– Любители чтения есть во всех уголках мира, – Балагур пожал плечами. Борферо вышла в зал, невольно обратив внимание на огорчительное отсутствие богатых посетителей. Этой ночью значительной прибыли можно не ждать. Если один из северян и читал, то ему надоело. Омут хлебал ее лучшее вино прямо из горлышка бутылки. Трое других переместились под стол. Отмель курил трубку с чагой, завоняв весь воздух вокруг. Обычно Борферо не позволяла такого, но для этих двоих пришлось сделать исключение. Почему банк обратился к услугам столь отвратных типов, она не знала. Но была уверена, что богатые люди могут не объяснять своих прихотей. – Господа, – произнесла она, опускаясь на стул. – Где? – Отмель хрипло хохотнул. Омут медленно приподнял бутылку и глянул на подельника с откровенным презрением. Но Борферо, голосом ласковым и рассудительным, продолжала гнуть свою линию. – Вы говорили, что ваши… работодатели были бы весьма признательны, если бы я раздобыла… Ну, вы упомянули некую вещь. Оба северянина оживились и подались вперед, будто на ней было что-то написано. Омут кинул на пол пустую бутылку, которая покатилась в сторону. – Весьма и весьма признательны, – сказал он. – А на какую часть моего долга может распространиться их признательность? – На весь. Борферо почувствовала легкий зуд. Свобода. Да неужели? Прямо здесь, в ее кармане? Но она не могла позволить какой-либо оплошности сыграть злую шутку. Чем больше ставка, тем больше осторожности требуется. – Мой долг будет списан? – Насмерть, – наклонился Отмель, чиркнув мундштуком трубки по заросшему щетиной горлу. – Насмерть! – прорычал его брат, приближаясь с другой стороны. Ей никогда не нравилось лицезреть покрытые шрамами рожи отребья и убийц рядом с собой. Даже их близкое дыхание выводило из равновесия. – Отлично! – пискнула Борферо, кладя сверток на стол. – Тогда я немедленно отменяю проценты по платежам. А вы, будьте любезны, передайте мое почтение вашим… работодателям. – Само собой! – Отмель не столько улыбнулся, сколько оскалил острые зубы. – Хотя, думаю, твое почтение им до одного места. – Ничего личного, – Омут не улыбался. – Просто наши работодатели не заморачиваются по мелочам. – Жить все труднее, – глубоко вздохнула Борферо. – А когда было иначе? – Омут поднялся и сграбастал сверток здоровенной лапой. Когда Омут шагнул в ночь, прохладный воздух ударил его, как пощечина. В Сипани нет ничего приятного, хотя иногда в него приходится возвращаться. – Должен признаться, – откашлялся и сплюнул он. – Я слегка перебрал. – Точно, – согласился Отмель, отрыгиваясь и вглядываясь в туман. По крайней мере, мгла слегка развеялась. Ну, достаточно неплохо для этого города, напоминающего ад. – Замечу, не самое правильное решение, когда ты на работе. – Ты прав. – Омут попытался рассмотреть добычу, насколько позволит слабое освещение. – Кто знал, что это свалится на наши головы? – Только не я… Мы же по одной, – нахмурился Отмель. – Или… не по одной? – Мы собирались по одной, – сказал Омут. – За одной кружкой обычно тянутся еще и еще. – Отмель напялил дурацкую, уродливую шляпу. – Прогуляемся до берега, а? – В этой шляпе ты выглядишь, как поганый засранец. – Ты, братишка, помешан на внешности. Омут зашипел в ответ. – А этого в самом деле хватит, чтобы перекрыть долг этой женщины, как думаешь? – Сейчас, может быть. Но ты же знаешь, как бывает. Если один раз задолжал, то выплачиваешь всю жизнь. Омут снова плюнул и зашагал вперед со свертком в руке, пока переулок особо не шатался. Он не собирался прятать добычу в карман, откуда его мог вытащить какой-нибудь говнюк. Сипани кишит ублюдками-карманниками. В последний раз, когда он приезжал сюда, какая-то сволочь сперла его