— Спасибо тебе за это, — говорю я, все еще держа палочку в углу рта. — Если научишь меня стирать одежду… — Я понял. Выдыхаю, отбрасываю книгу в сторону и встаю медленно и осторожно. — Ты действительно должен заставить меня поработать. Его плечи напрягаются, когда подхожу ближе, и я замечаю, что мужчина вообще перестал двигаться. Я устраиваюсь рядом с ним и наклоняю голову, чтобы увидеть его лицо. — Я причиняю тебе неудобства? — Да, — выдыхает он. — Ох. — Я делаю шаг назад. — Потому что я не мылась неделю и жутко пахну? Уголок его рта под бородой подергивается. — Нет. Я вздыхаю. — Не могу дождаться, когда приму горячий душ. Ванна была бы мечтой, но в моей дрянной квартире есть только крошечный душ. Едва ли хватает места, чтобы побрить ноги. Еще одна вещь, которую мне не терпится сделать, когда вернусь. — Ты можешь искупаться. — Он указывает на крючок на стене, на котором висят полоски махровой ткани. — Теплая вода, мыло, только держи раны сухими. Должно быть, именно так ему удается оставаться пахнущим сосной и землей. — Я попробую. Его мышцы расслабляются, и он возвращается к зачерпыванию чего-то похожего на сублимированные овощи и специи в кастрюлю с рисом. — Спасибо, что постирал мою одежду. — Я подношу ткань рубашки к носу и вдыхаю легкий травяной аромат, как будто он стирал ее чайными листьями. — И спасибо за нижнее белье. Мне как-то не по себе без него. Я целенаправленно пытаюсь добиться от него реакции? Да. Упоминание моего нижнего белья действует как заклинание? Тоже да. Над линией волос на его щеках загорелая кожа краснеет и смягчает грубость его лица. Александр действительно очарователен в нетрадиционном смысле. — После того, как поставишь кастрюлю, покажешь мне, как стирать одежду? Это самое меньшее, что я могу сделать. В типичной для Гризли форме он отворачивается от меня и без ответа ставит кастрюлю на дровяную плиту. Я узнала, что мужчина больше делает, чем болтает. Он берет другую кастрюлю, на этот раз гораздо больше, чем та, в которой готовится ужин, и наполовину наполняет её водой. Ставит ее на плиту, а затем достает с полки банку, наполненную белым веществом. Я полагаю, какой-то порошок. Гризли садится за свой маленький столик перед ящиком с приманками и открывает крышку. Я жду, что мужчина вытащит что-нибудь и начнет работать, но он не двигается. — Ты все это сделал? — Нет. — Какие из них сделал ты? — Я подхожу ближе к столу и смотрю, как его плечи сгибаются, точно так же, как тогда, когда я стояла рядом с ним раньше. Когда Гризли не отвечает, я решаю устроиться поудобнее и подождать. Поворачиваюсь к нему, опираюсь бедром в стол в нескольких дюймах от его предплечья. Я не хочу намеренно раздвигать его границы, но если мы планируем жить гармонично вместе, как бы долго мы здесь, ни находились, тогда мы должны перестать ходить друг вокруг друга на цыпочках и создать что-то вроде дружбы. Двигаюсь, чтобы взять одну из пушистых приманок, а затем вспоминаю, как он сердился, когда я прикасаюсь к его вещам. Я провожу пальцем по ней. — Можно мне? Гризли наклоняет голову, и мускул на его щеке дергается. — Да. — Ты это сделал… Ой! — Я бросаю штуковину обратно в коробку, и на моей коже появляется капля крови. — Они кусаются. Я чуть не падаю в шоке, когда поднимаю глаза и вижу, как уголок бородатого рта Гризли приподнимается в полуулыбке. — Будь я проклята. У тебя действительно есть чувство юмора! Мужчина опускает подбородок, и эта полуулыбка пробивается на другую сторону его рта. Я хватаюсь за грудь, потому что контраст его напряженных глубоко посаженных глаз и полных улыбающихся губ — это такая красота, от которой у меня перехватывает дыхание. Мужчина прочищает горло, и я задаюсь вопросом, сделал ли он это, чтобы его улыбка не превратилась в смех. — Крюк. — Да, я догадалась. — Я игриво толкаю его бедро ногой. — Умник. Его тело застывает. Задерживаю дыхание, и между нами тянутся напряженные секунды. Неужели мое прикосновение толкнуло его слишком далеко? Немного лицемерно, учитывая, что у него нет проблем с рукоприкладством со мной, когда ему это нужно. — Это не я сделал. Я делаю ровный вдох. — Где ты научился их делать? — Мой дед. — Он указывает на ту, из-за которой у меня пошла кровь. — Вот эта его. Я снова поднимаю её, на этот раз избегая крючка, который прячется внутри. — Из чего она сделана? — Ты собираешься задавать мне вопросы всю ночь? — Тебя это так сильно беспокоит? — Да. — Почему? — Кроме того, что это раздражает? Я закатываю глаза. — Не понимаю, почему ты настаиваешь на бесполезной информации. — Я просто пытаюсь завязать разговор. — Мне не нужны разговоры. — Похоже на то. Гризли возится с крючком и плоскогубцами. — Я, как правило, неосознанно задеваю чувства людей. Я пожимаю плечами, кладу приманку обратно и поднимаю другую, чтобы осмотреть. — Думаю, что это обратная сторона того, чтобы быть честным все время. Гризли хмыкает. — Если спросишь меня… — Я этого не делал, — рычит он. — Нет. Но если бы спросил. Я бы в любой день предпочла честные оскорбленные чувства лжи. — Продолжаю осматривать приманки, все разные текстуры, цвета и формы. Некоторые выглядят как жуки, в то время как другие как произведения искусства.