— Не получилось… — прошептала она, и он вдруг заметил, что в глазах её застыли слёзы. — Ваш контур… вы чувствуете его? Он теперь беспрерывно светится и почти целиком восстановился… Но резерв… Не вышло… Берт на мгновение прислушался к себе — да, действительно, контур был практически целым и стабильно светился. Однако резерв по-прежнему составлял семь магоктав. Арманиус, вздохнув и ощутив лёгкий укол досады от очередной неудачи, медленно поднялся с дивана. Сильно шатало, но он тем не менее осторожно приблизился к Эн — и обнял её, прижав к груди и поглаживая по собранным в тугую косу волосам. Она всхлипнула и уткнулась в него мокрым лицом. — Не отчаивайся. Ты всё равно молодец. Эн помотала головой, не переставая плакать. — Я так надеялась… Так… Мне казалось, это отличная задумка… И вот… Защитница, может, стоило использовать еще силу и ток, а не только реактив?.. Да, точно… Но… у меня совсем ничего не осталось… Берт не понимал, что значит «ничего не осталось», но это не казалось ему важным. — Не плачь, Эн, — сказал он тихо, прикасаясь губами ко лбу девушки. — Я понимаю, это обидно. Но посмотри на меня. Я здесь, и я живой — это главное. — Да, я знаю, — она вздохнула, пощекотав своим дыханием кожу на груди Арманиуса. — Просто очень… больно. — Не надо. Отпусти эту боль. И вообще — ты вчера обещала мне прогулку. Пойдём сегодня? Эн улыбнулась и, отстранившись, вытерла ладонью влажные щёки. — Конечно, арх… Бертран. * * * Мне уже давно не было настолько плохо, как сегодня. Защитница, как же я надеялась на кровь императора! Эффект-то был — контур поначалу светился, потом начал сращиваться, и сросся почти целиком, но резерв… Не изменился. Совершенно не изменился! По дороге в госпиталь я вспоминала случившееся и анализировала процедуру. Я где-то ошиблась. Кровь должна была сработать, просто обязана! Надо придумать какой-то другой способ. Вводить медленнее, использовать ток и силу. И иглы. Да, точно. Но крови у меня не осталось ни капли, да даже если бы осталась, она была бы уже непригодна для процедуры после открытия пробирки. И что с этим делать, я не представляла. Идти опять к императору? При мысли о повторении ночного визита меня замутило. Защитница, второй раз мне вряд ли настолько повезёт… Но надо, надо! Только не сегодня. Сегодня я не смогу. Но долго ждать нельзя — если контур восстановится, то резерв, скорее всего, уже нельзя будет изменить. Завтра с утра попробую еще один способ — последний из запланированных — и договорюсь на вечернюю аудиенцию. Сделаю всё, что он захочет, лишь бы дал мне вторую пробирку с кровью. Лишь бы дал! А если я не представляю для его величества интереса? Он ведь почему-то так меня и не взял. Почему? Что я делала неправильно? Может, надо было… дотронуться… о нет, Эн, не думай об этом сейчас! Но поздно. Я уже слишком ярко представила, как и что буду делать завтра вечером — пришлось отбежать в кусты возле госпиталя и выплеснуть под них утренний чай. Благо, больше ничего в желудке не было — меня слишком тошнило, и поесть я попросту не смогла. У тебя всё получится, Эн. Обязательно получится. Главное — не думай об этом именно сейчас. Сейчас надо идти работать. Тебя ждут больные со сломанными контурами и Байрон. Странно, но мысль о Байроне привела меня в чувство. Точнее, не о нём, а о нашей с ним общей подопытной. Интересно, как она там? В госпитале я немного развеселилась, наблюдая за Асириусом, который готов был скакать от восторга по причине того, что у нашей больной начал светиться контур. Правда, нестабильно — свечение было то ярким, то почти затухало, — но оно ведь было, и это уже большой шаг вперёд. Однако подопытная от слабости совершенно не могла подняться с койки, и это отбрасывало нас назад, возможно, ещё на два шага. — Это из-за отсутствия хирургического восстановления, — сказала я, рассматривая показания «колпака». — Организм нацелен не на контур, а на всё сразу. Иммунитет ослаблен и не справляется с проблемами. Не знаю, не знаю… — Что будем делать? — радость Байрона после этих слов несколько поутихла. — Попробуем общеукрепляющую терапию. Я сейчас напишу назначения. Плюс каждый день ей надо будет пользоваться родовой магией. И ещё… да, пожалуй, иглоукалывание не будет лишним. В течение пяти дней посмотрим на результаты, если их не будет — отправим её на хирургическое восстановление. На том и порешили, и Асириус ушёл к себе, а я принялась писать подробные назначения для капельниц. Ближе к