носки, и северянин растер ноги до кровавых водянок, возвращаясь домой. Кто ворует носки? Проклятые стирийские ублюдки… Поэтому ценную вещь лучше не выпускать из рук. И пускай эти говнюки попробуют ею завладеть. – И кто из нас засранец? – бросил вслед Отмель. – Берег в другую сторону. – Только мы не собираемся на берег, – рявкнул Омут через плечо. – Мы должны кинуть это в колодец в старом дворе по соседству. – Мы? – Отмель поспешно догнал его. – Кинуть? – Нет, придурок, это я так шучу. – Почему в колодец? – Потому, что он так решил. – Кто решил? – Бугор. – Маленький бугор или большой бугор? Даже будучи хорошенько поддатым, Омут сообразил говорить потише. – Лысый бугор. – Вот дерьмо… – охнул Отмель. – Лично? – Лично. – Как это было? – спросил Отмель после недолгого молчания. – Это было более чем страшно. Спасибо, что напомнил. Теперь повисла тишина, прерываемая лишь шарканьем сапог по мокрой мостовой. – Лучше бы мы не ввязывались в это гребаное дело, – нарушил молчание Отмель. – Прими мои искренние благодарности, – ответил Омут. – Ты просто сраный провидец. Гребаных дел следует избегать всегда и везде, да? – Ну, мы-то стараемся изо всех сил. Только иногда ты вляпываешься в них без выбора. Потому я и говорю, что нам лучше не ввязываться. – Отмель понизил голос до шепота. – Знаешь, что лысый бугор сказал в прошлый раз? – Что ты шепчешь? Его же здесь нет. – А я не знаю, – Отмель закрутил головой. – Да нет его, нет, – Омут потер виски. Однажды он прибьет брата – слишком уж он трусливый. – Я отвечаю, нет. – А вдруг есть? Надо всегда думать, что он где-то рядом. – Может, ты заткнешься хотя бы на сраное мгновение? – Омут поймал Отмеля за грудки и сунул сверток ему в лицо. – Болтаешь, как проклятый… Он очень удивился, когда между ними проскользнула темная фигура и ладонь его опустела. Киам мчалась, словно от скорости зависела ее жизнь. Ну, если разобраться, то зависела напрямую. – Хватай его, черт подери! – орали северяне, шаркая и топая по переулку. Не слишком быстро, но, как на ее вкус, то лучше быть от них гораздо дальше. – Это девка, придурок! Здоровенные и неуклюжие, но быстрые. Они потрясали кулаками и стучали сапогами. Если им удастся ее поймать… – Кого это волнует? Отнять добычу! Воздух со свистом вырывался из ее легких, сердце бешено колотилось, мышцы горели от быстрого бега. Киам повернула за угол, скользя обмотанными тряпками ногами по влажным булыжникам, оказалась на широкой улице, где свет фонарей пробивался сквозь туман мутными пятнами и слонялись жители самого многолюдного города мира. Она нырнула в толпу и понеслась среди гуляк, подобно ткацкому челноку, уворачиваясь и огибая их. Лица то приближались, то исчезали. Вот и ночной рынок Блэксайда – ларьки, покупатели, крики торговцев, шум, разнообразные запахи и сплошная кутерьма. Киам нырнула под колеса фургона, протиснулась между продавцом и покупателем, разбросав фрукты, запрыгнула на прилавок, заваленный скользкой рыбой, в то время, как лавочник пытался сграбастать ее, но поймал лишь воздух. Одной ногой она зацепила корзину, рассыпая мидий по брусчатке. И все равно позади слышались крики и рев – северяне расталкивали людей у нее за спиной. Летели в разные стороны тележки, как будто по рынку прошелся бессмысленный и беспощадный ураган. Проскочив под ногами высокого мужчины, она в очередной раз свернула за угол, сделала два быстрых шага по осклизлым камням мимо дорожки, которую заливали волны. Пищали крысы, копошащиеся в мусоре, а крики северян все приближались. Воздух из груди Киам вырывался с болью, обжигая гортань. В отчаянии она прибавила шаг, расплескивая и разбрызгивая воду. – Вот она! – загремел голос за спиной. – Скорей сюда!