– Слушаю. – Многим ли было известно, что ваш муж лежит в больнице? – Совсем не многим, – поразмыслив, сказала она. – Но болел-то он долго? – Да, очень долго. Но Стиг не желал, чтобы люди знали об этом. Хотя… – Что хотя? – Хотя некоторые знали. – Кто именно? Вы можете назвать? – Ну, прежде всего мы, родные… – Точнее. – Я и дети. Еще у Стига были… были два младших брата, один живет в Гётеборге, другой в Будене. Мартин Бек кивнул своим мыслям. Письмо, найденное в палате, было наверняка написано одним из братьев. – Продолжайте. – Лично у меня нет ни сестер, ни братьев. Родители умерли. Словом, у меня нет ныне здравствующих родственников. Только дядя с отцовской стороны, но он живет в Америке, и его я никогда не видела. – Ну а друзья? – Друзей у нас есть немного. Было немного. Ну, Гуннар Блумберг, который приходил ночью, с ним мы встречались, а кроме того, он лечил Стига. Само собой, Блумберг знал. – Ну это понятно. – И еще капитан Пальм с женой. Это старый однополчанин Стига. Вот и с ними мы встречались. – А еще? – Никого. Практически никого. Настоящих друзей у нас было немного. Только те, кого я назвала. Она умолкла. Мартин Бек ждал. – Стиг частенько говаривал… Она не кончила фразу. – Что же он говаривал? – Что у полицейского и не может быть много друзей. С этим спорить не приходилось. У Мартина Бека и у самого друзей не было. Если не считать дочери и Колльберга. Да еще одной женщины по имени Оса Турелль. Но Оса тоже служила в полиции. Еще, может быть, Пер Монссон, полицейский в Мальмё. – Ну а эти люди знали, что ваш муж лежит в Саббатсберге? – Да как вам сказать… Единственный, кто знал все точно, был доктор Блумберг. Из наших друзей. – А кто ходил к нему? – Я и Стефан. Мы каждый день к нему ходили. – Больше никто? – Никто. – Доктор Блумберг тоже не ходил? – Нет. Стиг не хотел, чтобы у него бывал кто-нибудь, кроме нас двоих. Он даже Стефана принимал неохотно. – Почему? – Не хотел, чтобы его кто-то видел. Понимаете… Мартин Бек не прерывал. – Ну, – наконец продолжила она, – Стиг всегда был на редкость сильным мужчиной, в отличной форме. А тут он очень сдал и избегал показываться людям. – М-м-м, – протянул Мартин Бек. – Правда, Стефан этого даже не замечал. Он боготворил отца. Они были очень близки. – А дочь? – Дочери Стиг никогда не уделял такого внимания. У вас самого есть дети? – Да. – И девочки, и мальчики? – Да. – Ну, тогда вы и сами все понимаете. Как это бывает между отцом и сыном. Но Мартин Бек не понимал. И думал над этим так долго, что женщина забеспокоилась. – Комиссар Бек, вы еще слушаете? – Конечно, конечно, слушаю. Ну а соседи? – Какие соседи? – Соседи знали, что ваш муж в больнице? – Разумеется, нет. – А как вы объяснили им его отсутствие? – Я им вообще ничего не объясняла. Мы не поддерживали с соседями никаких отношений. – Может, тогда ваш сын? Рассказал приятелям? – Стефан? Нет, исключено. Он ведь знал, чего хочет отец, а Стефану никогда бы даже в голову не пришло поступать ему наперекор. Он позволял себе только одно – каждый вечер ходить к отцу, но в глубине души Стиг и этого не одобрял. Мартин Бек сделал несколько записей на открытом листке блокнота и сказал, как бы подводя итоги: – Итак, только вы лично, Стефан, доктор Блумберг и оба брата комиссара Нюмана могли знать точно, в каком отделении и в какой палате лежал ваш супруг? – Да. – Ну что ж, все ясно. Только еще одно. – А именно? – С кем из своих коллег он общался? – Не понимаю вас. Мартин Бек отложил ручку и задумчиво потер переносицу большим и указательным пальцами. Неужели он так нечетко сформулировал вопрос? – Я хотел бы вот о чем вас спросить: с какими полицейскими встречались вы и ваш муж? – Ни с какими. – Что-о-о? – Чему вы удивляетесь? – Неужели ваш муж не поддерживал отношений с коллегами? Не встречался с ними в свободное от работы время? – Нет. За те двадцать шесть лет, что мы прожили вместе со Стигом, ни один полицейский не переступил порог нашего дома.