Нуит весело фыркнула. – Что за мещанство, мать твою. Ты же теперь в некровиле, muchacho! В 1719 году в ночь перед праздником Тела и Крови Христовых фра Хуан де Диос из Общества Святого Франциска основал миссию Сан-Исидро после того, как Пресвятая Дева, Королева Ангелов, явилась ему и его покрытым пылью монахам в небольшой лощине у подножия гор Санта-Моника. Источник забил там, где раньше не было воды, и тем самым обозначил особое место. Фра Хуан де Диос трижды омылся во имя Отца, Сына и Святого Духа и немедленно отправился с братьями на поиски древесины, красного самана и дешевой индейской рабочей силы, чтобы возвести небольшой скрипторий. Почти пятьсот лет монахи Сан-Исидро сопротивлялись посягательствам мира. Дворцы Мамоны – гасиенды, георгианские или псевдотюдоровские, – осаждали его; размышлениям братьев мешали крики и стоны во время вечеринок у бассейна, щелчки и влажные удары, выдающие мелкие садомазохистские развлечения жителей пригородов. Надвигались мертвецы приходили, дом за домом, сад за садом, улица за улицей подкрадываясь к Сан-Исидро, как фикус-душитель, вытесняя серристос из их гасиенд, георгианских и псевдотюдоровских особняков. Францисканцы, островок анахроничной веры посреди опровергающего ее океана, держались. Такое у них было кредо: стойкость и смирение. Конец наступил, когда Региональный комитет агломерации Трес-Вальес написал на карте nec plus ultra[180][«Дальше некуда» (лат.). По легенде, это изречение было написано на Геркулесовых столпах и указывало морякам, что они достигли края мира.] и надежно изолировал миссию Сан-Исидро внутри некровиля Святого Иоанна. Братья съехали. Дом смерти, преисполнившись мудрой иронии, занял освободившееся помещение. – Можно увидеть океан, если подняться на башню, – сказала Нуит, зажигая длинную тонкую свечу и устанавливая ее на подставке перед статуей Богоматери, Владычицы Ангелов. Машины воскрешения заполнили длинный узкий неф, как будто собрались послушать реквием. Души, ожидающие возрождения, тихонько напевали григорианский хорал. – В ясный день. Без смога. Или тумана. В идеальных условиях. Ступеньки неровные. Не рекомендуется страдающим от головокружения. Поскольку Камагуэй им не страдал, они поднялись на башню. Через побеленные арки открывался вид на все четыре стороны света. Ветер принес аромат океана: на мгновение Камагуэю показалось, что сквозь дымку он видит серебристый блеск волн, разбивающихся о далекий, недостижимый берег. В долине над мертвым городом рядами поднимались столбы дыма, вторя сетке улиц. Пальмы будут тлеть много дней, подумал Камагуэй. Конвертопланы низко прожужжали над зоной горения, и дымные полосы завились спиралями. Выглянув из восточного окна, он увидел три черных шпиля аркосанти «Теслер-Танос», которые вздымались из дыма и густеющего янтарного смога. С южной стороны Камагуэй посмотрел вверх. Он знал, что не сможет разглядеть корабли там, наверху, но все же надеялся, что увидит горстку черных точек за бледнеющим небесным знаком или, может быть, падающий корпус, сгорая, прочертит на небе длинную угольную полосу, расписавшись в собственной гибели. Радио водителя в тук-туке, который доставил их сюда, бормотало о том, что флот Свободных мертвецов разрушает орбитальные заводы и перестраивает их обломки в некое колоссальное космическое сооружение. На некоторые вопросы он не узнает ответа. Они спустились с башни и через темный, тесный неф прошли в сад миссии. Одетые в белое молодые работницы Дома смерти встретили их под высокими тенистыми пальмами, которые аркой нависали над красной черепицей часовни. Они пожали друг другу руки, как принято у мясного народа. – Сеньор Кинтана. – Проводником Камагуэя в вопросах воскрешения выступала высокая чернокожая женщина, немногословная и грациозная, что казалось обязательным для всех сотрудников Дома смерти. – В наших процедурах работы произошел ряд изменений, о которых я должна вас проинформировать. Дом смерти больше не выступает в качестве посредника между клиентами и