Ничего не ответив, она резко врезалась обоими предплечьями мне в грудь, но и тогда мои руки не выпустили её. Она уже хотела смело ударить кулаком прямо в мой нос, но я уклонился. В следующую секунду она наступила мне на ногу, после чего всё же сбросила мои руки со своих плеч и сразу же попыталась открыть входную дверь, но я оттянул её назад за плечо, а приоткрывшуюся лишь на пару сантиметров дверь с грохотом захлопнул одной левой. – Ладно-ладно, успокойся. Я просто проверял. Тяжело дыша, смотря на меня снизу вверх округлившимися до предела глазами, она словно пыталась понять, чего я добиваюсь: – Что проверял? – Ты говорила, что хорошо дерёшься. – И что же? – Как для девчонки, скажем так, неплохо. – Теперь мне захотелось проверить её на испуг: – Однако изнасиловать тебя мне не составит труда. – От услышанного её лицо переменилось, но не так, как я того ожидал – не от испуга, а, скорее, от недоумения. – Ага, брови подпрыгнули – боишься? – Не боюсь. – Теперь вопрос: почему? – Что такое”изнасиловать”? От услышанного меня покоробило. Я сделал шаг назад и, продолжая смотреть в её лицо, начал пытаться понять… Она говорила серьёзно. Действительно не понимала… Но как такое возможно? Притом что отбивалась она отлично, хотя и неубедительно, как для засланного агента. При этом даже после произошедшей между нами стычки, которая скорее была нападением с моей стороны, она оставалась стоять передо мной и не торопилась совершить повторную попытку открыть дверь. Значит, откуда бы она ни пришла, идти ей некуда… Я не знал, какие слова в этой ситуации подойдут лучше всего, поэтому спросил наобум: – Хочешь есть? – Помедлив секунду, она всё же утвердительно кивнула головой. – Тебе нужен душ, а твоей пыльной одежде не помешала бы стирка, но что-то мне подсказывает, что в твоём рюкзаке не найдётся комплекта сменной одежды. Я угадал? – Угадал, – она выглядела растерянной. – Моя рубашка сойдёт? Она окинула меня оценивающим взглядом: – Слишком большой размер. Но на один раз может сойти. Всё же я надеялся услышать от неё эти слова при других обстоятельствах, в гораздо более спокойной и интимной обстановке. Но это был даже не намёк. Она действительно говорила всего лишь об одежде. Что ж, может ещё передумает? Что-то в этой девушке меня по-настоящему сильно цепляло. И дело было не только в её внешних данных. В моей рубашке она утопала и оттого смотрелась особенно сексуально. Я старался не пялиться. Но всё же мой взгляд так и цеплялся за мокрые кончики её невероятно густых волос, касающиеся её приоткрытого декольте. Она не надела лифчик, и теперь я пытался понять, намёк ли это на то, что я могу надеяться увидеть её сегодня в своей постели, или у меня просто необоснованное сексуальное влечение? Ещё и ноги у нее оказались такими стройными… Я поставил тарелку перед ней, специально отведя взгляд в сторону, чтобы случайно не зацепиться им за ложбинку её груди третьего размера: – Сегодня скрэмбл с овощами. Небогато, но завтра будет вкуснее. – Хорошо. Её “хорошо” словно елей мне на душу пролило: значит ли её согласие, что и завтра она собирается ходить передо мной в таком соблазнительном виде? Хотя, при чём здесь соблазн? Просто быть здесь. Не обязательно в моей рубашке. Может быть мы вообще не потрахаемся. Такое предположение досадно, конечно, но а вдруг она так и не захочет? Даже больше, чем досадно… Очень досадно. За этот вечер я отметил в своей гостье много странностей, помимо её сексуальности, крайне эпично подчеркнутой моей рубашкой, которую она столь невозмутимо надела на своё голое тело, о чём я никак не мог прекратить думать. В своём имени она всё ещё как будто сомневалась. Некоторые слова, вроде “бродяжка”, она как будто впервые слышала, что наводило меня на мысль о том, что она может быть нелегальной мигранткой. Но если так, тогда откуда вдруг у неё такое хорошее знание языка и отличный акцент, чёткое произношение?.. Печенье она уплетала так, словно впервые в жизни ела сладость. Наблюдать за этим было так же приятно, как за её вздымающейся грудью. На ночь я снова оставил дверь в свою комнату приоткрытой, в надежде на то, что она всё же придёт. Пару раз я попытался ей намекнуть на то, что между нами может быть “что-то интересное”, но она как будто в упор не поняла ни одного моего прозрачного намёка, хотя выражение её лица будто выдавало её попытки понять (вскоре я пойму, что эта её черта меня тоже притягивает). Так и не дождавшись шагов в коридоре, я почти успел заснуть разочарованным, когда впервые услышал её ночной крик… С этого момента я понял, что секс с ней мне совсем не светит, даже если я закормлю её всеми видами романтических ужинов, на которые только смогу извратиться. В том, что она травмирована внутренне, я понял этой ночью, а с утра увидел ещё больше травм: на её