— Нет, Гризли, у меня нет желания умереть. Я просто играю в снегу. И я тебе не верю. — В ее голосе слышится легкомыслие. Она считает это забавным? — Думаю, ты снова спасешь мне жизнь. — Надев перчатки, женщина снова опускается на колени и укладывает еще больше снега. Все еще ухмыляясь, она смотрит на меня снизу вверх, эти серые глаза кажутся темнее на белом фоне. — Если сделаешь перерыв и присоединишься ко мне, это не убьет тебя Лепка снеговика бесполезна. Укладка снега никоим образом не поможет нашей ситуации, кроме как подвергнет ненужному воздействию элементов, которые нанесут угрозу нашему здоровью. — Если тебе нужно убить время, то, по крайней мере, чтение улучшает твой ум. Женщина качает головой. — Вау. У тебя не так уж много друзей, не так ли? Нет, у меня есть братья — и даже эти отношения я с трудом поддерживаю. — Так я и думала. Я не ответил ей вслух, но, несмотря на это, женщина, кажется, услышала меня. Ее зубы стучат, а губы выглядят слегка бледными, и к тому времени, когда готов твердый блок основы. — Ты замерзла. — Если бы ты помог, я бы закончила быстрее. — Женщина толкается, чтобы встать, и пинает снег, чтобы попытаться собрать снежок. У меня болит голова от того, как сильно сжаты челюсти. Джордан права в одном — если я помогу ей, все закончится быстрее. Сажусь на корточки и собираю снег двумя руками. Быстро управившись со вторым шаром, я кладу его на первый. — Вот так, — говорит она. — Весело, правда? — Нет. — Я бросаю еще две полные ладони снега на второй шар и укладываю его. — Лжец. — Я не лгу. — Я начинаю работать над третьим шаром. — Все мужчины лгут. Смотрю ей прямо в глаза и удерживаю взгляд, пока не убеждаюсь, что завладел ее вниманием. — Я никогда не лгу. Женщина смаргивает снежинки с ресниц. — Хм… Значит ты единственный. Возвращаюсь к лепке снеговика, надеясь побыстрее закончить. Как раз работаю над его головой, делая ее более пропорциональной с помощью снега, когда снежок взрывается у меня в груди. Смех женщины разносится в воздухе, когда она собирает еще один шар и бросает его в меня. Я делаю шаг в сторону, избегая второго удара. — Черт возьми! — Женщина наклоняется, формируя еще один шар. — Ты не собираешься сопротивляться? — Еще один слабый бросок одной рукой пролетает мимо моего бедра. — Ты уже промокла и замерзла. — Ну и что? — Бросает еще один снежок, который попадает мне в плечо и лопается при соприкосновении. Я качаю головой и заканчиваю с головой снеговика, в то время как крошечные снежки проплывают мимо моего лица, сопровождаемые бормочущими проклятиями. Мои руки онемели и замерзли, но миссия закончить и вернуться в убежище, выполнена. Я протягиваю руку за снежную скульптуру и хватаю женщину за куртку. — П-подожди, — говорит она сквозь сотрясающую тело дрожь. — Ему н-нужны руки! Я поворачиваюсь и тащу ее к хижине. — Позже. Тебе нужно обсохнуть. — Н-н-но… — Женщина бессмысленно пытается высвободиться из моей хватки и, наконец, сдается. — Прекрасно. В любом случае будет легче найти ему руки, когда прекратится снегопад. Подвожу ее к огню и разжигаю его до сильного пламени. — Надень сухую одежду. — Вместо того чтобы просто отвернуться, я сбрасываю ботинки и куртку и поднимаюсь на свою кровать, чтобы дать ей максимальное уединение. — Гризли, — зовет она, заставляя меня остановиться на середине лестницы. Несмотря на стучащие зубы, раскрасневшиеся щеки и промокшие ото льда штаны, ее фиолетовые губы улыбаются. — Признай это. Было весело. Я не очень разбираюсь в развлечениях, но не могу отрицать, что что-то почувствовал, наблюдая за ее улыбкой и слыша смех. Под тяжестью бремени, связанного с поддержанием ее здоровья и жизни, я действительно чувствовал себя по-другому. — Это было… что-то. — Я не могу точно назвать это, потому что не помню, когда в последний раз так себя чувствовал. — Ха! — говорит она, снимая куртку. — Лучше, чем ничего! Ворча, я поднимаюсь оставшуюся часть пути к своей кровати. Плюхаюсь на спину, складываю руки на груди и смотрю в потолок, хотя мои уши навострены и полностью настроены на звук ее раздевания