корпорадой «Теслер-Танос». Поэтому мы отправили всю сумму, накопленную на вашем страховом счету инморталидад, на счет Дома смерти Сан-Исидро, указав вас в качестве бенефициара. Полная сумма плюс проценты будут доступны после воскрешения, вы сможете распоряжаться ими как пожелаете. – Зашибись… – проговорила Нуит. – Именно. Итак, сеньор Кинтана, вот резервуар, который мы для вас приготовили. Внезапно «хлопушки», космические сражения, таинственные орбитальные артефакты, мятежные Дома смерти и рассыпающаяся система contratada превратились в бумажные фонарики в тропическом шторме. Смятые, раздавленные, улетающие в небытие кувырком. Огонечки погасли. Смерть рядом, смерть здесь, смерть – поднятая крышка резервуара Иисуса под древними стропилами бывшей монастырской трапезной. – А я точно должен это сделать? – Ты не должен делать того, чего не хочешь, – твердо сказала Нуит. – Так, дайте-ка мне эту хреновину. Мы все устроим на свой лад. Высокая чернокожая женщина поколебалась, прежде чем передать Нуит маленький пластиковый цилиндр. Камагуэй слишком много времени провел в тени Сантьяго Колумбара, чтобы не узнать его. – Я вас позову, – прибавила Нуит. Женщина в белом поклонилась и исчезла в недрах бывшего монастыря. – Нуит, мне страшно. Нут села на влажную от росы траву и прислонилась к наклонному стволу монастырской пальмы. Раздвинула ноги, похлопала по траве. – Иди ко мне. Он сел, скрестив ноги. Нуит небрежно обхватила его ногами за талию и притянула к себе. Иглы на его плечах и спине согнулись, каждая подарила мимолетный сладострастный поцелуй. Нуит его обняла. – Я все время буду с тобой. Я не оставлю тебя. Когда глина расколется, первым, что ты увидишь, будет моя физиономия. – Нуит. – Да. – Теперь я понимаю, почему ты так поступила в отеле. Твои трюки с превращением. Ты не хотела, чтобы я возненавидел тебя, увидел монстра, вампира, который питается мужскими желаниями. Ты хотела шокировать меня, бросить мне вызов и посмотреть, сумеют ли мои представления о том, какой может и должна быть любовь, выйти за рамки, обусловленные плотью. Ты обнажила себя до голых костей и спросила, могу ли я полюбить это. Я могу, Нуит. Я могу полюбить тебя такой. – То были не голые кости любви, мясной мальчик. Хочешь их увидеть? Я покажу. – Она открыла флакон, вытряхнула содержимое на ладонь правой руки. Поднесла к лицу Камагуэя: одинокий тектофармацевтический паук; черный как грех. – Это и есть любовь. Вот в чем ее суть: один вопрос. Достаточно ли сильна твоя любовь, чтобы убить того, кого любишь? Достаточно ли сильна твоя любовь, чтобы избавить его от боли? Она держала паука на раскрытой ладони, предлагая его Камагуэю. – Я не могу, Нуит. Мне не хватит силы духа. – Знаю. Мне хватит. – Она подняла руку, поднесла ладонь к его лбу. Кратчайший контакт, мимолетное соприкосновение. Он резко вдохнул, медленно выдохнул. – Я думал, что-нибудь почувствую. – Он действует очень нежно. Та главная сучка из Обители Смерти обещала мне, что ты просто медленно заснешь. – Нуит коснулась его головы своей. Паук был черной кастовой меткой на его лбу, из которой изысканные яды просачивались в передний мозг. Камагуэй прижался к Нуит. Кончики игл разорвали ее кружевной наряд, оставив на коже аккуратные параллельные царапины. Она ощупала новые волдыри: затылок, тыльную сторону ладоней, впадины ключиц. Нежные прыщи лопнули, тектопластические шипы превратились в острые крючья. – Жаль, что здесь нет моего отца. Я бы хотел попрощаться. Может быть, потом… – Это бы только навредило ему и сбило с толку тебя. – Вот чего я не могу понять: почему мы теряем всех, кого любим. Почему мы должны начинать все сначала, строить новую жизнь, новую любовь, находить новых друзей и семьи. Как же больно тем, кто остался на другой стороне. – Больно было бы тем, кто проходит через это, если бы им пришлось наблюдать, как их близкие, партнеры, дети стареют, слабеют и умирают, в то время как они не меняются. – Боже милостивый… Адам Теслер совершил ужасную вещь. – Если в битве