— Позволь мне, — говорю я и сажусь на корточки рядом с ней, перекатывая ее на спину, чтобы я мог очистить ее живот. — Можно мне остаться с тобой на ночь? — Ее голос такой робкий, такой непохожий на нее, что я задаюсь вопросом, не сожалеет ли она о том, что мы сделали. Я чувствую, что она готовится к моему отказу. Полагаю, одна ночь в объятиях друг друга не слишком опасна. Я киваю. — Только оденься. — Тем самым устраняя как можно больше искушений. Поворачиваюсь к ней спиной, чтобы набить дровами печь, пока Джордан одевается. Когда понимаю, что она закончила, поворачиваюсь и ложусь рядом с ней на кровать из шкур. Женщина двигается ко мне, прижимаясь щекой к моей груди. — Гризли? — Хм. — Спасибо, — говорит она, зевая. — Ну, знаешь, за все. — А теперь спи. Потому что, если она не перестанет быть милой, я могу снова трахнуть ее до восхода солнца. ЧЕТЫРНАДЦАТЬ ДЖОРДАН Я просыпаюсь в тусклом свете хижины, прижавшись щекой к широкой, твердой, теплой груди, и впервые за долгое время чувствую себя довольной. Если подумать, не могу вспомнить, когда в последний раз чувствовала себя так хорошо. Расслабленной, отдохнувшей и болью во всех нужных местах. Гризли, как оказалось, хорошо разбирается в женщинах. Одного его прикосновения было бы достаточно, чтобы зажечь меня, но в сочетании с его шепотом и тем, как мужчина оберегал мою голову от твердого пола и избегал моих ноющих ребер, это был афродизиак, которого я никогда не ожидала. Испытывая жажду и потребность мочевого пузыря в уборной, я осторожно сажусь. Его веки распахиваются, как будто он не спал все это время и только притворялся спящим. — Ты в порядке? У меня внутри все теплеет от его заботы. Пока мы с Линкольном были вместе, у меня никогда не возникало ощущения, что он заботится о моем благополучии. Если я болела, он спал на диване. Когда серьезно болела, он спал в доме друга, чтобы не заразиться. У меня такое чувство, что Гризли рискнет самым худшим из вирусов, прежде чем он оставит меня, пока я недееспособна. Он хотел бы, чтобы я поверила, что ему на меня наплевать. После вчерашней ночи я задаюсь вопросом, был ли он сам единственным человеком, которому он когда-либо лгал. Я кладу руку ему на грудь, и его мышцы напрягаются от моего прикосновения. — Я прекрасно себя чувствую. Мне просто нужно пописать. Гризли хмурится, как будто неодобрительно относится к такой личной информации, но кивает в невербальном освобождении меня от его присутствия. Наклоняюсь и касаюсь его распухшими, воспаленными губами. Грубость его волос на нежной коже моего лица заставляет меня застонать. Он судорожно втягивает воздух при соприкосновении. Осознание того, что я, таким образом, влияю на человека, обладающего властью и стоицизмом, заставляет меня почувствовать себя могущественной. — Я сейчас вернусь. Он слегка ворчит, когда я отталкиваю его, чтобы встать. Натягиваю сапоги и хватаю куртку, и к тому времени, когда выхожу на улицу, он уже встал и добавил дров печь. На улице светит солнце, и облака — тонкие белые полоски на голубом небе. Уборная, как морозильная камера. Я больше не ищу пауков или злых демонов, ползущих снизу, но вместо этого дрожу от холода, пока нахожусь внутри. Улыбаясь тому, как далеко продвинулась с моей первой ночи, я также чувствую беспокойство. Что будет после того, как я вернусь в город? Я не могу дать Гризли свой номер телефона и ждать, пока он позвонит. У него даже нет телефона. Я даже не уверена что чувствую, когда нахожусь рядом с ним. Может, мои чувства так сильны из-за того, что мы одни в глуши? Потому что он спас меня? Именно в этих мыслях я слышу низкий и повторяющийся звук «чух-чух» вдалеке. Кажется, это… Я снова прислушиваюсь. — Вертолет. — Я вскакиваю с сиденья, натягиваю штаны и выскакиваю наружу как раз вовремя, чтобы увидеть большой черный вертолет, парящий неподалеку. — Александр! — Я мчусь по тому, что осталось от снега и грязи, крепко держась за ребра. — Там вертолет! — Влетаю в дверь хижины и вижу, что мужчина хмуро смотрит в окно. — Видишь? Должно быть, они увидели