Он, кажется, обдумывает это, прежде чем быстро кивнуть. — Если это то, что тебе нужно. — Меня зовут Джордан. Мужчина хмурится еще больше. — Ты не похожа на Джордан. Я нахожу полное недоверие на его лице забавным. — А на кого похожа? Его взгляд скользит по шкуре животного у моих ног. — Что-нибудь помягче. Лили или Дейзи. — Хочешь сказать, что я напоминаю тебе цветок? — Да. — Его глаза встречаются с моими, и в их карих глубинах я не вижу ни игривой искорки, ни проблеска вожделения, только решимость. Почему я чувствую себя отвергнутой его безразличием? — Я сказала тебе свое, теперь ты должен сказать мне свое. Мужчина опускает подбородок, и взгляд опускается вместе с ними. — Александр. Ха… не то, что я ожидала. Такое классическое, изысканное имя для кого-то столь примитивного. Думаю, мы оба удивлены. — Могу я называть тебя Алекс? — Нет. — Зандер? Он качает головой и щурится. — Меня зовут Александр. — Александр. — Когда я произношу его имя, плечи мужчины распрямляются. Я протягиваю руку. — Рада наконец-то познакомиться с тобой. Мужчина смотрит на мою руку. Я переворачиваю её туда-сюда. — Немного грязновата, но я не заразна. Его большая ладонь обхватывает мою. Теплые, сильные, толстые пальцы обхватывают мои костяшки, и я ожидаю почувствовать мозоли, но его кожа удивительно гладкая. Мужчина отпускает мою руку так быстро, что она падает мне на колени. Не говоря больше ни слова, Александр встает и возвращается к столу, готовя утреннюю овсянку. Теперь, когда мы знаем, друг друга по имени, я должна вмешаться и помочь приготовить некоторые из наших блюд, но чувствую, что сейчас не время. Очевидно, ему потребовалось много времени, чтобы начать разговор, и с тем прогрессом, которого мы достигли, я опасаюсь слишком рано выходить за его границы. Разве это не основа доверия? Открываю книгу, лежащую у меня на коленях, и позволяю своим глазам следить за строчками, хотя мои мысли сосредоточены на мужчине в нескольких футах от меня. Александр. Он отличается от любого мужчины, которого я когда-либо знала, и не обязательно в хорошем смысле. Он странно не общителен и в равной степени загадочен. Мужчина ставит завтрак рядом со мной и снова садится за стол. Мы едим в полной тишине. Когда заканчиваю, то вместо того, чтобы оставить свою миску для него, я беру ее, наливаю в таз достаточно воды, чтобы вымыть ее, и делаю это сама. — Ты закончил? Мужчина медленно кивает и смотрит, как двигается моя рука, когда я беру его миску и подношу ее к тазу. Его взгляд сверлит мне в спину, пока я мою его миску и ложку. — Я сам могу позаботиться о своей посуде, — говорит он, когда я заканчиваю. — Старая привычка, — говорю я, отряхивая мокрые руки. — Я официантка. И хочу помочь, теперь, когда чувствую себя сильнее. Мужчина не просит дополнительной информации и не предлагает никакого ответа. — Я работаю в «Чабби» в Бронксе. — Я прислоняюсь бедром к столу. — Ничего особенного, но получаю хорошие чаевые. Ты когда-нибудь был в Нью-Йорке? Гризли не отвечает, так что я предполагаю, что это «нет». Решаю, что это, вероятно, к лучшему. Сказать ему, что я провела последние четыре года, работая в грязной забегаловке — это не совсем то, чем можно хвастаться. — Я… — Киваю в сторону своего места на полу. — Я собираюсь вернуться к своей книге. Взбиваю постель и готовлюсь к долгому, тихому и неловкому дню в помещении с Александром. Хм, думаю, все же буду звать его Гризли. СЕМЬ АЛЕКСАНДР После завтрака я сделал все возможное, чтобы подготовиться к непредвиденному количеству снегопада. Принес и сложил столько дров, сколько может вместить хижина, и наполнил все резервуары для воды на случай, если колодец с ручным насосом замерзнет. Снег в этом районе может падать неделями, но не раньше самых