Глава 33 - Почему, когда я трогаю тебя или думаю о тебе, я понимаю, что других нет. Ты одна, - Андрей склоняет голову и целует мою шею. Разрешает моим ожившим пальцам запутаться в его волосах. - Я привязан к тебе и дело не в детях. Мне нравится в тебе все: улыбка, голос, запах, смех. Все, до последней родинки. Я помню их все с нашей первой ночи. Почему, Светка, мне некуда идти? Только к тебе. - Не знаю. - Я знаю. Но прежде, чем мы продолжим, Сахарок, - Андрей касается языком уха, стягивает шорты с бедер и на длинном вдохе проникает в меня чуткими пальцами, отчего в животе рождаются искры удовольствия, - пообещай мне кое-что. Ему не надо просить. Сейчас я готова пообещать ему все что угодно и легко об этом говорю, чувствуя тепло губ на своей щеке. - Да. Обещаю... - Забудь мои слова. Забудь все то, о чем я говорил тебе в кафе, когда мы встретились. О чертовой физиологии и душе. Я уже тогда знал, что вру. Я сходил от тебя с ума всегда, Светка, слышишь? И новая встреча не стала исключением. -Да. - Если бы ты захотела, я был бы твоим уже в семнадцать. Этот шепот дороже признания в любви. Я точно не ждала его, но готова слушать и таять под его руками и теплом сильного тела. Плавиться и гореть от ласки сказанных слов. Мои губы тоже живут собственной жизнью и находят плечо Андрея, целуют подбородок. Я глажу его затылок и спину, шепчу жарко - так же горячо, как он меня ласкает: - В семнадцать ты был таким глупым. Да и я тоже. Мы бы убили друг друга от ревности. В то время я так много ждала от жизни. - Нет, мы бы любили друг друга. Светка, если бы ты позволила себе быть хоть чуточку слабее. Уже тогда не было ничего в этой жизни, в чем бы я смог тебе отказать. Однажды я сказал об этом Рыжему - от досады, что ты меня не замечаешь. Я удивляюсь. - Витьке Артемьеву? - Да. Мне хотелось быть тебе нужным. И услышал в ответ, что дурак. Ты моя, Сахарок. Запомни это. И больше никогда не решай сама. Ничего. Я очень хочу быть тебе не чужим. Это признание трогает душу и сердце. Проникает насквозь и отзывается звуком на всех живых струнах. Я обнимаю ладонями темную голову Шибуева и тянусь навстречу своему мужчине. Лучшему другу, ставшему для меня дороже всех. Нахожу губы и целую их - податливые и ждущие, жадные. Отвечаю, как слышу и чувствую - сердцем. - Ты нужен мне, Андрей. Нужен! Ты! Поцелуем можно убить, признаться в любви, обидеть и отомстить. Поцелуй может быть горьким и сладким, первым и последним. Немым, равнодушным или красноречивым. Но бывают поцелуи, когда за нас говорят души. Когда исчезают границы возможного и люди проникают друг в друга ростками, отдавая себя без остатка и оставаясь в своем человеке навсегда. В глазах, в памяти, в сердце. В жизни. И не важны место действия и момент. Важны удары сердца - одного на двоих. В тишине прихожей я слышу эти удары очень отчетливо. Моя. Моя. Моя. Мой. Мой. Мой - Шибуев, с таким аппетитом ты меня съешь. Дай хоть вздохнуть, дурачок. - Так как насчет фантазий, от которых ты потом будешь краснеть? Я улыбаюсь ему в губы. - Напугал кошку сметаной. Пожалуй, я рискну попробовать. К тому же румянец мне к лицу. Как считаешь? - Светка, не дразни. Я не знаю стыда и тебе это известно... О, да. Еще как. Но мне уже не семнадцать лет и я готова проверить его слова на деле. Тем более, что я и сама голодна. Я сжимаю пальцы на затылке Андрея, а другую руку спускаю к животу. Он у Шибуева плоский и твердый. Проникаю ладонью под боксеры. Мне нравится то, что я глажу. Нравится то, что чувствую и то, что слышу - полный муки стон: «Света!». Жар губ, опаливший шею, и сжавшие спину руки. И, выгнувшись навстречу, выдыхаю лишь одно слово: «Сейчас!» На нас мало одежды и через секунду она слетает прочь. Я остаюсь голой, и Андрей приподнимает меня под ягодицы, разводя бедра. Тяжело дышит, входя осторожно и глядя в глаза. Как бы нам ни хотелось забыться, мы теперь не одни. - Ты мокрая, Сахарок. И беременная от меня. Кажется, я кончу от одного движения... От чувства наполненности можно свихнуться. Лаской и поцелуями Шибуев довел меня до коротких вдохов, и я не думаю, что продержусь дольше. - Не пойму, Шибуев, это