внизу. ДЖОРДАН Ребра чертовски болят, когда я неудержимо дрожу у огня, но у меня нет ни единого сожаления. Мне нужно было выбраться из этой хижины и сделать что-нибудь веселое, чтобы напомнить себе, что жизнь — это больше, чем просто выживание. Чтобы напомнить себе, что у меня есть сила приносить радость в свою жизнь независимо от обстоятельств. И если быть честной, большая часть этой радости пришла от того, что я увидела, как треснуло холодное, жесткое выражение лица Александра. Даже если совсем чуть-чуть. Замечаю свои тепловые штаны и рубашку, висящие на крючке за дровяной печью. Одежда, в которой я была в последний раз, когда видела Линкольна. В тот день все изменилось. Обхватываю руками живот, не желая расставаться с рубашкой Александра ради воспоминаний, которые цепляются за мою старую одежду. Моя прежняя жизнь. Обещания Линкольна. Все вранье. Я никогда не лгу. Слова Александра стирают образы Линкольна. Мужчина, который не лжет, звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой. Снимаю позаимствованную рубашку и надеваю свое чистое термобелье. Затем идут толстые спортивные штаны. Снимаю свои кальсоны с крючка, чтобы увидеть свое нижнее белье, висящее под ними. Мои щеки вспыхивают, когда я представляю, как Гризли трет мои кружевные трусики в раковине. Надеваю их, а за ними и штаны. Поднимаю фланель с пола, раздумывая, повесить ее или отбросить в сторону, чтобы постирать. Решаю повесить, и когда вожусь с воротником, этикетка рубашки бросается мне в глаза. «Берберри». Это не может быть «Берберри», не так ли? Во время праздников, когда Нью-Йорк покрыт снегом и украшен огнями, я люблю выпить кофе и прогуляться по «Сакс Файф Авеню» и «Неман Маркус», притворяясь женщиной, которая может позволить себе делать там покупки. Я точно знаю, сколько стоит вещи в «Берберри» — намного больше, чем может позволить себе человек с гор. Этому должно быть логическое объяснение. Богатые люди жертвуют ненужные вещи в благотворительные магазины. Нет ничего необычного в том, чтобы наткнуться на такую рубашку в магазине подержанных вещей в окрестностях Адирондака. Однажды я купила бумажник «Коуч» в благотворительном магазине в Гленс-Фолс за девять долларов. Вешаю рубашку, смеясь про себя, когда представляю, как Гризли покупает хорошо сшитую фланель, не имея ни малейшего представления о марке, которую он выбирал. Затем вешаю спортивные штаны за пояс рядом с фланелью. Прикусив губу, потому что на самом деле я чувствую себя нелепо, проверяя этикетки на одежде мужчины, я снимаю их и заглядываю внутрь. — «Брунелло Кучинелли», — шепчу я. — Хм. — Никогда о нем не слышала. Думаю, это вполне может быть бренд «Уолмарт». Я провожу рукой по ткани. На ощупь кажется дорогим. — Ты одета? — просачивается сверху его грохочущий вопрос. Вешаю спортивные штаны на крючок и спешу на свое место у книжной полки перед печью. — Ага. Мое сердце колотится, когда мужчина спускается по лестнице, его мощные ноги обтянуты поношенными джинсами, которые я теперь хочу достать, чтобы рассмотреть бирку. Ладно, это просто смешно. «Успокойся, Нэнси Дрю». Тянусь за книгой и открываю наугад страницу, краем глаза наблюдая, как мужчина перемещается по кухне. Предполагаю, что он планирует нашу следующую трапезу. — Я, э-э… — Не отрываю глаз от книги, даже переворачиваю страницу для пущего эффекта. — Я повесила твою одежду на крючки. Хочешь, чтобы я постирала? Когда мужчина не отвечает, я поднимаю глаза от книги и вижу, что Александр стоит передо мной. Он тычет в меня кулаком, в котором зажаты полдюжины маленьких палочек. — Что это? — Зубная щетка. Я беру палочки и вижу, что кора с одной стороны содрана, а с другой заострена до остроты. — Кизил. Пожуй мягкий конец. Мужчина отворачивается, хватает кастрюлю и достает банку риса. Я кладу палочку в рот и жую, и горькое дерево легко ломается, превращаясь в грубую щетину. Я использую щетину на зубах, протирая каждый дюйм эмали и используя заостренный конец для чистки между зубами. Никогда не думала, что мне понравится такая простая вещь, как чистка зубов, но это рай.