холодных зимних месяцев, которые еще впереди. Я не ожидаю, что этот дикий шторм затянется надолго, но мой дед всегда учил меня, что, чтобы выжить, нужно подготовиться к худшему. Соорудив свою последнюю рыболовную приманку с фонариком, подпертым для дополнительного света, я плотно обматываю крючок кроличьим мехом. Услышав звук ворчания, поворачиваюсь и вижу, что женщина пытается надеть куртку. От бедра до подмышки на ткани зияет дыра, и решаю, что нужно будет починить, прежде чем Джордан наденет ее снова. — Почему ты так на меня смотришь? — Она засовывает ноги в ботинки. — Идет снег. — Куда, черт возьми, она собралась? Женщина снимает с крючка позаимствованную вязаную шапочку и надевает ее на голову, и я рычу, видя, как ей удобно пользоваться моими вещами. — Ну и что? Не то чтобы я никогда раньше не ходила по снегу. У тебя случайно нет лишней зубной щетки? У меня во рту отвратительный вкус. — Когда я не отвечаю, женщина застегивает куртку с легким стоном боли и направляется к двери. — Вернусь в мгновение ока. В мгновение? Женщина отпирает дверь, а когда открывает ее, ее глаза загораются от бесконечной белой вуали. Уголки ее рта приподнимаются, она выходит на улицу, останавливается, отклоняет голову назад и закрывает глаза. Загипнотизированный ее действием, я откидываюсь на спинку стула, наблюдая, как снежинки падают на ее улыбающиеся губы, кожу и запутываются в ресницах. Джордан приоткрывает губы, и пар поднимается изо рта, когда высовывает язык. Как будто она находится в своей собственной вселенной, женщина вытягивает здоровую руку и, как ребенок, медленно кружится под пушистым белым вихрем. — Вот черт! Извини. — Джордан смотрит мне в глаза, явно заметив, что я наблюдаю за ней, но вместо того, чтобы казаться самодовольной из-за моего пристального взгляда, она хмурится и тянется к двери. — Тепло. Я забыла. Дверь захлопывается, отрезая ее от моего взгляда, и у меня возникает желание сорвать эту чертову штуку с петель и превратить ее в растопку. Что? С чего бы мне так думать? Я возвращаюсь к своей приманке, беру катушку и обнаруживаю, что мои мысли далеко от проекта передо мной. Присутствие этой женщины тревожит. «Твой ум остр, Александр, но твое сердце слабо», — слова отца звучат у меня в голове. «Женщины будут манипулировать тобой легче, чем всеми нами». Неужели она проникла в мою голову? Глядя на приманку перед собой, понимаю, что не добился никакого прогресса. Я смотрю на дверь и удивляюсь, почему женщина так долго. Неужели заблудилась? С разочарованным рычанием встаю и хватаю куртку и шапочку. Распахиваю дверь, и ответ на мой вопрос в нескольких метрах передо мной. Женщина стоит на коленях, укладывая пригоршни снега в массу странной формы. Больная рука прижата к ребрам для защиты, поэтому она использует предплечье, чтобы утрамбовывать снег. Спортивные штаны на ней должно быть промокли. Джордан поднимает на меня взгляд и на ее лице появляется широкая улыбка. За все дни, что она здесь, я ни разу не видел, чтобы она так улыбалась. Я чувствую, как дергается мой собственный рот, и быстро кладу конец этому дерьму. Она снова манипулирует мной. — Я леплю снеговика! Хочешь помочь? — Женщина сжимает руку, и, судя по ярко-красному цвету ее кожи, я бы предположил, что это больно. Я снимаю перчатки с крючка у двери и топаю по снегу к ней. Джордан встает, когда я подхожу ближе. Как я и думал, ее спортивные штаны промокли насквозь до колен. Жар разливается по моему телу. — Хочешь умереть? — рычу я, протягивая ей перчатки. — Я больше не буду спасать твою жизнь. Ее улыбка исчезает, и мне хочется ударить себя по лицу за то, что стер ее. Я готовлюсь к слезам, возможно, к гневу. Но когда Джордан наклоняет голову и ухмыляется, я чувствую трепет в животе.