хижину. Они приземляются. Мужчина влезает в ботинки и плюхается на стул, чтобы зашнуровать их. Я следую за ним через дверь и через деревья туда, где я видела зависший вертолет. Мой желудок переворачивается и шевелится от возбуждения. К закату я могу оказаться дома в настоящей постели! От этой мысли у меня горят глаза. Мы выходим через густую рощу деревьев на поляну. Из-за отсутствия тенистых деревьев на земле почти нет снега, и посреди огромного пространства, как гигантский ангел-спасатель, припаркован изящный вертолет с золотой надписью «Норт Индастриз» на боку. Задняя дверь открывается, и из нее выходит мужчина в деловом костюме, выглядящий так, словно он находится на Уолл-стрит, а не в какой-то глуши в Адирондаке. Мое подсознание кричит, что что-то не так. Это не спасательный вертолет, и мужчина не одет в спасательное снаряжение. Незнакомец улыбается Гризли, но эта улыбка мгновенно исчезает, когда его взгляд останавливается на мне. Челюсть Александра напряжена, и он не сводит глаз с новоприбывшего, когда тот неловко идет в своих мокасинах по грязной земле. — Ты рано, — рычит Александр, как только мужчина оказывается в пределах слышимости. Какого хрена? — Прости, брат. — Он изучает меня прищуренными глазами, в которых кипит неверие. Брат? Не просто дружеское выражение нежности. Хотя у этого человека более светлые волосы и чисто выбритое лицо, я вижу их семейное сходство. — Ну… — Он осматривает меня с ног до головы, с выражением отвращения на лице. — Сюрприз? Я придвигаюсь ближе к Гризли. — Почему ты здесь? — спрашивает Александр тоном, требующим ответа. — Я за тобой. — Незнакомец переводит взгляд на меня. — Кто ты, черт возьми? Мое сердце колотится под ребрами. — Ты понимаешь по-английски? — спрашивает мужчина со снисходительностью в голосе. — Как ты нашла Алекса? — Я нашел ее. Три недели назад. — Александр наклоняет голову и смотрит на мужчину так, что большинство мужчин съежились бы, но этот парень встречает его взгляд. — Я потерялась и была ранена. Твой… брат… спас меня. Парень изучает меня, его карие глаза — такие же, как у Александра — скользят по моей руке, которую я крепко прижимаю к ребрам, а затем останавливаются на моем лице. Или, точнее, моей разбитой и распухшей губе. — Это правда? — Хейс. Мужчина смотрит на Александра и ухмыляется. — Ладно. Что ж, нам нужно ехать. Полагаю, твою гостью нужно будет подвезти? — Мы все едем в одно и то же место. — Гризли хватает меня за локоть и разворачивает, чтобы я направилась обратно в хижину. — Десять минут. Он тащит меня по лесу, как непослушного ребенка. — Что, черт возьми, происходит? У твоего брата есть вертолет? Мы едем в одно и то же место? Что это значит? Город? Ты живешь в Нью-Йорке? — С кем, черт возьми, я занималась сексом прошлой ночью? От этого вопроса меня тошнит. Я пытаюсь вырвать руку из его хватки, но безуспешно. — Отпусти меня! Гризли игнорирует меня. Я останавливаюсь, и инерция его следующего шага сбивает меня с ног. Он поворачивается как раз вовремя, чтобы поймать мое падение, и я утыкаюсь лицом в твердую стену его груди. — Почему ты все так усложняешь? — Он хватает меня за бицепсы и поднимает в полный рост на расстоянии вытянутой руки. — Я все усложняю? — Я изучаю его с ног до головы, его бородатое лицо, пронзительные глаза и напряженные мышцы. — Кто ты такой? Мужчина поворачивается и направляется обратно в хижину, не отвечая мне. — Мистер Норт, сэр. — Мужчина, одетый в белую рубашку с вышитой спереди надписью «Норт Индастриз», приветствует нас у открытой двери вертолета. — Рад снова видеть вас. — Мерфи. — Гризли садится в вертолет передо мной. — Мэм. — Мерфи кивает мне. Его густые, русые волосы, причесанные до совершенства, и отсутствие значительных морщин заставляют меня думать, что он ненамного старше меня. — Добро пожаловать на борт. — Спасибо. — Я вхожу в салон, и меня поражает запах кожи и дорогого одеколона. Два ковшеобразных сиденья первого класса обращены к многоместному сиденью. Братья уже заняли свои места, так что я сажусь на сиденье одна.