– Ну, он пообедал с нами. Потом мы немножко посмотрели телевизор. Потом он поднялся к себе, а мы легли. Мартин Бек успел заметить, что телефон стоит в передней. Он спросил: – Он звонил кому-нибудь в течение вечера? – Почему вы все это спрашиваете? Оке сделал что-нибудь плохое? – сказала женщина. – Сперва я попросил бы вас ответить на наши вопросы. Итак, он звонил кому-нибудь отсюда вчера вечером? Чета стариков некоторое время молчала. Потом мужчина ответил: – Возможно. Я не знаю. Оке имел право пользоваться нашим телефоном когда захочет. – Значит, вы не слышали, как он говорит по телефону? – Нет. Мы ведь сидели и смотрели телевизор. Он, помнится, один раз вышел и закрыл за собой дверь, а когда он просто выходит в туалет, он дверей не закрывает. Телефон у нас в гардеробной, и, если телевизор включен, лучше закрывать дверь, когда надо позвонить. Слышим-то мы не больно хорошо, вот и приходится включать телевизор на полную громкость. – Когда это могло быть? Когда он выходил к телефону? – Вот уж не скажу. Помню только, что мы смотрели полнометражный фильм, а выходил он на середине. Часов в десять, пожалуй. А зачем вам это нужно? Мартин Бек ничего не ответил, а Рённ откусил кусок торта и вдруг сказал: – Ваш сын – очень искусный стрелок, насколько я помню. В полиции он у нас считался среди лучших. Вы не знаете, сейчас у него есть какое-нибудь оружие? Женщина поглядела на Рённа с каким-то новым выражением, а муж ее гордо выпрямился. Наверно, за последние десять лет родителям не часто приходилось слышать, чтобы их сына кто-нибудь хвалил. – Да, – ответил муж – Оке получил немало призов. Жаль только, что они не здесь, а у него дома, на Далагатан. А что до оружия… – Ему бы лучше продать все эти штуки, – сказала женщина. – Они ведь дорого стоят, а у него так туго с деньгами. – Какое у него оружие, вы не знаете? – спросил Рённ. – Знаю, – ответил старик. – Это я знаю. Я ведь и сам в молодости неплохо стрелял. Ну, прежде всего, Оке принес домой свое оружие, когда вернулся из ополчения, или гражданской обороны, как это теперь называется. Он честно заслужил офицерский чин, тут он был молодцом, если удобно так говорить о родном сыне. – Какое у него оружие? – настойчиво повторил Рённ. – Ну, прежде всего, маузер. Потом у него есть пистолет, он взял золотую медаль за стрельбу из пистолета много лет назад. – Пистолет какой? – «Хаммерли интернэшнл». Он мне его показывал. А еще у него есть… – Что? Старик замялся. – Уж и не знаю, на первые два у него есть разрешение, сами понимаете… – Могу вас заверить, что мы не намерены преследовать вашего сына за незаконное хранение оружия, – сказал Мартин Бек. – Что у него еще есть? – Американский автомат «Джонсон». Но на этот, вероятно, тоже есть разрешение, потому что с ним он участвовал в соревнованиях. – Недурной арсенал получается, – пробормотал Мартин Бек. – Еще что? – спросил Рённ. – Старый карабин из ополчения. Но карабин плохонький. Стоит у нас в шкафу. Ствол у него поистерся, да и вообще эти карабины плохо стреляют. Остальное оружие, само собой, он здесь не держит. – Ну, разумеется, остальное он держит дома на Далагатан. – Да, наверно, – сказал старик. – Конечно, комната наверху так и остается его комнатой, но самые важные вещи он держит у себя на Далагатан. Правда, если ему больше не позволят жить в этой роскошной квартире, он переберется к нам, пока не подыщет другую. Здесь есть только маленькая комната в мезонине. – Вы не будете возражать, если мы зайдем поглядеть его комнату? – спросил Мартин Бек. Старик сперва задумался. – Отчего же, поглядите. Хотя там и глядеть-то особенно нечего. Женщина встала и стряхнула с юбки крошки печенья. – Ой, – сказала она, – а я туда нынче и не поднималась. Там, должно быть, беспорядок. – Ничего страшного, – возразил ей муж. – Я утром заходил посмотреть, спит ли Оке, и все выглядело вполне прилично. Оке у нас аккуратный. Он отвел глаза и сказал, понизив голос: – Оке – хороший мальчик. И не его вина, что ему так не повезло. Мы с женой всю жизнь работали и старались по мере сил вырастить его хорошим человеком. Но все получилось так нескладно – и у него, и у нас. Когда я был молодым и только начинал работать, я еще во что-то верил, а главное, верил, что все будет хорошо. Теперь я состарился и никому не нужен, и ничего из моей жизни не вышло. Знай я заранее, куда мы идем, я бы вообще не заводил детей. Но нас все время обманывали. – Кто вас обманывал? – спросил Рённ. – Политики. Правительство. Те, кого мы считали своими. А они оказались сплошные гангстеры. – А теперь покажите нам комнату, – сказал Мартин Бек. – Хорошо. Он первым вышел в холл и поднялся оттуда по скрипучей крутой лестнице. Поднявшись, они уперлись в дверь, и старик открыл ее. – Вот это комната Оке. Конечно, она выглядела уютнее, когда Оке был мальчиком и жил дома, а потом, когда он женился и уехал отсюда, он забрал с собой почти всю мебель. Теперь он так редко здесь бывает. Он стоял, придерживая дверь рукой. Мартин Бек и Рённ прошли мимо него в маленькую чердачную комнату. В скошенном потолке было одно окно, вылинявшие цветастые обои покрывали стены. В задней стене была дверь, тоже оклеенная обоями. Дверь, должно быть, вела в какой-нибудь чулан или гардероб. Узкая раскладушка, покрытая шинельным сукном, стояла у стены. С потолка свисала лампа под пожелтелым абажуром с длинной грязной бахромой. Над кроватью висела под треснувшим стеклом картинка, где была изображена златокудрая девочка. Девочка сидела посреди зеленого луга и держала на коленях барашка. Под кроватью в ногах стоял розовый пластмассовый горшок. На столе лежал раскрытый журнал и шариковая ручка. Через спинку деревянного стула было переброшено посудное полотенце в белую и красную клетку. Других предметов в комнате не было. Мартин Бек взял полотенце. На полотенце были пятна, ткань поистерлась от многочисленных стирок. Мартин Бек подержал его на свет. Пятна были желтые и напоминали жир, которым покрывают паштет из натуральной гусиной печенки. Форма пятен говорила о том, что полотенцем вытирали какое-то лезвие. От желтого жира ткань стала почти прозрачной. Мартин Бек задумчиво помял ее между пальцами, приблизил к носу и понюхал. И в ту самую минуту, когда ему стало ясно, что это за пятна и откуда они взялись, Рённ сказал: – Глянь-ка, Мартин. Он стоял перед столом и указывал на развернутый журнал. Мартин Бек наклонился и увидел, что на белых полях, сверху над кроссвордом, что-то написано шариковой ручкой. Девять имен, разделенных на три группы. Почерк был неровный, человек явно не раз останавливался. Взгляд Мартина Бека приковался к первой группе. СТИГ ОСКАР НЮМАН+ ПАЛЬМОН ХАРАЛЬД ХУЛЬТ+ МАРТИН БЕК+ Он заметил, что среди прочих там есть и Меландер, и главный инспектор, и начальник полиции, и Колльберг тоже есть. Тогда он повернулся к старику, стоявшему у дверей. Старик держался рукой за дверной косяк и вопросительно глядел на них. – Где на Далагатан живет ваш сын? – Дом тридцать четыре. А что?.. – Ступайте к вашей жене, – перебил его Мартин Бек. – Мы тоже сейчас придем. Старик медленно спустился по лестнице. На нижней ступеньке он с удивлением оглянулся на Мартина Бека, но тот знаком велел ему зайти в столовую, после чего сказал Рённу: – Позвони Стрёмгрену или кого там найдешь, один черт. Дай им здешний телефон и вели немедленно связаться с Колльбергом в Саббатсберге, чтобы он сейчас же позвонил сюда. Кстати, у тебя есть в машине необходимые причиндалы, чтобы снять отпечатки пальцев? – Разумеется, – сказал Рённ. – Вот и хорошо, но сперва позвони. Рённ спустился в холл к телефону. Мартин Бек оглядел убогую каморку, затем перевел взгляд на свои часы. Без десяти час. Он услышал, как Рённ тремя прыжками взлетел по лестнице. Глядя на побелевшие щеки Рённа и неестественно расширенные глаза, Мартин Бек понял, что катастрофа, которую он предчувствовал весь день, уже разразилась.