– Барабанить нет смысла, – сказал Колльберг. – Все равно не откроем. – Зато можно выломать дверь в одной из квартир этажом ниже, – перебил Гюнвальд Ларссон, – оттуда вылезти в окно и попробовать забраться на крышу. – Без лестниц и веревок? – Вот именно. – сказал Гюнвальд Ларссон. – Ничего, пожалуй, не выйдет. Поразмыслив несколько секунд, он добавил: – А чем ты будешь заниматься на крыше? Без оружия? Колльберг промолчал. – В другом подъезде наверняка та же картина. – кислым голосом сказал Ларссон. В другом подъезде и впрямь была та же картина, как выяснилось из показаний суетливого старичка, который назвал себя капитаном в отставке и держал под неусыпным наблюдением кучку собравшихся перед лифтом людей. – Я считаю, что всем гражданским лицам следует укрыться в подвале, – сказал старичок. – Отличная мысль, капитан, – поддержал Ларссон. Впрочем, в голосе его не было бодрости. Запертая железная дверь, открытые двери шахты, безнадежно испорченный лифт. Возможности выбраться на крышу равны нулю. Гюнвальд Ларссон задумчиво поскреб подбородок рукояткой пистолета. Колльберг нервически покосился на оружие в его руках. Хороший пистолет, вычищенный, ухоженный, рукоятка из резного ореха. Стоит на предохранителе. И тут Колльбергу впервые пришло в голову, что склонность к ненужной пальбе тоже является одним из отрицательных качеств Гюнвальда Ларссона. Внезапно он спросил: – Ты стрелял когда-нибудь в человека? – Нет, а почему ты спрашиваешь? – Не знаю, просто так. – Ну, что будем делать? – Сдается мне, надо вылезать на Оденплан. – Пожалуй. – Мы ведь единственные, кто правильно расценивает ситуацию. Во всяком случае, мы более или менее точно представляем себе, что произошло. Предложение явно не вдохновило Ларссона. Он выдернул волосок из левой ноздри и рассеянно созерцал его. – Неплохо бы снять этого типа с крыши, – сказал он. – Только на крышу нам не попасть. – Верно. Они снова спустились на нижний этаж. Но в ту минуту, когда они хотели выйти из дома, один за другим прозвучали четыре выстрела. – В кого это он? – спросил Колльберг. – В полицейскую машину, – ответил Ларссон. – Упражняется. Колльберг взглянул на пустую машину и увидел, что обе мигалки и прожектор на крыше пробиты пулями. Они вышли из дома и, лепясь к стене, завернули за угол на Обсерваториенгатан. Людей поблизости не было. Они сбросили свои белые халаты прямо на тротуар. Над ними застрекотал вертолет. Но видеть его они не могли. Поднялся ветер, пронзительно холодный, несмотря на обманчивое сияние солнца. – Ты узнал имена верхних жильцов? – спросил Гюнвальд Ларссон. Колльберг кивнул. – Наверху есть две квартиры типа студий, но в одной сейчас никто не живет. – А в другой? – Какой-то Эриксон. Мужчина с дочерью, кажется. – Так, так. Выводы: некто, умеющий хорошо стрелять, владеет автоматом, знает Колльберга и Гюнвальда Ларссона, не любит полицейских, разбирается в лифтах и, возможно, носит фамилию Эриксон. События разворачивались быстро. Сирены завывали вблизи и вдали. – Надо брать его с улицы, – сказал Колльберг. Ларссон не был в этом убежден. – Может, и так, – сказал он. Если на Далагатан и поблизости почти не было людей, то тем больше скопилось их на Оденплан. Треугольная площадь буквально кишела черно-белыми машинами и полицейскими в форме, а эта демонстрация силы, как и следовало ожидать, собрала большую толпу зевак. Наскоро возведенные заграждения привели уличное движение в хаотический беспорядок, пробки возникали всюду, по всему старому городу, но здесь они выглядели особенно эффектно. Вся Оденгатан была забита стоящими машинами до самой Валхаллавеген, длинная вереница автобусов начала беспорядочно расползаться по площади, а пустые такси, стоявшие здесь с самого начала, никак не улучшали положения. Извозчики покинули свои экипажи и смешались с толпой полицейских и зевак. Никто ничего не понимал. А народ все прибывал, прибывал со всех сторон, но больше всего из метро. Множество полицейских на мотоциклах, две пожарные машины и вертолет автоинспекции довершали картину. Там и сям группы полицейских в форме пытались отвоевать для себя в этой толчее хоть минимальное жизненное пространство. Если бы покойный Нюман сам руководил операцией, ему и то не удалось бы создать более полную неразбериху, поймал себя на мысли Колльберг, когда они вместе с Гюнвальдом Ларссоном пробивались к станции подземки, куда явно перемещался центр полицейской активности. Они даже встретили по дороге личность, с которой, вероятно, стоило поговорить, а именно Ханссона из пятого. Или, если полностью, Нормана Ханссона, первого помощника комиссара, ветерана в округе Адольфа Фредрика, досконально знавшего участок. – Это не ты здесь хозяйничаешь? – спросил Колльберг. – Нет, Боже меня избави. И Ханссон с ужасом глянул по сторонам. – А кто тут командует парадом? – Наверное, не один, а многие, но только что прибыл главный инспектор Мальм. Он там позади, в фургоне. Они протиснулись к машине. Мальм был подтянутый, элегантный мужчина лет эдак сорока пяти, с приятной улыбкой и волнистыми волосами. Своей хорошей формой он был, по слухам, обязан верховым прогулкам в Дьюргордене. Его политическая благонадежность была выше подозрений, анкетные данные могли вызвать только восторг, но как работник он оставлял желать лучшего. Находились люди, которые вообще считали его полной бездарью. – Боже мой, Ларссон, у тебя немыслимый вид. – Где Бек? – спросил Колльберг. – Мне не удалось установить с ним контакт. Да и вообще это случай для узких специалистов. – Каких специалистов? – Разумеется, для специалистов по охране общественного порядка, – с досадой пояснил Мальм. – Полицеймейстер, как на грех, уехал, а шеф отдела в отпуску. Мне удалось связаться с начальником полиции. Он сейчас в Стоксунде и… – Отлично, – сказал Гюнвальд Ларссон. – В каком смысле? – насторожился Мальм. – В том, что там его не достанет пуля, – объяснил Гюнвальд Ларссон с невинным видом. – Как, как? Ну что бы там ни было, а командовать поручили мне. Я вижу, вы прибыли с места преступления. Как вы расцениваете обстановку? – На крыше сидит псих, вооруженный автоматом, и подстреливает полицейских, – объяснил Гюнвальд Ларссон. Мальм зачарованно смотрел ему в рот, но продолжения не последовало. Гюнвальд Ларссон зябко похлопал себя по бокам.