Решив так, я развернулась и уже сделала шаг назад, в сторону набережной, с которой пришагала сюда, но сразу же затормозила – в десяти шагах передо мной стоял тот самый, вчерашний оригинал. Я не могла ответить себе на вопрос о том, как долго он наблюдал за мной. В его рту снова была зажата белая трубочка с наконечником в виде тлеющей искры. Наши взгляды сразу же пересеклись и замерли. Спустя секунду в пространстве между нами запахло дымом. – Ты сбежала, – подойдя к холодному шкафу, оригинал начал выгружать в него содержимое своего полиэтиленового пакета. От услышанного я сразу же сделала шаг назад, к двери: он всё же понял, кто я! Знает, что я сбежала из Миррор! Я уже хотела сорваться с места, резко развернуться и убежать через пока ещё не закрытую на три щеколды дверь, но в эту секунду он вдруг перевёл свой взгляд на меня, чем буквально пригвоздил меня к полу. Несколько секунд он просто смотрел на меня, как будто пытался прочесть мои мысли, а потом вдруг снова заговорил первым: – Я о вчерашней ночи. Ты ушла не попрощавшись. Так… Он… Не про мой побег из Миррор?.. – Я оставила тебе слово благодарности, – сдвинула брови я, желая казаться не напуганной, а уверенной, что у меня, несомненно, всё ещё продолжало хорошо получаться. Собеседник вдруг взял упаковку клейких листочков и потряс ею так, что я увидела запечатленное на ней слово “Благодарю”. – Да, видел. Почерк красивый. – Снова опасность. Красивый почерк – это нормально для оригиналов, или это намёк на то, что мой почерк не похож на оригинальный, а значит, я отличаюсь, и значит, со мной что-то не так… – Ты ведь не сбежавший из дома подросток? На вид тебе может быть восемнадцать, но не больше, – отбросив клейкие листы в сторону, он вдруг начал приближаться. Я же, вместо того, чтобы сжаться или сразу броситься к двери, как будто наоборот встала в уверенную стойку. – Тебе точно есть восемнадцать? – снова повторил свой вчерашний вопрос он. – Исполнилось позавчера, тридцать первого мая. Я ведь уже говорила. – Ладно, теперь давай поговорим по-другому. – Он сделал настолько стремительный выпад вперед, что я поняла, что он напал на меня, только после того, как я уже была прижата спиной к той самой двери, через которую ещё пару секунд назад могла бы сбежать, но уже было слишком поздно… Схватив меня за плечи, громила начал с силой трясти меня, при этом заглядывая в самую глубь моих глаз. – Кто ты такая?! Кто тебя послал сюда?! Ничего не ответив, я резко врезалась обоими предплечьями в его грудь, но и тогда его руки не выпустили моих плеч, и тогда я уже хотела ударить кулаком в его нос, но он уклонился. Я наступила ему на ногу, сбросила его руки со своих плеч, попыталась открыть дверь, но он оттянул меня назад за плечо, а приоткрывшуюся лишь на пару сантиметров дверь с грохотом захлопнул одной левой. – Ладно-ладно, успокойся. Я просто проверял. Тяжело дыша, смотря на него снизу вверх округлившимися до предела глазами, я пыталась понять, чего он добивается: – Что проверял? – Ты говорила, что хорошо дерёшься. – И что же? – Как для девчонки, скажем так, неплохо. – Следующие его слова прозвучали с непонятной мне интонацией – он явно пытался донести до меня какую-то мысль. – Однако изнасиловать тебя мне не составит труда. Ага, брови подпрыгнули – боишься? – Не боюсь. – Теперь вопрос: почему? Я замерла. Я должна была бояться. Он так считал. Не боялась – и это казалось ему странным. Мне нужно было понять. Поэтому я решилась на вопрос: – Что такое”изнасиловать”? На сей раз брови подпрыгнули у него. Он сделал шаг назад, окинул меня оценивающим взглядом, ему как будто что-то не очень понравилось или совсем не понравилось. – Хочешь есть? – Вдруг задал совершенно неожиданный вопрос он. Помедлив секунду, я всё же утвердительно кивнула. – Тебе нужен душ, а твоей пыльной одежде не помешала бы стирка, но что-то мне подсказывает, что в твоём рюкзаке не найдётся комплекта сменной одежды. Я угадал? – Угадал, – я всё ещё не понимала, что чувствую. Испуг, смятение, успокоение – всё смешалось в одну кучу. – Моя рубашка сойдёт? Я окинула громилу оценивающим взглядом и ответила честно: – Слишком большой размер. Но на один раз может сойти. Из уже известной мне комнаты выходил небольшой коридор с двумя дверями: за одной, расположенной слева, я не узнала, что именно находится; за второй, расположенной в конце коридора, оказалась небольшая душевая комната, в которой нашлись знакомые мне предметы прачечной – стиральная и сушильная машины. Ещё здесь располагались унитаз, раковина с полочками и зеркало. Решив забросить вещи на быстрые режимы – двадцать минут стирки и десять минут сушки, – я закрылась в маленькой душевой кабинке, перед этим дважды проверив запертость входной двери. По-быстрому приняв горячий душ, я не менее поспешно досуха вытерлась полотенцем, выданным мне владельцем этого плавучего дома, и начала дожидаться свою одежду. В быстром режиме стиральная машина плохо отжала, а сушильная плохо высушила – штаны, кофта и футболка с лифчиком остались мокрыми, только трусы и просохли. Тяжело вздохнув, я засунула одежду назад в сушилку и на сей раз включила её на целый час. Надев трусы, всё же