Кажется, он улыбнулся. — Мне хочется поговорить с тобой. У меня дрогнули ладони. Издевается он, что ли? — А пока получается говорить только самому с собой. Ты не отвечаешь на вопросы. Я вздохнула и, начав растирать левую ногу, сказала: — Вы в курсе, что разговор предполагает взаимный интерес собеседников? — Намекаешь, что тебе неинтересно со мной? Если он думал меня смутить, то не получилось. — Я не намекаю, а прямо говорю. Я пришла вас лечить, а не отвечать на вопросы. В конце концов, мы не на экзамене. Зря я это сказала… Вдруг вспомнит? Хотя… неважно. — Ладно, — неожиданно согласился Арманиус. — Тогда я буду говорить, а ты слушай. У Арчибальда не получится продавить этот несчастный закон. Я на секунду замерла, и он явно это почувствовал. Хмыкнул и продолжил: — Сейчас мы по сути имеем временное рабство. Не-аристократы учатся и работают так же, как и аристократы, но при этом они обязаны платить налоги в государственную казну. За привилегии в отсутствии титула. Зачем лишаться постоянного притока денег? В этом нет никакого смысла. Я не выдержала и буркнула: — Это несправедливо. Ректор кивнул. — Конечно, несправедливо, но я не говорю сейчас про справедливость. Все всё понимают. И никто, поверь мне, никто из архимагистров на Совете не проголосует за закон Арчибальда. Я молчала, вспоминая записку. «Я верю в свою мечту, Энни». Что ж… одной веры бывает мало. Я знаю это очень хорошо. — Но архимагистры ведь не все аристократы. Они-то проголосуют? — Вряд ли. Между не-аристократией и аристократией и так до сих пор напряжённые отношения, зачем им будить Геенну? Они своё отплатили, достигли того, чего хотели, для них открыты все дороги, и какое им дело до других, молодых магов? Мне захотелось засопеть от обиды, как это обычно делает Рон. — Значит, надежды нет. — Ну почему же? — возразил Арманиус почти весело. — Надежда есть всегда. Но для этого необходима холодная голова и желание идти на компромисс. Арчибальду стоит прописать в законе более чёткие условия дарения и передачи титулов. «По прошению представителя аристократии или указу императора» — этого слишком мало. Ректор замолчал, и я тоже молчала, раздумывая. Потом всё-таки спросила: — Архимагистр… а почему вы это всё мне говорите? Руки мои скользили по напряжённой спине Арманиуса, и я знала, что ему больно. Но когда он ответил, боли в голосе я не услышала — лишь нечто, напоминающее самоиронию. — Поговори с Арчибальдом, Эн. У меня с ним не слишком хорошие отношения, и к моему мнению он не прислушается. Возможно, он признает мою правоту, но будет уже поздно, а Совет завтра. Поговори. Ему нужно надавить нa слабые места архимагистров не-аристократов, и на титулованных магов, которые хотели бы, например, жениться на не-аристократках. Таких в Совете достаточно. Я закусила губу. С учётом вчерашних событий… не хотелось бы мне встречаться с его высочеством. Но закон… Его надо, жизненно необходимо принять. Поэтому я, вздохнув, сказала: — Хорошо, архимагистр. Я поговорю. * * * Зачем ему вообще это понадобилось? Изначально Берт не собирался поддерживать Арчибальда — слишком в законе всё было наивно и недоработано. Теперь он даже понимал, почему так. ?орячая влюблённая голова не способствует продумыванию условий законов. Да и раньше принц не особенно лез в политику, не научился еще ни лаять, ни кусаться. И пошлёт его Совет архимагистров далеко и надолго, если делать так, как привык Арчибальд — откровенно и в лоб. Но для охранителя это было нормально, а вот для советника уже не очень. Арманиус тоже не был гениальным политиком, но всё же он был старше принца, в Совете сидел давно и понимал, как с ним нужно правильно взаимодействовать. Там стоило быть змеёй, а его высочество… он скорее баран. И одно дело — наградить никому не нужную девочку орденом Золотого орла, просто статусной медалькой, и совсем другое — пытаться поломать устои, которые складывались веками. Просто прийти и бросить на столы архимагистров этот закон не получится. Честно говоря, Берту