– Эллис? Это ты? Ты в порядке? Блин, compadre, не надо звонить мне по этой… – Сеньора Мок? Это хладнокровное лицо с кошачьими чертами, эти грациозные и томные движения – все должно было превратиться в рассеянные элементы в луже остывающего обсидиана. – Сеньора Семаланг. – Я пыталась связаться с вами, как вы велели в записке. Все в порядке? Закусочная, она… – Я знаю, знаю. – Думай. Думай! Перри Мейсон всегда знал, что собирается делать. Ему сценаристы подсказывали. Соображай! – Записка? Какая записка? – Мне ее принес patron – там было написано, что я должна позвонить вам из общественной будки в другом конце улицы. Сеньора Мок… («Йау-Йау».) …Йау-Йау, ресторан… – Я в курсе. Мой дом тоже взорвали. Мой гребаный дом, мое жилище, мои друзья. Ваши compadres – настоящие профи в грязной игре. Вы должны мне все рассказать, сеньора Семаланг. Я просто хочу знать, что происходит, черт побери! – Я не знаю; поверьте мне, я не помню. Мне нечего вспоминать. Йау-Йау, я не существую. И мне так страшно. Если бы не записка, я бы сидела за столом… – Сеньора, я не посылала никакой записки. Это не в моем стиле. – Клиентке не нужно было знать, что Йау-Йау страдала функциональной дислексией. – Тогда кто это сделал? Почему? Чего они хотели? – Двигаясь от простого к сложному, я бы начала с «почему?». – Йау-Йау принялась вести отсчет на пальцах. – Чтобы вытащить вас оттуда. «Кто?»: тот, кто знал, что «Такорифико Суперика» вот-вот взорвут и что вы были там, со мной. «Чего они хотят?»: я даже не знаю, сколько команд на поле, не говоря уже о том, в какую игру они играют. – Люди, которые разрушили закусочную и ваш дом… – («И сожгли Трио, не забывайте».) – …вряд ли отправят своей жертве записку с предупреждением. – Что немедленно выводит на поле еще одну команду. Опять спортивные аналогии. Ты слишком часто смотришь эту чушь, Йау-Йау Мок. Новый опиум для народа. – Кто-то хочет, чтобы вы выжили – а противная сторона желает вас убрать. Насовсем. – Смутные сомнения мучили, как назойливые комары. Позже. Йау-Йау с ними справится, выдрессирует, обучит мелким фокусам, но все это случится позже. – Сеньора Семаланг, я знаю, что вы не можете вспомнить ничего важного, годного в качестве повода для убийства, но люди, которые пытаются с вами покончить, думают иначе. Это хорошо и плохо одновременно. Хорошо в том смысле, что я, возможно, смогу во всем разобраться, а плохо – эти hijos[137][Hijos – сокращение от hijos de puta («ублюдки», исп.).] даже не думают сдаваться. «Думай. Да!» – Послушайте… Эй? Алло? Вы меня слышите? – Мартика Семаланг исчезла; камера показывала улицу, на которой не осталось ни одного неповрежденного окна. Где-то за кадром пылал огонь. Мертвая женщина вернулась, приглаживая руками волосы. – Простите, – сказала она. – Я не могу здесь больше оставаться. Ветер переменился, и пламя движется в мою сторону. – Стойте! Погодите! Не надо! – закричала Йау-Йау. – Задержитесь там еще немного. Я кое-кого пришлю. Он отведет вас в безопасное место, где мы сможем встретиться. Просто оставайтесь на месте, пока он не придет, хорошо? Вы узнаете его, когда он скажет… – («Что он скажет, а? Прекрасный вопрос!») – «Вопрос жизни и смерти», а вы ему ответите «Долбаный Дэвид Нивен[138][Дэвид Нивен – исполнитель главной роли в названном фильме.]». Ну разве были другие варианты? – Вы меня поняли? – Вопрос жизни и смерти. Долбаный Дэвид Нивен. – И постойте, погодите, не спешите, еще кое-что. Сеньора Семаланг, что бы ни случилось, не звоните мне больше по этому номеру персоналки. Я не могу гарантировать, что это безопасно. Я найду вас. Как? Она разберется позже. Да, позже. И никак иначе. Йау-Йау осторожно проехала на мопеде по персоналке. Треск пластикового корпуса ознаменовал разрыв последней ниточки, связывающей ее электромагнитным экстазом паутины. Адвокатесса вздрогнула, чувствуя одиночество и липкий пот под вирткомбом. Прильнувшие к коже микросхемы внезапно показались чем-то холодным и мертвым. Над Копанангой прокатились раскаты грома. Йау-Йау лавировала на своем мопеде между длинными колоннами бронированных машин seguridados, выстроившихся очередью до самого пастельного мерцания врат. Если тот пикотоковый удар нанесла корпорада, зачем вызвали морпехов? В воздухе витало нечто поважнее. Пока еще оставалось время до завершения игры, она может кое-кому позвонить. Телефон-автомат нашелся в пустынном кафе: все залито неоновым светом, но на диванчиках, обитых шкурой науги[139][«Наугахайд», букв. «шкура науги» – известный в 60-х и 70-х американский бренд искусственной кожи, который построил рекламную кампанию на образе вымышленного зверя науги, который способен сбрасывать шкуру, и потому его не нужно убивать.], не болтали ногами шестнадцатилетки. Все ушли по ту сторону границы, танцевать с мертвецами некромамбо. Телефон чуть не подавился банковской картой Йау-Йау, но все-таки принял оплату. На настенном экране через дорогу Джанет Ли за рулем автомобиля гнала все быстрее, обуреваемая эмоциями, и поглядывала в зеркало заднего вида, воображая преследователей. На самом деле, милочка, опасность впереди. В «Мотеле Бейтса»[140][Отсылка к фильму А. Хичкока «Психо» с Джанет Ли в главной роли (Psycho, 1960).]