оголенном плече сиял огромный фиолетовый синяк. Этой самоуверенной и при том наивной красоте кто-то определённо точно намеренно причинил вред. От этого осознания у меня знакомо свело зубы – захотелось прикончить зверя, вкусившего запретную кровь. Глава 51 Брэм Норд Я обычный мужик тридцати лет, живущий на подержанной яхте, отдающий должное уважение процессу приготовления вкусной еды, выпивающий в барах и на первый взгляд – надеюсь – кажущийся человеком, не имеющим тёмного дна, которое между тем есть у каждого. Кто-то хранит свои скелеты в шкафу. Мои же скелеты слишком далеки от аллегорического значения, чтобы их возможно было хранить в столь непрактичных местах. Да и шкафов понадобилось бы слишком много. Неудобно. Сначала я хотел стать шеф-поваром. А потом стал самым невидимым киллером Скандинавии. Как так вышло? Достаточно просто: я выжил, а моя семья – нет. Аутопсия установила точную причину смерти моей четырехлетней сестры, тридцатилетней матери и сорокалетнего мужчины, из дома которого мать планировала сбежать, но не успела. Мужчина застрелил сначала мою мать, затем мою сестру, после облил свой дом бензином, бросил спичку и выпустил пулю себе в висок. В это время восьмилетний я находился в другом конце города – в компании школьного друга продавал печенье, чтобы помочь матери с деньгами, с которыми у неё всегда были проблемы. Спустя три дня после рокового пожарища меня забрали к себе в Швецию родители матери. Хорошие старики оказались. До сих пор не понимаю, почему мать разорвала с ними связь. Подозреваю, она была из числа импульсивных женщин, таких, которые склонны не просто делать ошибки, но жить ими. И всё же она была хорошей женщиной… По крайней мере, я запомнил её именно такой. Мои дед с бабкой оказались гурманами и оттого любителями вкусной готовки: дед только выпекал, а бабушка была мастером на все руки. От них мне и передался интерес к приготовлению блюд, изучению рецептов, подбору вкусов и сочетаний специй… Они умерли с разницей в десять дней, незадолго до моего девятнадцатилетия. Я собирался поступать в колледж на специальность повара, копил деньги, должен был пройти экзамены в том году, но вместо этого похоронил стариков, разобрался со скудным наследством – всего лишь старый дом с четырьмя комнатами – и отправился бродить по миру. Всего я казнил девятерых насильников. Выслеживал каждого отдельно. Никогда не работал на заказ – только по собственному соображению. Среди них были разные личности: зверь из трущоб, зверь из роскошного дома, бездомный зверь, зверь из палатки… Разные звери. Все замаранные насилием: кто-то избивал жену, кто-то девушку, кто-то детей, кто-то терроризировал целую семью… Больше всего запомнились первый, седьмой и девятый. Первый потому, что стал первым. Его молодую жену, мою ровесницу, доставили в больницу, в которую двадцатилетний я попал с вывихом запястья. Девушка едва была в сознании и, вяло ворочая языком, пыталась доказать доктору, что причиной переломов её руки и носа стало неудачное падение с лестницы. Медсестра досадующим тоном причитала о том, что муж этой девушки раз в три месяца привозит её в неотложку с перебитыми костями: падение с лестницы, падение с велосипеда, падение при попадании в яму, падение-падение-падение… Я нашел этого человека. Тщательно перепроверил его: три месяца следил за его домом, сняв дом напротив – город был небольшим, все дома не выше двух этажей, а эти два дома вовсе стояли на окраине. Я искал стопроцентное подтверждение того, что он избивает свою жену, а между тем видел только его измены – когда его жены не было дома, он приводил в их общий дом других женщин. Подтверждение пришло в конце третьего месяца наблюдений: он за волосы выволок жену из дома и, размахивая ремнём, потащил её в сарай. Она смогла отбиться и сбежала. На следующее утро зверя нашли мёртвым. Вскрытие установило отравление крысиным ядом. Якобы проблемный муж не выдержал своего ничтожного существования, а быть может и вины перед женщиной, у которой три месяца назад случился выкидыш из-за его побоев, наелся крысиного яда, запил его дешевым пойлом и помер в собственном гараже. Так начались мои девять лет хождений по чужим мукам. Седьмой зверь был непрост. Богат и очень влиятелен, носящий маску идеального семьянина: жена и три совсем маленьких ребёнка, личный шофёр и пёс породы спаниель. Я заподозрил домашнее насилие, совершенно случайно столкнувшись с его женой в книжном магазине: она покупала книгу на тему внутрисемейного абьюза, на её запястьях проступали синяки. Узнать её домашний адрес было просто. В итоге я следил за её жизнью на протяжении целого года, пришлось даже установить в её доме скрытое видеонаблюдение – я представился электриком. Женщина была совсем молодой, запуганной, старающейся выглядеть “нормально”, рисовать