давно хотелось встряхнуть этот гадюшник. Половина его так называемых коллег по Совету была натуральными бездельниками. Нет, когда-то они пахали, зарабатывая статус и звание, теперь же в основном сидели на дотациях и ничего не делали, аргументируя это тем, что они уже «отмагичили своё». Арманиус, натура деятельная, такого терпеть не мог. И взгляды свысока, и вечные контры между аристократами и нетитулованными архимагистрами изрядно трепали ему нервы во время заседаний в Совете. Взрослые вроде бы люди, а занимаются какой-то ерундой. Однако, если бы не недавняя потеря способностей, Берт не полез бы в эту кутерьму. Во-первых, из-за отношений с Арчибальдом. Во-вторых, ему, как охранителю, было бы не до того. И в-третьих… при всём желании и всех доработках Арманиус не верил в то, что этот закон примут даже после трёх чтений и обсуждений. Но… в то, что можно учиться в магическом университете, обладая двумя магоктавами дара, Берт тоже когда-то не верил. И в то, что с таким уровнем дара можно пользоваться амулетами, чтобы творить магию. И в то, что энергетический контур восстанавливается после необратимых повреждений. Сегодня, глядя на эту Эн Рин, Арманиус вдруг захотел поверить в невозможное. Вот ведь — стоит оно перед ним. В коричневом платье, белом врачебном халате сверху, хирургических перчатках и со шприцем в руке. Невозможное, невероятное, но тем не менее… Так что… Если будет шанс разворошить гнездо змей в Совете — Берт им воспользуется. Хотя бы ради того, чтобы этой невозможной девчонке не пришлось всю жизнь платить налоги за свою необыкновенную невозможность. * * * Я весь рабочий день думала о том, что сказал Арманиус. Он был абсолютно прав, я понимала это, как и то, что жизненно необходимо объяснить всё Арчибальду. Но… зачем это ректору? Ему, как аристократу, должна быть решительно безразлична судьба магов не аристократического происхождения. Хотя архимагистр никогда не высказывался по этому поводу, в отличие от многих других титулованных магов. Вот Байрон регулярно проходился по чьему-нибудь происхождению, по крайней мере когда мы учились. Заткнулся только после того, как Рон победил его на магической дуэли. Я усмехнулась, взбалтывая реактивы и вспоминая эту историю. Неофициальные дуэли в университете были запрещены, но в случае, если студент считал себя по какой-то причине оскорблённым, он мог вызвать оппонента на дуэль официально, в присутствии свидетелей — студентов и как минимум одного преподавателя. Тогда дуэль устраивалась во внутреннем дворе, в полдень назначенного дня. Байрон тогда сказал… Да, точно, на обеде. «Ты, Янг, я смотрю, очень любишь картофельное пюре? Женись на Рин, эта деревенщина наверняка сажает картошку лучше, чем творит магию». Рон, к моему удивлению, тогда промолчал, только глазами сверкнул — зло, даже бешено. А на следующей паре вызвал Байрона на дуэль в присутствии всего курса. Весь курс через пару дней и собрался на внутреннем дворе. И не только наш — другие студенты тоже захотели посмотреть на дуэль потомственного аристократа и сына сапожника. Рон Асириуса тогда чуть по стенке не размазал. Я до сих пор счастливо улыбалась, вспоминая, как Байрон летел через весь двор, словно большая неуклюжая птица, а затем сползал по кирпичной кладке административного корпуса, прижимая к кровоточащему носу рукав. Рон потом сказал, что мог бы и убить, но не хотел, чтобы его отчислили из университета. С тех пор Асириус не трогал ни его, ни меня. Жаль, что этого не случилось раньше — после той дуэли до выпуска нам оставался всего год… Я попросила вечерней аудиенции у Арчибальда сразу, как пришла в госпиталь. Мне дозволили, прислали пропуск по почтомагу, и в назначенный час я явилась во дворец. Я была здесь лишь однажды — в тот день, когда меня награждали орденом Золотого орла. Но тогда я, шокированная тем, что это происходит со мной, почти ничего не запомнила. Сейчас же всё было иначе, поэтому я во все глаза рассматривала то, что окружало его высочество с малых лет.