Часть 103 из 117 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Арх… Бертран… Это же…
— Ну да, это тигрилла. Я назвал его Эклером. Надеюсь, ты не против.
Эн перевела взгляд с котёнка на Арманиуса — и он увидел, что глаза её полны слёз.
Надо же, как сильно отличалась её реакция в той и этой реальности. Тогда она радовалась, как ребёнок, чуть ли не прыгая, теперь же была растрогана и смущена.
— Спасибо… Мне так нравятся тигриллы! Но… это ведь очень дорого!
— Ерунда, Эн, не думай об этом, — сказал Берт мягко и, пользуясь её смятением, подошёл чуть ближе. Только бы не переборщить… — Останешься сегодня со мной? Я хотел нарядить ёлку и… — Он запнулся, заметив вдруг, что Эн помрачнела.
— Я не могу, — сказала она негромко и так покраснела, будто собиралась заниматься чем-то неприличным. — Меня… пригласили.
Демоны, а возможно, действительно неприличным. Арчибальд… неужели вернулся?
— Принц? — спросил Арманиус, сам ощущая, насколько холодно звучит его голос.
Эн кивнула.
— Да. Я обещала. Вы… — Она виновато покосилась на тигриллу, который, к удивлению Берта, из рыжего вдруг стал угольно-чёрным. В прошлой реальности Эклер ни разу не чернел, по крайней мере при нём. — Простите…
— Ничего страшного, — проговорил Арманиус, с трудом удерживая себя от желания сейчас сделать что-нибудь безумное — такое, что всё разрушит. — Ты только забери котёнка, он теперь твой. И иди.
Она вновь посмотрела на Берта, вздохнула и почти прошептала:
— Пожалуйста, не обижайтесь. Я бы согласилась, но принц… он…
— Я понимаю. — Арманиус не выдержал и всё-таки съязвил: — Ты любишь Арчибальда, я понимаю. А я тут третий лишний.
Эн молчала, глядя на него непонимающими глазами, а Берт отчаянно пытался контролировать эмоции, которые рвались наружу, словно обезумевшие звери из клетки.
Получалось плохо.
— Что ты так смотришь на меня? Да, я пытаюсь за тобой ухаживать. И терплю поражение. Потому что, — Арманиус развёл руками, — принц! У меня что-то получается только в отсутствие Арчибальда. Или если меня неожиданно пытаются убить. Или если у меня сломан контур. А сам по себе, вот такой, какой есть, я тебе не нужен, да, Эн? Ты любишь Арчибальда. — Сердце заболело, а кровь уже кипела от ревности, и Берт решил поскорее уйти, пока не наговорил еще чего-нибудь похуже. — Ладно. С наступившим тебя, Эн. Иди к своему принцу. Но Лера забери, иначе он расстроится. Ты — его хозяйка.
И, поглядев в последний раз на совершенно чёрного котёнка, Арманиус вышел из комнаты, ощущая себя гораздо хуже, чем в тот день, когда его чуть не убило пламя демонов Геенны.
* * *
Защитница, что это было?..
Я ослышалась?..
Он пошутил?..
Я сплю?..
Как это… это ведь невозможно!!!
Совершенно, абсолютно невозможно!
Арманиус не может…
Я рухнула на пол, словно срубленное дерево, и, дрожа с ног до головы, изо всех сил ущипнула себя за обе руки. Чуть не заорала от боли.
Нет, я не сплю. И Арманиус в тот миг, когда он говорил всё это… он не шутил. С таким лицом не шутят. И со слухом у меня проблем нет.
Но это ведь невозможно!
Защитница…
А если всё-таки… Нет, ну как это?.. Когда он успел?..
А долго ли? Ты сама в него влюбилась в детстве за несколько минут. А он… Нет, ну это же невозможно!
Подошедший тигрилла — чёрного цвета, — ткнулся лбом в мои коленки. Я подставила ладонь, почесала его за ухом.
— Эклер… — прошептала я. — Лер… Разве такое может быть?
Котёнок побелел, и я вздрогнула. Это что же — «да»?
Нет, ну нет же! Нет! Быть этого не может!
И… что сейчас делать?
Я покосилась на часы на браслете связи. Что делать… переноситься в общежитие, Арчибальд уже скоро должен прийти. А к Арманиусу в библиотеку я всё равно не способна сунуться — страшно до ужаса.
Страшно не потому что я боюсь его. Я просто не понимаю, что говорить и как себя вести. Это всё… слишком невозможно.
Я подхватила Эклера на руки и пошла вниз, в прихожую — только оттуда можно было построить лифт. Котёнок мурчал, вновь поменяв цвет — теперь он стал серым. Я помнила, что тигриллы бывают эмпатами — не все, только некоторые, — и меняют цвет в соответствии с эмоциями, которые испытывают люди в их присутствии. Чёрный… это тоска, безысходность, отчаяние…
Это были не мои эмоции в тот момент. Я вообще ничего не чувствовала — так была удивлена.