взяла рубашку, выданную мне оригиналом вместе с полотенцем. Материал рубашки оказался приятным для тела, а её размер настолько большим, что до колена не хватило всего одной ладони. Рукава были закатаны и застегнуты, но меня это не устраивало – правую руку, замотанную в бинты, как и пальцы в лейкопластыре, я старательно не мочила и теперь желала спрятать свои физические повреждения, чтобы не привлекать к ним ненужного внимания. Опустив рукава до самых пальцев, я снова взялась за полотенце, стерла им пар с зеркала и начала осматривать своё отражение. Волосы почти высохли, но всё ещё оставались влажными – собрать в хвост или оставить распущенными, чтобы быстрее просохли? Лучше второй вариант. Правый уголок нижней губы всё ещё не зажил. А так, вроде бы, больше ничего необычного, все повреждения спрятаны под рубашкой, ничего не должно зацепить глаз… По крайней мере, я очень сильно надеялась на такой исход, потому что мой желудок урчал всё громче, а из коридора в эту комнату уже начал проникать аромат чего-то жаренного. До боли сжав кулаки и зажмурившись до возникновения пульсирующих точек перед глазами, я сделала несколько глубоких вдохов и выдохов. Я справлюсь. По мне не видно, что я клон. Иначе бы он уже заметил. Попробует “достать из-под земли” или “изнасиловать” – это не страшно. По крайней мере, для меня. Может быть потому, что я не знаю значения этих странных слов. Неважно. Быть запертой на протяжении десяти часов в шкафу, утыканном гвоздями, быть сожжённой заживо огненным столбом, оказаться в морозильной камере целиком или в виде отдельных органов – вот что страшно. Всё остальное – нет, не страшно. Глава 24 В Миррор я знала наверняка, какую пищу, в какой день и в какой час буду есть. Уже третий день я живу вне этого распорядка. И хотя основную часть этого времени я ощущала голод, всё же мне нравится отсутствие распорядка и определённо точно нравятся новые ароматы, и новые вкусы. Как только я вышла из коридора, оригинал скользнул по мне поспешным взглядом – уверена, эта поспешность была наигранной, – и сказал – может, попросил? – сесть за стол. Уже сидя за столом, я пробежалась взглядом по выступу окна, на котором ещё вчера заметила расставленными необычные фигурки: серебристые человечки в разнообразных костюмах и с различными видами оружий в руках. Интересно было бы узнать, каково предназначение этих занимательных предметов. Спустя две минуты после моего появления в этой комнате, оригинал отошел от шкафчиков, у которых до сих пор что-то скворчало. Подойдя к столу, он поставил передо мной небольшую плоскую тарелку, на которой горкой была выложена кажущаяся горячей пища, и напротив поставил ещё одну тарелку – для себя. – Сегодня скрэмбл с овощами. Небогато, но завтра будет вкуснее. – Хорошо, – смотря на свою порцию то ли согласилась, то ли уверовала я. Он положил рядом с моей тарелкой вилку и после этого расположился напротив. Наши взгляды встретились. Я хотела спросить насчет вилки, но вместо этого неожиданно задала совершенно никак не связанный со столовыми приборами вопрос, при этом напрочь забыв отвести взгляд: – Как тебя зовут? – Эйбрахам Норд. Дед с бабкой звали Эйб, но все знакомые зовут просто Брэм. Полученная информация показалась мне интересной: надо же, имя, звучащее тремя, совершенно разными способами. – Красивое имя, – наконец искренне утвердила я, при этом неосознанно сдвинув брови к переносице. – Правда? – Да, – я уверенно кивнула головой. – А ты, значит, у нас с фамилией Неон. – Можно просто Ариадна. – Ариадна. У этого имени, вроде как, нет сокращенной формы звучания? – Вроде как нет, – я нахмурилась ещё сильнее. Мне не нравилось, что мы снова сосредоточились на мне, да ещё и завели разговор о непонятных мне “сокращенных формах имён” – что это вообще может значить? – поэтому я решила ещё раз попробовать заговорить о нём. – Тебе был интересен мой возраст. А сколько тебе лет? – А сама как думаешь? – Тридцать? Ну, может, немногим старше. – Нет, с первого раза угадала: ровно три десятка, – с этими словами он взял свою вилку и вдруг начал есть ею без ножа! В Миррор можно было приступать к трапезе только с ножом и вилкой, в противном случае всё могло заканчиваться запиранием. Я нервно сглотнула. – Что такое? Не нравятся омлеты? Я растерялась: – Что ещё за омлеты? Впившись в меня странным взглядом, он на секунду замер, а потом вдруг ткнул своей вилкой в направлении моей порции: – То, что у тебя сейчас на тарелке. Скрэмбл – это разновидность омлета. Омлет – это взболтанная с мукой и молоком яичница. Яичница и молоко – вполне понятные, даже обыденные слова. Снова вернув на лицо маску невозмутимости, я взяла вилку и попробовала свою порцию. Вкус хотя и казался отдалённо знакомым, всё же отличался – рецепторы распознали незнакомые специи. Это было очень… Очень хорошо. – Ну как? – явно заинтересованным тоном вдруг поинтересовался оригинал. – Вкусно, – одобрительно кивнула я, уже берясь за второй кусок. – Эта лодка… – Я осеклась. – Яхта. Это твой дом? – Да. Все люди как люди, живут в комфортабельных квартирах, а я в путешественники подался, живу на этой скромной посудине, ем скрэмблы да бродяжек подбираю.