь попытался примостить голову у нее на плече, она отскочила от него как ошпаренная. После поздравлений дети побежали к своим гордым родителям, а Анна, сконфуженно улыбаясь, пошла ко мне. Щеки у нее раскраснелись, а к блузке прилипли комочки разноцветного ворса. – Ну ты даешь, – засмеялся я. – Это что вообще было? Анна захихикала и вытерла лоб: – Я запаниковала. Не знала, что мне делать. Этот тигр не оставил мне шанса. – А почему просто не ушла? – Я протянул ей термос с водой. – Не знаю. Я встала в шеренгу, а потом… было уже слишком поздно уходить… И хватит смеяться. – Она насупилась. – Вовсе это не смешно. – Еще как смешно. – Ну, если только самую малость. Кстати, это все из-за тебя! – Это еще почему? – Потому что это ты погнал меня через поле. Ты просто идиот, – сказала она, отхлебывая из термоса. – Сбылся мой самый страшный кошмар – меня обнимали на людях. – Да еще и животные. – Вот именно. Мы сидели в тени, наслаждаясь прохладой, и я знал, что люблю ее – так сильно, что сильнее уже невозможно. Она умела посмеяться над собой. И еще я знал, что мне до конца жизни не забыть укоризненного взгляда, которым она наградила того не в меру резвого медведя. Стоял очередной изнуряюще жаркий день. Захватив с собой бутылку вина и несколько сэндвичей, мы отправились на реку Кэм. Берега были окутаны маревом, словно утренний туман решил сегодня задержаться; в одном из кафе играли на пианино, и до нас доносились отзвуки джазовой мелодии. – Сколько можно с ней возиться? – спросила Анна. На последние деньги, оставшиеся от кредита, я купил цифровую камеру и несколько объективов. – Еще чуть-чуть, – ответил я, копаясь в настройках: никак не мог понять, как изменить скорость затвора. – Ну правда, хватит направлять ее на меня. Я себя чувствую моделью. – А ты и похожа на модель, – заявил я и сфотографировал ее. Она показала мне язык и развернулась к реке, вытянув ноги. – Ну и как успехи? – словно невзначай спросила она. – В чем? – В поисках работы. – А. Разослал резюме в пару-тройку компаний, но ответа пока нет. Тебе подлить? Анна накрыла ладошкой свой пластиковый стаканчик и отрицательно помотала головой. Я плеснул себе немного вина. – Ты будто и не беспокоишься вовсе. Я пожал плечами: – А чего мне беспокоиться? Анна поджала губы: верный признак того, что она с чем-то не согласна. – Ты написал всего-навсего в несколько компаний, я же – в пятнадцать, из которых только пять предложили мне работу. – А остальные десять что сказали? – Ничего, – ответила она. Вид у нее был какой-то отрешенный: она даже не поняла, что я пошутил. – И это раздражает. Могли бы хоть что-нибудь ответить. В последнее время ее вдруг стали волновать мои планы на будущее. Ее саму ждало место в какой-то бухгалтерской конторе в Сити, а у меня никакой ясности не было, поэтому она начала задавать вопросы: что ты собираешься делать дальше? может, поедешь со мной в Лондон и там поищешь работу? Честно говоря, поиск работы заботил меня в последнюю очередь: все мои мысли занимали карты – живые карты с исчерпывающими данными о местности; карты, создать которые было бы под силу любому подростку с ноутбуком и профилем на «Майспэйс». – Если уж на то пошло, я по-прежнему надеюсь, что моя идея с картами выстрелит, – признался я, наливая себе еще вина и вытягивая ноги на траве. Лицо Анны окаменело. – Можно поподробнее? – Она сняла очки. – Ты так толком ничего мне и не объяснил. – А мне казалось, что объяснил. – Даже если и так. Я все равно не понимаю, чего ты хочешь добиться. – В ее голосе ни с того ни с сего послышались гневные нотки. – Ну хорошо. – Я сел прямо и развернулся к ней. – Программное обеспечение, над которым я работаю, позволяет пользователям изменять карты в соответствии с их личными интересами. Ну например, ты можешь нанести на карту маршрут, по которому ты ездила на велике или бегала. Или загрузить свои фото в карту места, где ты отдыхала, а все остальные их увидят. – Фотографии – на карту? – Точно. Анна нахмурилась: – Но ведь это дикость какая-то, тебе не кажется? С чего людям вообще это делать? – Ну, мало ли. – Я уже начинал психовать. – Потому что у них будет такая возможность. Некоторое время царило молчание. Анна принялась убирать в рюкзак все, что мы с собой принесли. – Ты ведь совершенно ничего не смыслишь в картах, да? – сказала она. – Люди, вообще-то, годами на картографов учатся. Мой двоюродный дядя – картограф. Это невероятно сложная профессия. – Да что на тебя нашло? – Я просто спрашиваю, Роб. – Анна, все остается по-прежнему. – Что ты имеешь в виду? – Если ты боишься, что я передумаю насчет Лондона, то зря – я не передумаю. Она тихонько фыркнула: – Вот еще. Дело вовсе не в этом. – А в чем тогда? Ничего не ответив, она продолжила убирать вещи в рюкзак. Я и сам знал, в чем тут дело: я собирался действовать в одиночку, и ей это не нравилось. Для нее это был неоправданный риск, отклонение от нормального курса. По ее мнению, мне полагалось найти хорошую работу, которая обеспечила бы мне достойную жизнь и безбедную старость. Разве не для этого мы поступали в Кембридж и учились как сумасшедшие? – Временами ты ужасно раздражаешь, – сказала она, устремив глаза вдаль. – Ты думаешь, что все обязательно будет по-твоему. – И что в этом плохого? – Но это невозможно. – А по-моему, как раз наоборот. – Что ты хочешь сказать? – Пока у меня выходит все, за что я берусь. В моем голосе прозвучал вызов, но я всего лишь защищался. Анну это разозлило. Она отвернулась, оправила юбку и тихо сказала: – Да, пока ты понимаешь, что делаешь. – Да почему тебя это так волнует? – спросил я. – Не волнует.