Значит, это были эмоции Арманиуса…
Арчибальд, как и обещал, зашёл за мной ровно через полтора часа. К тому времени я, поняв, что не в силах справиться с эмоциями самостоятельно, наглоталась успокоительной настойки. Настойка была первоклассная — сама варила! — и всё, что я оказалась способна чувствовать на тот момент, когда принц шагнул ко мне в комнату, было равнодушие.
Арчибальд с удивлением посмотрел на меня, но ничего не сказал. Эклера он вообще не заметил — котёнок спал, а во сне тигриллы становятся практически невидимыми — только нос торчит в пространстве. И хорошо, а то бы еще стал расспрашивать, откуда у меня Лер, пришлось бы говорить про Арманиуса — и ревновать теперь начал бы уже принц.
Ревновать… Значит, Эн, ты думаешь, что он ревновал? Глупость…
— Пойдём, — сказал Арчибальд, взяв меня за руку. — Внизу нас ждёт магмобиль. Хочу сделать тебе подарок.
— Надеюсь, магмобиль не есть сам подарок?.. — спросила я с беспокойством: мало ли, что придёт в голову этим аристократам!
— Нет, — засмеялся принц. — Иначе это был бы не подарок, а сущий кошмар. Мой подарок… он не совсем материальный. Скоро увидишь.
Пока мы с Арчибальдом шли к выходу из общежития, в коридорах сталкивались со множеством студентов, аспирантов и даже преподавателей — некоторые из них жили в общежитии, — и все вытаращивали глаза. Я вяло подумала, что вскоре наверняка пойдут слухи, но ничего не ощутила по этому поводу. В конце концов, про меня всё время ходили какие-нибудь слухи. Одно время даже была популярна легенда про то, что я внебрачная дочь Валлиуса. Услышав её, наставник хохотал так, что стены тряслись.
— Почему ты выпила успокоительное? — спросил Арчибальд, когда мы сели в магмобиль. Всё-таки не удержался. — Ты же выпила?
— Да. Просто кое-что случилось, я нервничала, переживала, вот и решила выпить. Наверное, переборщила. А как ты понял? Это из-за эмпатии?
— Верно. Я ощущаю от тебя волны холода. Лекарственного холода, искусственного, безэмоционального. Не могу сказать, что мне это нравится, — его высочество поморщился. — Живые эмоции намного лучше.
Впервые за последние полчаса я вдруг ощутила лёгкое любопытство.
— А как ты вообще всё это чувствуешь? Всегда можешь определить, что за эмоция или?..
— Не всегда, — Арчибальд покачал головой. — Я бы даже сказал — далеко не всегда. Я не слишком сильный эмпат, особенно по сравнению с Ареном, хотя и он не всегда может определить.
— А как тогда?
— Ярко и понятно ощущаются только сильные и чистые эмоции, Эн. Ты и сама наверняка знаешь — иногда то, что мы чувствуем, подобно уколу в сердце. Любовь, ненависть, страх… Много всего. И такие эмоции чувствуются ясно. Но если человек испытывает множество эмоций, или все они не совсем выражены — я ничего не могу понять. Это как гармоничная, стройная мелодия — и абсолютный музыкальный хаос, когда все инструменты играют разом разную музыку.
Я немного подумала и решила спросить:
— А чужие эмоции причиняют тебе боль или неудобство?
— Бывает, Энни. Но в таких случаях я экранируюсь, ставлю щит и закрываюсь. Это утомляет.
— А Альго могут ощущать эмоции друг друга?
— Нет, — Арчибальд покачал головой. — Наверное, это можно сравнить с полюсами магнита. Люди не нашей крови — противоположный полюс, притягиваются. Мы сами — отталкиваемся. Но, по правде говоря, иногда это только мешает.
— Почему? — я удивилась. — Я бы не хотела, чтобы кто-то рылся в моей голове.
— Мы не роемся. Это происходит само собой. Суть в том, что наши злейшие враги зачастую — родственники, но поскольку все Альго не ощущают друг друга, притворяться любящим родственником гораздо проще.
Теперь понятнее. Да, в таком случае, конечно, больше всего хочется понять, что чувствует близкий человек, а не разные незнакомцы.
— В общем, — продолжал Арчибальд, — в большинстве случаев я ощущаю какую-то непонятную какофонию, и только иногда она прерывается чем-то ярким и ясным. Когда я сегодня обнял тебя, чувствовал множество эмоций, а потом резкий укол страха. Ты… — Он придвинулся ближе и взял меня за руку. — …Ты беспокоилась за меня, Энни?