обещание или предупреждение? Если это и есть порог твоего стыда, то обещаю покраснеть. Смех вперемешку с толчками и поцелуями - вкусный коктейль. Желание накалено до предела и нам хватает всего нескольких движений, чтобы приникнут друг к другу, переживая пронзившее нас удовольствие. Но это, как аперитив, и мы оба жаждем продолжения. Шибуев сообщает, что за ним числится должок, и в ванной комнате я разрешаю ему меня вымыть. Он долго гладит мои бедра, грудь, живот, который уже округлился. Совсем чуть-чуть, но я вижу, как при взгляде на эту округлость загораются светом глаза Андрея. - Светка, как ты могла мне не сказать? Я же дурею от тебя, а тут думал, что никогда не прощу. Никого не подпущу но и сам не трону. Так и буду жить рядом гордым монахом. - Андрей, я так жалею об этом, если бы ты знал. - Как жалеешь? Сильно? - О-очень! - я обнимаю его за шею и шепчу на ухо, стоя на носочках, пока он обтирает меня полотенцем и вытирается сам. - Очень сильно! Так сильно, что готова просить тебя не быть монахом и отказаться от воздержания. Пожалуйста... Наклонив голову, провожу раскрытыми губами по плечу и трусь щекой. Урчу кошкой, я тоже это умею. - Шибуев, я так тебя хочу... - Светка! - Но сначала побрей лицо, ты меня всю исколол. - Намекаешь, что у тебя на меня планы? - Не намекаю, - я нахожу и целую улыбающиеся губы. - Прямо говорю! Хочу! Скоро утро, но ночь еще не отступила и под ее сенью в гостиной мы продолжаем заниматься любовью, с желанием отдаваясь друг другу. Мы оба голодны и неутомимы, однако на этот раз страсть уступает место нежности, и удовольствие подкатывает неспешное, позволяющее прочувствовать все его оттенки - остро­сладкие и тягучие. Я лежу в постели, Андрей гладит мои бедра, а тело звенит от удовольствия. - Сахарок, ты сводишь меня с ума, - говорит он, целуя живот. Поднимается выше и обхватывает ртом сосок. Медленно играет с ним языком, похоже, не собираясь прекращать меня изучать. - Скорее, это моя грудь сводит тебя с ума. Ну, признайся. - Не только грудь. Ты сама, Светка. Если у нас родятся девчонки, хочу, чтобы они были похожи на тебя. Это слишком. Не думаю, что он читает мои мысли. - Боюсь, что с моим характером им придется непросто. - Ладно, - соглашается Шибуев. Приблизившись, очень нежно отводит волосы от моего лица и гладит щеку не отрывая взгляда, - так и быть, Сахарок, характер пусть будет мой, но глаза твои. Они у тебя потрясающие. У меня хорошее воображение и оно позволяет изумиться и снова улыбнуться в родные губы. - Шутишь? Пожалей нас! С таким двойным чудом мы точно не справимся! Когда рассвет уже входит в комнату, наполняя ее рассеянными солнечными лучами, мы все еще не спим. Сплетя пальцы рук, смотрим друг на друга, тихо наслаждаясь любовным послесловием. Не знаю, что Шибуев нашел в моих глазах - мне нравятся его, с легким лукавством и шалостью. Карие, теплые, самые красивые глаза на свете. Они смотрят на меня ласково, с надеждой, и им не соврать. - Скажи мне то, что я хочу услышать, Света. Что ты веришь мне. И я говорю. На этот раз очень серьезно, притянув к своей щеке его ладонь и коснувшись чутких пальцев, вернувших Андрюшке надежду, поцелуем. - Не знаю, как мы будем жить, но я готова попробовать, Андрей. Эпилог Четыре месяца спустя POV Света - Ради бога, Света, аккуратнее! Скоро поворот, не гони! - Шибуев, прекрати истерику. Что ты как наседка? На спидометре семьдесят километров в час, ты называешь это «гнать»? Я город знаю, как свои пять пальцев, и со зрением у меня все в порядке. Вижу я твой поворот, мимо не проеду! - В роддом тоже сама будешь ехать? - А что тут такого? Я же не пешком иду? Надо будь, и поеду. - Светка, я с тобой поседею. Сколько можно просить пересесть на такси. Тебе что, трудно? - Конечно. Откуда я знаю, какой квалификации в такси водители? А может, у них опыта с гулькин нос. А себе я доверяю. И потом, утром в садик, вечером из садика, тебя на работу отвезти. Это, извини, не такси, а личный водитель нужен. - Да что ты говоришь? А я тебе о чем твержу! - Шибуев, слушай, ты что, хочешь, чтобы я сидела дома, как репка в огороде? Обрастая корнями? Не дождешься!