обеду, словно включившись в реальность, я вдруг вспомнила, что завтра день перемены года, а значит, император наверняка откажет мне в аудиенции. В конце концов, он ведь тоже человек, должен когда-то отдыхать. Замутило, когда я поняла — всё-таки придётся проситься к нему сегодня. И, возможно, вновь отказывать Арманиусу… Демоны, и почему я не подумала об этом раньше? Но рассуждать времени не было, и я, пару секунд размеренно подышав, чтобы хоть немного успокоиться, связалась с секретарём императора. С непроницаемым для эмоций лицом она выслушала мою просьбу о встрече, кивнула и отключилась. И ровно через пять минут браслет завибрировал. — Его величество ждёт вас прямо сейчас, — сказала Адна Алиус, выбив у меня из лёгких весь воздух этой фразой. — Переноситесь. Координаты у вас есть. Вас проводят. Какое-то время после того, как проекция секретаря исчезла, я сидела за столом в собственной лаборатории, пережидая приступ паники. Сейчас… прямо сейчас… Защитница, я не готова видеть этого мужчину вообще никогда, не то, что прямо сейчас! Но выбора у меня не было. И я, встав, начала строить пространственный лифт. На этот раз меня вновь привели в уже знакомую приёмную возле кабинета, где сидела айла Алиус. Только чаю она не предложила — сразу кивнула на дверь. — Заходите, он ждёт. Говорят про сердце, которое ушло в пятки — вот у меня в тот момент, когда я входила в кабинет, в пятки ушло не только сердце, а вообще всё. Особенно лёгкие. Я с трудом дышала, не представляя, что сейчас будет, и как с ним разговаривать. Император стоял у окна и листал какую-то книгу. Когда я вошла, он отложил её на письменный стол и подошёл к диванам. Встал за одним из них, положил руки на спинку, глядя на меня внимательными чёрными глазами, и спросил тихо и безэмоционально: — Что привело тебя ко мне, Эн? Все слова застревали в горле, не доходя до губ. Император ждал секунд десять, а потом сказал, усмехнувшись: — Мне уже доложили, что твоя попытка провалилась. Ты хочешь попробовать ещё раз, я верно понимаю? Я резко, со свистом, выдохнула, и всё-таки смогла сказать: — Дa. — Голос был хриплым, срывался. — Я… мне нужна еще одна пробирка. Я думаю изменить процедуру. — Только одна? — Его величество поднял брови. — Или, может, пять? Шесть? Кажется, он смеялся надо мной. — Нет. Одна. Вы… — Голос вновь сорвался, но я, собрав в кулак всю волю, продолжила: — Вы дадите её мне? Император молча смотрел меня, задумчиво наклонив голову, и я поспешила сказать еще кое-что, пока не растеряла смелость: — Я сделаю всё, что вы попросите. Всё, что вы хотите. — Он поднял брови. На мгновение вновь захлестнуло дикой паникой, но я всё равно продолжала говорить: — Я не знаю, что вам не понравилось вчера, у меня… нет опыта. Но клянусь, я всё исправлю. Всё, что хотите. Губы его дёрнулись, словно он хотел улыбнуться. — Что ж… — сказал император медленно и так же медленно вышел из-за дивана. Пошёл ко мне, и я с трудом удержала себя от позорного бегства к двери назад спиной. — Говоришь, всё, что хочу… — Да, — подтвердила я глухо и бесславно закрыла глаза, когда он совсем приблизился. Чуть вздрогнула, ощутив ладони на талии, а потом, опомнившись, сама прижалась теснее, всем телом, и обняла его обеими руками, зарывшись ладонями в волосы. Мягкие волосы… Как они могут быть такими мягкими, когда он сам такой жёсткий, каменный, жестокий?.. — Всё… Я раскрыла губы, ожидая поцелуя, но его не последовало. Вместо этого император сказал: — Завтра вечером во дворце состоится приём в честь дня перемены года. Для приглашённых. Ты придёшь туда. Это — цена за мою кровь на этот раз. Я распахнула глаза и с недоумением уставилась на его величество. Он усмехался, изучая моё лицо своими жуткими глазами — захотелось спрятаться, прикрыться. — Ваше величество… я же безродная. — Мне плевать, — сказал он резко, и ладони на моей талии чуть сжались. — Ты придёшь. Или ничего не получишь. Выбирай. Я сглотнула. В голове, словно пчёлы, роились мысли, сменяя одна другую с ужасающей скоростью. Зачем ему это? Почему я? И в конце концов… Постель прилагается к приёму, или нет? И я потом смогу пойти домой? Он словно услышал последний мой вопрос, потому что произнёс: — Только приём, и больше ничего. Облегчение, которое я испытала в тот момент, наверное, можно сравнить с облегчением горы, с которой наконец сошла лавина. Или с облегчением тучи, из которой пошёл дождь… Я резко задышала полной грудью, ощущая себя счастивой. Защитница…