ты собираешься обойти смерть с фланга, нельзя рассчитывать, что обойдется без потерь. Камагуэй потянулся, улыбнулся, протянул руку назад, чтобы коснуться головы Нуит. – Так тепло и спокойно. Начинается, да? Она провела пальцами по его волосам. – Нуит, я бы хотел, чтобы ты кое-что для меня сделала. Иди в кафе «Конечная станция». Они все будут там: Сантьяго, Туссен, Йау-Йау и, возможно, даже Тринидад. Все мои старые друзья. Полагаю, это своего рода традиция – собираться там в Ночь мертвых. Мы начинаем и заканчиваем в кафе «Конечная станция». Иди к ним. Расскажи им, что со мной случилось. Пожалуйста. – Хорошо. Нет проблем. – Спасибо. Становится теплее – да, Нуит? Нуит держала его за руку. Солнце поднималось все выше, заливая монастырский сад безжалостной жарой. Под пальмовыми листьями была тень. Неподалеку роскошно журчал фонтан в покрытом мхом каменном бассейне – те самые воды, которые показали фра Хуану де Диосу место, где Богоматерь хотела, чтобы он построил монастырь. Инверсионные следы были движущимися линиями И-Цзин, нарисованными на небесах: космические корабли сходили с орбит, направляясь к большому космопорту в пустыне. Нуит показалось, Камагуэй что-то бормочет, и она наклонилась ближе, прислушиваясь. Вроде бы он шептал: «Свет, свет». Но она так и не сумела в этом убедиться. Через некоторое время его хватка разжалась, и рука с полусогнутыми пальцами упала на прохладную траву ладонью вверх. – Я! Никакая! Не querida, ублюдок! – закричала Йау-Йау Мок, адвокат «Эллисон, Исмаил и Кастарди», метнув тяжелый левый кулак в голову Яго. Когда он отпрянул, искренне растерянный, она попыталась вцепиться ему в горло. Отряд оборотней поймал ее в прыжке. Их мех был колючим от дождевой воды и пах мытой псиной; их униформой была набедренная повязка с логотипом «Мистер Луна с космической пулей в правом глазу». Йау-Йау чувствовала, что должна помнить, откуда он взялся; это ужасное ощущение, мысль вертится в голове, но не дается – оно всегда ее настигало, когда Хорхе затевал очередную викторину типа «Кто снимался с Фредом Макмюрреем в „Двойной страховке“?» Лужа крови от пронзенного насквозь asesino росла. Останки ударного отряда лежали, точно так же пронзенные, вцепившись в древки гарпунов, разинув рты от боли и гнева. Как в нуарном кино, однако в этой игре кто-то не успел достать козырь. – Сеньора Семаланг, или как вы там себя называете, окажите любезность – пойдемте с нами. – Яго протянул руку Мартике Семаланг/Мадрилене Фуэнтес. – Как ваш адвокат, советую не делать этого, пока мы не узнаем, каковы их намерения, – крикнула Йау-Йау. Яго присел на корточки, чтобы оказаться с ней на одном уровне, и поднял боевые очки. У него отклеивались накладные ресницы. – Ладно, Йау-Йау. Мы никуда не пойдем. Снаружи вспыхнула новая звезда предрассветного желтого цвета. Ударной волной выбило воздух из легких. Панорамное окно Ван Арка распалось на рой острых, как бритва, стеклянных пчел, которые полетели, обгоняя пылающий штормовой ветер. – Хорошо, хорошо! – сдалась Йау-Йау Мок. Обломки горящего конвертоплана были центром более масштабных разрушений. Фасад центрального Дома смерти в округе Святого Иоанна превратился в осыпающийся склон из искореженного алюминиевого каркаса и крошащегося бетона. Лагуны пылающего авиационного топлива расползались в стороны от рухнувшего корпуса; тела силовиков выглядели как темные, обугленные необитаемые острова в море желтого пламени, увенчанные единственной пальмой без листьев – гарпуном какого-нибудь оборотня. Горели автомобили, велорикши, общественные foncabinas – кабинки видеосвязи; потрясенные, обожженные владельцы ларьков стояли на безопасном расстоянии, наблюдая, как их скромные средства к существованию превращаются в пепел. Одинокий, немой кинопроектор транслировал адские, фрагментарные изображения на клубящийся дым: одинокая детская коляска катилась по ступенькам в Одессе[181][Детская коляска, катящаяся по Потемкинской лестнице – сцена из немого фильма Сергея Эйзенштейна «Броненосец „Потемкин“» (1925).]