. «Дзынь-дзынь, – уведомил видеофон. – Дзынь-дзынь, Йау-Йау». – Яго. – Йау-Йау. – Яго. Бритая голова напудрена блестящей пылью цвета «синий электрик». Брови выщипаны, накладные ресницы накрашены, голубые глаза подведены, на веках тени. Болтаются серьги-шандельеры. Подбородок выбрит до невозможности. Надутые губки, розовая помада; рот влажный, как лопнувшая переспелая хурма. М-да, недурной макияж, очень даже недурной. Блестки и дешевая бижутерия: чем больше, тем лучше, в этой системе эстетических координат «вульгарно» считается комплиментом. Наманикюренные ногти, лак того же цвета, что и губы: цалуй скорее, hombre. Высший балл за руки – обычно их труднее всего изменить, но тут просто выше всяческих похвал. Подкожные импланты закачивали в лавчонках, работающих по ночам; к утру тектосиликон просочится через поры, но пока что все выглядело весьма прилично. Даже лучше, чем ее собственные руки, черт возьми. И вся эта красота была облачена в футляр из блестящей текучей лайкры. Ну прям леденец ручной работы. Йау-Йау призналась самой себе: он выглядел… фантастически. – Яго?.. – У каждого мужчины должно быть хобби, Йау-Йау. – Отлично выглядишь, Яго. Я бы убила за такой цвет лица. Он улыбнулся. Улыбка тоже была безупречная. – Спасибо, Йау-Йау. Ну разве я не примадонна? Мы с ребятами весь год готовились. – Яго, я… э-э… не вовремя? (Сама-то как думаешь, Йау-Йау?) – Мне нужно на zócalo через пять минут. Ты что-то хотела? – Да. Можно и так сказать. Могу я попросить о паре одолжений? – Ох, Йау-Йау… – простонал Яго, понимая, что грандиозный вечер с друзьями приехал на станцию «Вылезай». – У тебя есть копия проги, которую ты для меня сделал? – Я никогда ничего не выбрасываю. – Ты не мог бы ее загрузить? – Йау-Йау, ты хоть представляешь, какой объем занимает эта программа? – Яго! – Имя не сочеталось с дрэг-квин на экране, как рабочие ботинки не сочетаются со свежим педикюром. – Мне нужна твоя помощь. И она объяснила, в чем дело. – Черт возьми, Йау-Йау. – Мне надо, чтобы ты кое-что выяснил. Корпорада «Теслер-Танос» перевела шесть миллионов на призрачный счет Мартики Семаланг, но я хочу точно знать, кто санкционировал платеж. Если смогу выяснить, кто, тогда узнаю, почему. Ты поможешь, Яго? – Конечно, querida[141][Querida – дорогая; ласковое обращение к возлюбленной (исп.).]. – Взгляд Клеопатры расфокусировался. – Проги запущены. – Пересылаю данные. Костюм их сохранил. Сама понимаешь, душечка: не лезь на рожон. Яго застенчиво ухмыльнулся. – Буду нежен, как котик. Валяй, подруга. Йау-Йау сунула нить вирткомба в телефонный разъем для передачи данных. Томящиеся бармены за стойкой отвлеклись от игры с ножом для стейков и пальцами, вытянули шею: а что там происходит в зале? Не ваше собачье дело, favelados. Краткий миг связи со старой, любимой прогой был подобен прикосновению руки любовника к хребту. Удовольствие и стыд. Йау-Йау так и не признавалась самой себе в том, что ее сексуальность была связана с машинным миром неразрывными узами. Ровный лимбический ток данных, вознесение в кибернетическое облако неведения[142][Облако неведения – термин из одноименного мистического трактата XIV века.], растворение избыточно материальной плоти в жидкой многовариантности форм; а еще интимная близость вирткомба, избранная ею уличная одежда, чувственное скольжение бритвы Яго по коже головы, деликатное проникновение интерфейсных разъемов в тело. Ну почему она не могла, подобно мертвецам, отбросить свою унылую, растерянную, монохромную суть и возродиться новой, счастливой, искренней, многоцветной, киберсексуальной Йау-Йау? Вот кто она такая. Вот что она такое. Это не умаляло ее важность в данный момент. Человек измеряется не тем, с кем или с чем он joder. Средоточие любви, ненависти и хрупкости, имя которому Йау-Йау Мок, никогда не изменится. – Йау-Йау, ты в порядке? Она посмотрела на Яго, который был волен делать что угодно, быть кем угодно и радоваться этому, выражая то, что считал своей сутью, и прослезилась. Блин, конечно, она не в порядке. – Эй?.. – Все нормально. Я в порядке. Вот дерьмо. Яго, сделай для меня еще кое-что. – Что пожелаешь, querida. – Поезжай вот сюда, – она передала ему координаты Мартики Семаланг, – забери мою клиентку и отвези к себе. Знаю, я прошу о многом… – Он изобразил кокетливое возмущение. – Но мне больше некому довериться. Ах да, скажи ей пароль: «Вопрос жизни и смерти». Яго закатил глаза и выгнул изящные брови: эталонное отчаяние в стиле кэмп[143][Кэмп – эстетическое постмодернистское направление, для которого характерны театральность, гротеск, но вместе с тем живость и дерзость, исследование границ классических категорий прекрасного и безобразного. Направление широко распространилось в 80-х гг.]. – Извини, ничего лучше не пришло на ум. Сложные обстоятельства, сам понимаешь. Она ответит: «Долбаный Дэвид Нивен». – Ты же в курсе, что он в Трес-Вальес сверхпопулярен? – Яго. – М-м?