для своего мужа “красивую семейную картинку”. Он же в ответ на её старания бил её по местам, которые удобно прикрывались одеждой, насиловал, обещал отнять у неё детей, угрожал запихнуть её в психушку – его богатство и связи предоставляли ему возможность реализовать все его угрозы. А у меня была возможность освободить его измученную жену, в глазах социума выглядящую такой счастливой, такой любящей… Зверь любил отдыхать в принадлежащем ему загородном доме, в неизменной компании своей любовницы. Этот загородный дом стоял в красивом месте: лес на многие километры кругом. Я же со школьных времен любил длительные походы. Никаких машин – рюкзак за плечи и десять миль туда, десять миль обратно, с винтовкой и глушителем за спиной. Мне было достаточно всего лишь выхватить его прицелом посреди ночи в окне на первом этаже – он только закончил свои игрища с любовницей, отправившейся в ванную комнату, налил себе виски, подошел к окну… Один щелчок – и его жена больше не рыдает на полу ванной из-за полученных побоев. От видеонаблюдения в его доме я, естественно, избавился заранее. Поэтому не узнал, как отреагировала на новость о сломанной клетке освободившаяся птица. Зато спустя три дня вернувшись из похода в дом напротив, я впервые увидел её свободно играющей со своими детьми на детской площадке – прежде они не могли позволить себе подобной роскоши. Девятый зверь стал последним. Избивал родную дочь и её мачеху. Официальная версия: застрелился из собственного ружья на охоте. Я решил завязать на нём. Потому что увидел, как его двенадцатилетняя дочь с синим от побоев лицом и двумя выбитыми зубами разрыдалась из-за потери этого животного. Сначала я решил, будто это были слёзы облегчения, но она всерьёз горевала по тому, кто ежедневно колотил её. Да и тот факт, что этот изверг был из бывших копов, наделал немало шума, так что лучшего момента залечь на дно было не найти. Плюс ко всему прочему, до тридцати лет мне оставалось всего полгода, захотелось подумать о собственной жизни и перестать следить за чужими: первая освобожденная мной птица повторно вышла замуж и родила двух девочек, на семейных фотографиях выглядела счастливой; седьмая открыла собственный бизнес; девятые – мачеха с дочерью – переехали в большой город, завели двух котов. Остальные птицы тоже порхали: всего три решились снова выйти замуж, две решились рожать, четверо оставались без пары, две сменили страну, некоторые начали заниматься любимым делом, другие ударились в благотворительность, все не стесняясь демонстрировали в online-режиме счастливые картинки своих жизней… Я решил заняться своей. Вернулся в Швецию, разыскал Илайю, снова встретил Риту, которой сторонился со времён старшей школы – слишком жизнерадостная для такого, как я. Расскажи я ей о том, чем все эти годы занимался и на что жил, едва ли она сначала не упала бы в обморок, а после возвращения в сознание не сбежала бы в ошарашенном – в лучшем случае – состоянии. Однако разве бывают другие реакции, по-другому реагирующие на подобные истории девушки? Спустя полгода пребывания в Швеции я начал подозревать, что таких девушек не существует. Начал готовиться к одиночеству, свыкаться с мыслью о том, что секс без обязательств, которым я нет-нет да и перебивался до сих пор, может стать неплохим выходом из положения, и здесь вдруг появились эти большущие серые глаза, густые каштановые волосы-хвост-косы, любая еда ей вкусна, всё вокруг ей интересно, смотрит прямо на меня, в упор, но только… Ссадины на её теле – вопрос, мгновенно проникший под мою кожу. Глава 52 Брэм Норд Знакомство Илайи с Ариадной получилось интересным. Уже только потому, что мне не нравилось, как он пялился на неё, облачённую в мою рубашку и поглощенную своим знакомством с попугаем. – Птица сказала слова! – она врезалась в Илайю, а затем в меня шокировано-восторженным взглядом. Её серые глаза буквально сияли, и сияние это вызывало внутри моей грудной клетки неприятный переворот – да за что же мне это?! Птица вновь заговорила: – Девушка. Девушка и Брэм. Девушка и Брэм. – Скажи ему своё имя, – предложил Илайя. – Ариадна. – Брэм и Ариадна. Брэм и Ариадна. Ариадна и Брэм. Красивая девушка. Крррасивая, – птица как будто погладила одной лапкой прядь её распущенных и растрепанных после сна волос. От этого она так красиво заулыбалась, что я не выдержал и отвёл взгляд. – Да уж, Брэм знает толк в красивых девушках, правда, Аро? – Илайя подмигнул своей птице с намёком, который оказался для меня неожиданно неприятным. – Брэм знает, – мгновенно согласилась птица. – Брэм знает толк в красивых девушках. Я по-быстрому выпроводил друга, не забыв обдать его красноречивым взглядом. Закрыв за ним дверь, я обернулся и вновь попал под действие серых глаз: – Чего это он? – Подумал, что ты моя девушка.