. Перезаряжая длинное, архаичное оружие из наплечных колчанов, фаланга оборотней веером рассыпалась по улице, проверяя сектора обстрела. Камуфляж Яго пытался подстроиться под хаотичную неэвклидову геометрию горящих обломков, пока он морщился и копался в сточной канаве. – Лишь вопрос времени, когда «Теслер-Танос» заметит, что у них стало на один отряд asesino меньше, – сказал Яго, осторожно шаря в мусоре голыми руками. – Вот дерьмо, ну где же… Потом они вышлют ток-взвод, и к гадалке не ходи. И на этот раз будут целиться как надо. Вылезай, сука! – Яго закряхтел. Мышцы на его шее напряглись, как тросы моста; вены пульсировали на выбритом черепе. Миллиметр за миллиметром Яго поднимал упругий конус золотистой жидкости из асфальта, словно пытаясь вырвать вулкан с корнем. Штуковина поддавалась миллиметр за миллиметром, пока не вырвалась из объятий земли с воплем рвущихся молекул, которого не постыдилась бы и мандрагора. – Иисус, Иосиф и Мария, там внизу, должно быть, пористый слой. Я едва дотянулся до ручки сверху! Аморфная лужа янтарной жидкости волшебным образом обрела форму и четкость: трехмерное контурное изображение низкого, гладкого автомобиля. Когда запрограммированный тектопластик вспомнил, что он такое, и перенастроился, сила поверхностного натяжения распределила материю, разделив в нужных местах и расправив складки и морщины. – Яго, – сказал вожак оборотней, – ты в порядке? – Да, я в порядке. И спасибо, compadres. – Рука из плоти схватила переднюю лапу волка; когти аккуратно сомкнулись на мягком предплечье. Символ солидарности. – Muerte y libertad[182][Смерть и свобода (исп.).]. – «Дайте мне свободу и смерть»[183][Искаженная цитата из произнесенной 23 марта 1775 года речи американского политика Патрика Генри, которая, как принято считать, сподвигла войска штата Виргиния присоединиться к Войне за независимость США. Правильно: «Дайте мне свободу или смерть».], – сказал вожак стаи. Поднятый сжатый кулак; волчья стая растворилась, как жидкость, в освещенной пламенем ночи. Йау-Йау не могла избавиться от назойливого ощущения, что один из них кого-то ей напоминает. Возможно, Фреда Макмюррея из «Двойной страховки». – Los Lobos de la Luna, – выдохнул Яго. – Говорят, из-за политики иной раз приходится ложиться в одну постель с очень неожиданными партнерами, ну, как-то так. Йау-Йау, все это часть более грандиозной и безумной схемы. Волки, Дом смерти, «хлопушки» в космосе, «Теслер-Танос», даже подручные Ван Арка: это спектакль. Даже у тебя есть отдельная роль в нашем маленьком промышленно-шпионском балете. Щелк, щелк, щелк. Кусочки, которые она хранила в щелях и карманах своей сенсорной кожи, собрались воедино, соединились без единого шва, на молекулярном уровне, словно поработал реставратор-чудодей. – «Кодекса-13» никогда не существовало? Если можно отнять воспоминания, их можно и сфабриковать; что такое память, как не просто еще одна кучка молекул, которые текторы перерабатывают? Все это было выдумано, все это игра, один большой макгаффин. Яго улыбнулся и медленно похлопал в ладоши. Сломанные лакированные ногти еще не восстановились. – Я знал, что не ошибся в тебе, – сказал он. – «Кодекс-13», фальшивое стирание памяти, приз в виде бессмертия-без-смерти, сеньора Семаланг или Фуэнтес, даже ты, Йау-Йау, были использованы «Теслер-Танос», чтобы разоблачить и уничтожить организацию промышленного шпионажа «Аристид-Тласкальпо». Что и было сделано. Остатки в настоящее время ликвидируют compadres наших бесстрашных друзей. Огонь перекинулся на Дом смерти; ряды зрителей расступились, их карнавальные костюмы в отблесках пламени выглядели вычурными и почему-то угрожающими. – Конечно, все это не выдерживает слишком пристального внимания, – продолжил Яго, – вот почему я очень хочу, чтобы мы сели в машину… Таковая как раз завершила сложные метаморфозы и стояла, урча и дыша асфальтовой жарой, рядом с канавой, из которой ее призвали. – …и убрались отсюда, пока никто не понял, что произошло.